— Не знаю. До тех пор, пока ты не докопался бы до правды.
— И ты продолжала бы пить таблетки, внушая мне, что мы просто не можем иметь детей?
— Да.
— Бог мой, как же я тебя ненавижу!
Сьюзен вся съежилась, ей казалось, что она вот-вот умрет.
— Я знаю.
— Нет, не знаешь. Ты и понятия не имеешь, насколько ты мне противна. — В два прыжка Бен покрыл отделявшее их расстояние, поднял руку словно для удара, но вместо того, чтобы ударить Сьюзен, сжал ее лицо в ладонях и впился в рот свирепым поцелуем. — Почему? — резко спросил он, оторвавшись, прямо в ее дрожащие губы. — Ответь мне: почему. Я хочу понять. — Его губы были такими теплыми, и Сьюзен невольно потянулась к нему, мечтая прижаться к его груди. Однако Бен, схватив за запястья, резко отстранил ее руки. — Я жду!
— Не надо тебе этого знать, Бен, это такой ужас…
— Мне нужна правда.
Сьюзен беспомощно смотрела на него, понимая, что теряет его — да что там, уже потеряла. Она так долго хранила свою страшную тайну. Никому, даже отцу не рассказала о том, что случилось тогда в парижской студии.
— Скажи мне.
С чего начать? Какое слово произнести первым?
— Я… у меня уже был ребенок.
— Что?!
Кровь так бешено стучала в висках, что, казалось, Сьюзен вот-вот рухнет. Она не смела поднять на Бена глаза.
— У меня был ребенок, — еле слышно прошептала она. — Маленький сыночек.
— Когда?
— От брака с Фрэнком. Мы были женаты чуть больше года, когда родился Джимми.
— И что же дальше?
— Я его потеряла.
— Он родился мертвым?
— Нет. — Сьюзен вся покрылась холодным потом. Как выговорить следующие слова? Перед глазами снова встала страшная картина, которую она отгоняла от себя все эти годы. — Я нянчила его сама. Ему исполнился годик, а потом…
— Что потом, Сьюзен? — рявкнул Бен. Схватив ее за плечи, он стал свирепо трясти ее, словно выбивая из нее правду.
— Я убила его.
Глава одиннадцатая
Нет, Бен решительно отказывался верить. Он снова и снова заставлял Сьюзен повторять рассказ, не обращая внимания на ее судорожные всхлипывания. Что-то тут не вязалось. Бен пытался составить себе цельную картину, но какие-то куски выпадали из нее, превращая историю Сьюзен в чудовищную головоломку.
Так, хорошо, она познакомилась с Фрэнком в Париже. Сьюзен вышла за него замуж тайно, не поставив в известность родителей. Ее отец, все же прознав о замужестве дочери, был крайне возмущен, и они впервые в жизни поссорились. Но Алиреза Нариман слишком любил дочь, чтобы бросить ее на произвол судьбы. Он не отказал ей в материальной поддержке, но на какое-то время связь между ними прервалась. Отец явно рассчитывал, что дочь вскоре поймет, что ее брак обречен на неудачу, и покинет мужа. Поэтому-то Сьюзен и не решилась сообщить родителям о ребенке. Она не сказала о нем даже матери, с которой иногда созванивалась. До этого места рассказ Сьюзен выглядел вполне логично. Загадки начинались дальше.
— Бен, умоляю, не надо больше…
От душевной боли Сьюзен скорчилась на кровати. Но Бен был неумолим, сейчас ему было не до жалости.
— Как утонул ребенок? — резко спросил он.
— В воде, в своей ванночке. Он купался.
— Сам он, годовалый, не мог купаться. Это ты его купала.
— Да.
— И что случилось?
— Он утонул.
— Как?
— Может, его стульчик сломался. Или нет… Я не помню, Бен, прошло столько времени.
— Не так уж и много, всего четыре года.
Сьюзен закрыла глаза и обхватила себя руками.
— Отпусти меня, — прошептала она. — Отпусти меня, отпусти!
— Я хочу услышать. Хочу знать, как ты допустила, чтобы твой ребенок утонул.
— Я не могу тебе сказать.
— Нет, можешь. И скажешь. — Он угрожающе надвинулся на нее, лицо его было черным от гнева. — Зазвонил телефон? Кто-нибудь пришел? Как получилось, что ты про него забыла?
— Я фотографировала! — выкрикнула Сьюзен таким пронзительным голосом, что, казалось, провели ножом по стеклу.
— Что? — Бен был совершенно потрясен.
— Я убила Джимми, потому что занималась фотографией.
Прибыл врач, приехали родители Бена. Сьюзен лежала, свернувшись калачиком, в темной спальне и не позволяла включить свет. Ей хотелось одного — чтобы ее оставили в покое.
Однако сквозь закрытую дверь до нее доносились голоса, шепот и восклицания. Она слышала настойчивый голос Бена и другой, возмущенный, полный отвращения, — голос его матери.
Чуть позже к ней в комнату вошел врач. Невзирая на протесты Сьюзен, он зажег свет и принялся ее осматривать. Осмотр был недолгим, но очень тщательным. Он посветил миниатюрным фонариком в глаза Сьюзен, прослушал ее сердце, измерил давление. В конце концов он спросил ее, принимала ли она в последнее время какие-нибудь лекарства, кроме витаминов и противозачаточных средств.
— Нет, — тупо отозвалась Сьюзен.
— Насколько я понял, вы лечились в швейцарской клинике. Там ведь вам давали какие-то лекарства?
— Только когда привезли, в самом начале. Успокоительное… У меня был нервный срыв на похоронах. — Сьюзен безучастно пожала плечами.
Врач ничего не сказал, лишь приподнял ее голову за подбородок. Сьюзен встретилась с ним глазами. Она была уверена, что увидит в них отвращение, но врач смотрел на нее сочувственно. Внезапно к горлу Сьюзен подступили слезы, и она взмолилась, чтобы врач ушел.
— Сейчас самое время поспать. Это вам поможет, — сказал врач.
— Я не хочу спать.
Врач присел на край кровати.
— Все люди совершают ошибки.
— Вы это называете ошибкой? Тосты спалить, дать кофе убежать — это ошибка. А я такое натворила!..
— Даже самый хороший человек может совершить трагическую ошибку.
— Но не такую страшную! — Слезы, застилавшие глаза, закапали с ресниц Сьюзен. Каждое биение сердца напоминало ей, что она отняла у своего маленького сынишки жизнь. — Я так его любила, — рыдая, бормотала Сьюзен, — любила больше всего на свете…
В своем горе она не заметила, как приоткрылась дверь и на пороге безмолвно застыл Бен. Не слышала Сьюзен и того, как он бесшумно вышел, притворив за собой дверь.
— И все-таки, — мягко сказал врач, заставляя Сьюзен снова откинуться на подушки, — теперь вам просто необходимо отдохнуть. А о будущем поговорим завтра.
Когда Сьюзен проснулась, шторы были отдернуты, впуская в комнату солнечный свет и благодатное тепло. Голова у нее была тяжелая, тело слушалось плохо, но ей все же как-то удалось выкарабкаться из постели и добраться до ванной.
В зеркале она увидела свое отражение. Белое как мел лицо, запавшие глаза, обведенные темными кругами, бесцветные, сжатые губы. Краше в гроб кладут, подумала Сьюзен. Внезапно перед ее мысленным взором встало видение: Джимми, плавающий в воде личиком вниз с распростертыми ручонками. Ноги у Сьюзен подогнулись, она рухнула на колени и дико закричала.
Почти тут же появилась женщина в черном. Госпожа Асади, машинально отметила Сьюзен. Мать Бена решительно взяла ее под руку и отвела назад в постель. Что-то бормоча под нос по-персидски, она протянула невестке чашку чаю.
— Пейте.
Сьюзен дрожащими руками взяла обжигающе горячую чашку.
— Бен? — прошептала она. — Где Бен?
— Уехал, — холодно отозвалась госпожа Асади.
— Куда?
Пожилая женщина накрыла Сьюзен пуховым одеялом.
— По делам.
Все ясно. Дела. Вечно одни дела.
— Но куда именно?
— В Иорданию. Что-то связанное с коммерцией.
Коммерция. Вечно эта коммерция. Контракты, доходы, прибыль. Глаза Сьюзен наполнились слезами. Оказывается, для других еще существуют какие-то краски в жизни, в то время как для нее все давно уже стало серым. Она поняла, что ей просто необходимо увидеться с Беном, ведь он единственный человек, которому она может довериться. И которого любит по-настоящему.
— Когда он вернется?
— Не знаю.