На этом месте отец, который до того слушал с безучастным и вроде бы даже скучающим видом, перебил Кварта:

— Если уж рассказываешь, то давай точно. Последние метры до дома мы его не несли, а тащили волоком. Ты за правую ногу, а я за левую. Тебе что, об этом неловко сказать?

Кварт, сердито взглянув на отца, никак не мог решить, стоит ли вступать в объяснения из-за этого упрека. В итоге он заявил, что всякий рассказывает свои истории так, как считает нужным. И продолжал, обращаясь ко мне.

Отец с Квартом, схватив Хепнера с двух сторон, вели его по лесной тропинке, а Ротштейн пошел вперед и следил на каждом повороте, не идет ли кто навстречу. Можешь себе представить — так сказал Кварт, — до чего приятно чувствовать на своем плече руку надзирателя. Вдруг из кустов выскочил какой-то ребенок, следом появились и родители. Увидели, как двое пожилых людей тащат человека, явно пострадавшего, и спросили, не надо ли помочь. Кварт от ужаса язык проглотил, а отец спокойно поблагодарил их, заверив, что справятся сами. На том вся семья удалилась в направлении озера, а они без помех потащили пленника дальше. Особенно интересным в этом происшествии было, по словам Кварта, поведение Хепнера: он поостерегся выдавить из себя хоть единый звук. Кивал, когда отец отказался от помощи незнакомых людей, а когда они двинулись дальше, казалось, испытал облегчение сильнее всех остальных.

— Но разве не ясно было, что он именно так себя поведет? — перебил я.

Отец, оторвавшись от изучения меню, посмотрел на меня с отвращением. Кварт ответил:

— Ясно-то ясно, но если на кону годок-другой тюрьмы, то все-таки разница: или тебе что-то кажется вероятным, или это действительно произошло.

Официант подал горячее. Кварт заказал себе кусок мяса, который официант сбрызнул спиртом и поджег на наших глазах. Он и тут исполнял все движения с нарочитой ловкостью, Кварт наблюдал за ним восторженно и гордо. Отец, наоборот, постукивал пальцами по столу. Для меня же этот миг явился верхом счастья, я вот уже сколько дней не ел ничего горячего. В последующие минуты все внимание я посвятил исключительно еде.

Кварт снова и снова требовал ответить: вкусно ли нам? Отец только кивал, а я, доставляя Кварту удовольствие, принимался нахваливать свое блюдо. В конце концов отец рявкнул:

— Так, раз и навсегда: очень вкусно!

Лишь наевшись до отвала, я смог отвлечься от тарелки. Кварт держался со мной внимательно и дружелюбно, однако, я чувствовал, всерьез меня не воспринимал, уделяя внимание лишь оттого, что я по воле случая сын его сообщника. На какое-то мгновение мне тоже захотелось присоединиться к ним. Спрашиваю у Кварта:

— Этого человека ищут, так?

— С чего ты взял?

— Его семья давным-давно заявила в полицию. Значит, его ищут.

— Ты знаешь, что у него есть семья?

— А почему нет?

— Ладно, давай дальше.

— Его разыскивают, полиция найти не может. Потом вы его отпустили. Он вернулся домой, но по известным причинам вынужден молчать. Однако история на этом не закончилась.

— Как?

— Совсем не закончилась. В полиции спросят: где ты был? А что ему ответить?

Кварт долго и, как мне показалось, тревожно смотрел на отца, пока тот не ответил вместо него:

— Можешь об этом не волноваться.

Я сказал Кварту:

— Вот так он все время разговаривает: отговорки да пустые слова.

Отец не успел еще взъяриться, как Кварт вмешался, сказав ему, что беспокойство за отца естественно для сына, а мне — что осторожность для них на первом месте, на это я стопроцентно могу положиться.

— Думаешь, мы сами не знаем, что находимся во вражеской стране? — прошептал он.

— Зачем ты оправдываешься перед сопляком? — бросил отец.

А я сказал:

— Да уж, вы исключительно осторожны: тогда я вошел в дом, теперь Хепнер выскочил у вас из окна.

Не сумел я сдержаться. Надо бы небеса благодарить, что о моем вторжении уже никто не вспоминает, а я сам его приплел, да еще обозвал неосторожностью.

Кварт сказал, что они сделали выводы и теперь знают точно, как поступать. Прозвучало это так, словно они смирились с фактом моего прохода через незапертую дверь. Правда, пленнику это ничего хорошего не сулило. Я спросил, что с ним будет дальше.

— Зачем тебе знать? — ответил Кварт вопросом на вопрос.

— Затем, что он много о себе воображает, — проронил отец.

А Кварт свое:

— Ну отпустим мы его, тебе-то что? Или, наоборот, повесим — что тебе до него?

Отец не унимался:

— Чем ты с ним вежливее, тем больше он наглеет. Ты же слышишь, какое хамство он себе позволяет!

— Нет, — сказал Кварт.

— Сначала вламывается в дом, а потом нас же упрекает в неосторожности!

— Давай потише.

И Кварт огляделся по сторонам.

— Бывают такие люди: пока десять раз не выгонишь, не уйдет. Вот он из них, — добавил отец.

Мне вдруг подумалось, что они могли между собой сговориться и из-за дружелюбия Кварта я оказываюсь совсем не защищенным от отцовских оскорблений.

— У нас разные точки зрения, это вполне естественно: ты ведь не был в лагере, — заключил Кварт.

Отец не мог дольше терпеть этого перешептывания. Он встал, взглянул на Кварта столь же презрительно, сколь и на меня, и направился в сторону туалета.

— Злится, что вы так спокойно со мною разговариваете, — прокомментировал я. — Он считает, на меня можно только орать.

Кварт тронул рукой мое плечо. Не глядя друг на друга, мы молчали, пока не вернулся отец. Со столика тем временем все убрали.

— Ну что? — обратился отец к Кварту. — Ты попросил его быть ко мне снисходительней?

За кофе Кварт рассказал, что побывал вчера в той пивнушке, куда захаживает и Хепнер. О его исчезновении там и словом не упомянули, значит — не заметили. Следовательно, никто его не разыскивал, следовательно, до вчерашнего дня в полицию никто не заявлял. Отец закатил глаза, поджал губы, глотнул кофе. Кварт, считая такое его поведение несправедливым по отношению к себе, возмутился:

— А кто первый рассказал ему про пивнушку, я или ты? Откуда он узнал, кто затащил Хепнера на дачу, от меня или от тебя?

Только когда отец, отвернувшись от Кварта, поглядел мне прямо в глаза, я осознал приближение катастрофы. Придя тогда к Кварту, я наврал столь убедительно, что у него не зародилось и тени сомнения, и тут вдруг этот убийственный случайный удар! Надо выдержать бесконечный взгляд отца, не дрогнуть, когда кровь ударила в голову и сердце грозит остановиться, надо сидеть с самым невинным видом.

Наглядевшись вдоволь, отец опять повернулся к Кварту:

— Ну, я рассказал. И что с того?

Облегчение тоже пришлось скрыть, ведь тот, кому не грозит опасность, не может испытывать этого чувства. Так я и не разобрался, то ли отец не захотел разоблачать меня перед Квартом, то ли действительно думал, что сам поделился со мной и просто не может сейчас об этом вспомнить.

***

Письмо от Эллы:

Дорогой Ганс

сегодня у нас была комиссия

проверяла Все ли в порядке

с правовой стороны

целый день хлопанье глазами

целый день головы комиссии

парили над дорожкой в парке

сворачивали за угол…

Медсестрам это вообще Никчему

они были сама напряженность

да и мне тоже лучше

если все как всегда.

Также я Не забыла

Что тымне рассказал

о своей беде в последний приезд

я стою на своем тебе Надо

поговорить с отцом

другого пути нет

если только забыть Все

что ты видел и что слышал

это тоже можно…

Вероятно ты думаешь чтоя

не осознала тогда масштабы истории

или ятебя бросила на произвол

Тоидругое неверно

у тебя глаза стали круглые

от разочарования аябытебе рада

дать полезный совет но янемогу

знать все только оттого чтоя Твоясестра…

Таким ужасным какты описал мнеэто дело не кажется

ужасным оно было бы наоборот и оно было ужасным

но с этим покончено разинавсегда