ты знаешь о чем я говорю
почему бы Не бить врага его оружием
почему Не навести на этих людей Страхиужас
и если даже одного Изнихубьют
это еще Ничего Не значит
так что не бойся…
Ты уже заметил как мой совет тебе
самсобой обретает форму аименно
прекрати заниматься делами отца
разве у тебя нет своих планов
или разве и у тебя нет таких планов
какие можно легко выполнить
но нелегко истолковать
будьуверен он Не позволит себя остановить
в худшем случае тыему навредишь
тогда весь свой гнев какой останется
он обратит на тебя…
Я исхожу Не только из своих размышлений
но мы все подробно обговорили
отец ия
но ты Не пугайся
ятебя Не выдала
я была хитра как опытная лгунья
твое имя вообще Не упоминалось…
Поначалу отец колебался и просто Не знал
можно ли с идиоткой обсуждать
такое деликатное дело
но вот бы ты видел
какему удалось преодолеть колебания
и какмне довелось все узнать
единственная цена которую я заплатила
это чтоя все время молчала но это просто.
Еще две вещи
первое не забудь про кофе
тут в киоске он досихпор не продается
бедная продавщица уже слышать Не может вопросов
второе я бы при возможности
поучилась играть на какомто инструменте
по радио так часто слышишь их
только я пока Не знаю на каком
сегодня мне нравится один а завтра…
Вчера я слышала фагот
лишь с недавних пор прислушиваюсь к инструментам
то есть к их названиям
раньше они были просто музыка
может это будет флейта
может и скрипка или
фагот
ты там ходишь повсюду
вдруг посоветуешь чтото другое
мне надо узнать насколько трудно учиться
на разных инструментах
мне Неохота мучиться месяцами
если я Не запутываю ты ведь исам
когдато давно начинал играть на скрипке
что из этого вышло
и кофе пожалуйста
Твоясестра
***
В понедельник я полдня мечтал только об одном: забраться бы в какую-нибудь пещеру под скалой, в самый глухой угол, и ни во что не впутываться. Письмо меня просто убило. Эллу я люблю до умопомрачения, но письмо!
Я ехал к Марте на съемки, адрес она продиктовала по телефону, и непрерывно повторял несколько этих злосчастных строк. Чья вина, моя или Эллы? Но ты не пугайся. Я тебя не выдала. Я была хитра как опытная лгунья. Твое имя вообще не упоминалось… Теперь-то ясно, почему отец так себя повел. Услыхал, что я впутал в это дело его обожаемую бедную Эллу, и сразу меня возненавидел. Сначала я удивился, отчего он, вернувшись из лечебницы, немедля не призвал меня к ответу, а потом догадался: именно так он и поступил, только на свой манер.
С тех пор как я стал всерьез размышлять об Элле, я веду себя с ней совершенно иначе, нежели отец. Стараюсь принести ей с воли все, что могу. Я убежден: раз уж она отрезана от девяти десятых всех событий, то нельзя утаивать от нее сообщения о таковых. Отец, напротив, считает неправильным переносить вести из одного мира в другой, по его мнению, спутанное сознание не нуждается в дополнительной путанице. Например, он долго отказывался покупать Элле радио, хотя в общей комнате все равно ведь стоит приемник.
Киностудия размещалась в бывшем кинотеатре, я приехал в обеденный перерыв. Светловолосый охранник, сидевший в старой будочке кассы, грубо спросил, куда это я направился. Я ответил, что у меня назначена встреча с актрисой Мартой Лепшиц. Он прошелся пальцем по списку и, не глядя на меня, уточнил:
— Как, значит, ее фамилия?
Дверь в большой зал была открыта, я вошел. Настроение мерзкое, мне даже почти хотелось, чтоб охранник меня не пустил.
Рабочие, держа в руках пакеты для бутербродов, перекрикивались через весь зал. Я никогда не бывал на киностудии, но особого любопытства сейчас не испытывал. За столиком трое в форме эсэсовцев играли в карты, я спросил одного про Марту, но тот покачал головой. Две боковые двери, тоже открытые, вели во двор, куда киношники выходили размять ноги. Вышел и я, сразу увидев Марту с какими-то людьми, на груди у нее красовалась желтая звезда. Сделав вид, будто ее не заметил, я прислонился к стене, как и другие, и подставил лицо солнцу: пусть сама меня найдет.
Рядом сидел на корточках молодой человек, грелся на солнышке с закрытыми глазами. Лицо покрыто густым слоем грима, на груди опять-таки желтая звезда. Разглядев его как следует, я пришел к выводу, что внешность у него вполне соответствует расхожим представлениям о том, как выглядит еврей. И тут же все мероприятие стало мне отвратительно, а все аргументы против участия в нем Марты, какие пока приходили мне на ум, показались слишком мягкими. Почему евреев в кино должны изображать настоящие евреи? Марте, когда ей предложили роль, следовало ответить: только если эсэсовцев тоже будут играть настоящие эсэсовцы.
Молодой человек, открыв глаза, заметил мой пристальный взгляд и отвернулся. Тогда глаза закрыл я, наслаждаясь солнечными лучами, которые так давно не показывались. Элла не заслужила ни малейшего упрека, я ведь даже не просил ее утаить наш разговор от отца. Правда, я полагал, что она естественным образом так и сделает, но с чего я взял, что для нас с ней естественно одно и то же?
Между мною и солнечными лучами возникла помеха, однако за облачко я ее не принял, почуяв рядом Марту. А глаза открыл только после того, как не смог сдержать улыбку. Марта не постеснялась обнять меня при всем честном народе и не выпускала из объятий так долго, что я даже удивился.
Спросила, почему я встал у стены и греюсь на солнышке, а не пошел ее искать. Опустилась на землю, на затоптанные какие-то травинки, и тянула меня вниз, пока и я не уселся рядом. Обычно такого достаточно, чтобы привести меня в прекрасное расположение духа, но в тот раз я никак не мог забыть про письмо.
— Звезда тебе идет, — сказал я. — Честно.
Она выпустила мою руку, испытующе поглядела, пытаясь угадать, не нарываюсь ли я на ссору. Звезда сидела не на положенном месте, пришитая так, что верхний конец смотрел в небо под углом примерно в двадцать пять градусов, зато нижний покоился у Марты на кончике правой груди. «Ну да, именно так евреи тогда и расхаживали!» — хотел было я сказать, но не сказал.
Носатый молодой человек рядом с нами, кажется, расслышал единственную произнесенную мною фразу. Он одаривал Марту такими взглядами, которые впредь ей бы не стоило позволять в силу их дерзости. Марта дала ему отпор, усердно любезничая со мной. С лучезарным видом спросила, чем мы займемся по окончании съемочного дня. Помню, эти слова — «съемочный день» — очень меня разозлили, они подчеркивали осведомленность Марты во всех здешних делах.
Я объяснил, что на дачу мы поехать точно не можем, вчерашний вечер с отцом и Квартом ничего нового не принес. Новость плохая, поэтому мрачное выражение лица менять не понадобилось. Я вытащил из кармана дубликат ключа: мне, мол, в жизни не приходилось таскать с собой столь бесполезный предмет.
Однако Марта, не сбиваясь с настроя, показала на безоблачное небо. Не наводит ли погода также и меня на одну хорошую мысль? Вот, добилась своего, и я готов со всем примириться, ведь меня ждет нечто невероятное. На миг я забыл про письмо от Эллы, или, точнее, оно на миг показалось мне не столь ужасным.
Толстый и с виду страшно утомленный человек, у которого сзади рубашка выбилась из штанов, встал в дверях кинотеатра и, хлопнув в ладоши, объявил конец перерыва. Марта разрешила мне уйти и вернуться за нею после конца съемочного дня. Я, разумеется, предпочел остаться и посмотреть, как она играет.
— Раз уж я здесь оказался, — мои слова.
В легкой толчее у двери Марта меня кому-то представила — возможно, режиссеру. В его взгляде, сначала равнодушно скользнувшем мимо, а потом все-таки задержавшемся, мне почудилось сожаление о том, что лицо, подобное моему, пропадает для экрана.
