Ну какой из тебя купец, Филя! — возразил Голованов. — У Демидыча фактура, понимаешь, вид. Водку жрет стаканами. Купец!
Филину идею неожиданно поддержал Грязнов:
Так и порешим. Если какой-то Палец бизнесмен, то почему Филя наш не может быть купцом? Появятся общие интересы, а там, глядишь, и дело пойдет.
Я-то кем буду при Филе? — спросил Демидыч.
Как всегда. Телохранителем, — вместо Грязнова ответил Голованов, ловко увертываясь от ручищ рассвирепевшего Демидыча. — Останови его, Грязнов! Удавит!
Сиди, Демидыч! — Грязнов осмотрел парня. — Мысль хорошая. Телохранитель так телохранитель.
Демидыч встал, вышел и с треском задвинул дверь купе.
Не надо бы, ребята, — сказал Филя, сострадательно глядя на закрытую дверь. — Переживает Демидыч... И вообще, мура это все. Купец, телохранитель
И впрямь мура, — согласился Грязнов. — А если ничего не придумывать, оставить как есть? Кроме одной детали. Думаю, вам известно общество «Афганское братство»?
Всех там знаем, — ответил майор.
Крупная коммерческая структура. Мзду не платят, на лапу не дают. Кое-кто еще и им дает...
Годится, — сказал Филя. — Демидыч кореш. Но там ребята со средствами.
Будут средства. Погуляешь и нас заодно угостишь, на халяву. Зови Демидыча, майор!
Владимир Афанасьевич! — приоткрыл дверь Голованов. — Зайдите, пожалуйста!
Демидыч вошел и остановился на пороге, полностью закрыв своим телом проем двери.
Мы посоветовались и решили, что ты уже не телохранитель, — серьезным тоном заговорил Голованов. — Ты тот, кто есть. Сержант разведроты, «русский волк». Ну и конечно, кореш Фили. Приехали в отпуск. Выходит, ты уже и не купец. Так что рассчитывай на командировочные.
Коли в отпуске, должны быть и отпускные, — сообразил Демидыч.
Это уже к Грязнову!
Получишь, — улыбнулся Слава.
В Воронеж приехали ранним вечером. Прибывших из Москвы встретил начальник местного уголовного розыска Сергей Иванович Зарецкий, с которым Грязнов был в дружеских отношениях еще со времен работы в МУРе, где Зарецкий ранее занимал должность заместителя начальника отдела.
Ко мне поедем, — сказал Зарецкий Славе. — Парней — в «рафик». Жить будут недалеко от города. В пансионате.
Телефончик в пансионате будьте любезны, — вежливо обратился к Зарецкому Голованов.
В «рафике» подскажут.
Благодарю вас.
В восемь ноль-ноль бужу! — крикнул Грязнов вслед уходящим к «рафику» парням. — Чтобы как штык!
Помню, шеф! — откликнулся Голованов. — Сухой закон!
Кто такие? — спросил Зарецкий. — На наших не похожи...
Хулиганье, — ответил Грязнов, но в голосе слышалось явное одобрение.
Штирлица из Фили не получилось.
Родители Филиппа Агеева жили на окраине Воронежа в собственном доме. Приезд сына был неожидан, а оттого еще более радостен. Немедленно прибежали сестра, зять и две девочки, их дети. И выпили, и закусили, и по песням ударили, далеко за полночь горел свет в доме. Утром Филя вышел на крыльцо, присел на ступеньку и закурил. Ничего не изменилось на родной улице, стояли все те же низкие домики-мазанки, лишь на месте халупы Веньки Зуба возвышался особняк из красного кирпича, обнесенный железной оградой.
Чего рано поднялся? — спросил отец, вышедший из огорода.
Венькин? — кивнул на особняк Филя.
Его. Года два как стоит.
Большим человеком стал Венька Зуб...
Не маленьким. Депутат!..
Шутишь, отец!
Депутат городской думы!
Завязал, значит, с прошлым Ленька.
Завязал? — переспросил отец. — А на какие шиши дворец отгрохал?! Они все, твои бывшие дружки, завязали! Что Ленька Палец, что Венька Зуб! У всех дворцы!
Тоже депутаты? — усмехнулся Филя.
Бери выше. Депутаты небось под ними ходят. Миллионеры они, а может, миллиардеры! И вот что интересно: все видят, и все молчат! Попробовала одна девчушка, судья, и тут же— пуля в лоб! А ей и двадцати трех не исполнилось. И никого не нашли!
Не там искали.
О том и говорю. Конец матушке-России...
Подожди, отец, плакаться.
Опохмелись, сынок, — вытаскивая из кармана пиджака початую бутылку коньяка, предложил отец. — Смотрел вчера, оба вы на коньяк нажимали, ну и прихватил. Я-то уж того, поправился.
Из горла?
Зачем? — вынимая стакан, возразил отец. — Посудина при мне.
Филя выпил и снова потянулся за сигаретами.
У вас, в Москве, тоже кругом палят и взрывают. И тоже никого не находят.
Ив Москве не там ищут.
Распластали Россию, теперь кусками рвут на части! Взять Чечню. Кладут и кладут мальчишек. А командиры, мать их за ногу?! Да Сталин бы за такое дело без суда и следствия!
Все верно ты говоришь, отец. Но плачем не поможешь.
Теперь на одного Господа Бога надежда... Круговая порука. Все куплено. И всех купили.
Моих друзей, к примеру, не купили и не купят.
Много ли вас? Раз-два и обчелся!
Нас мало, но мы в тельняшках, — улыбнулся Филя.
С охраной ездит Венька-то, — кивнул на особняк отец. — Как министр! Он парень-то ничего. Пошел как-то разговор о комбикорме, на следующий день, гляжу, грузовик подлетает! Теперь поросятам моим не жизнь, а малина! И денег не взял Венька-то... Я так думаю, он твое добро помнит, сынок.
Пойду будить Демидыча, — поднимаясь, сказал Филя.
Где-то около десяти утра к дому Агеевых подлетела иномарка. Из машины вышел Венька Зуб. А Филя и Демидыч стояли на крыльце, готовые к отъезду.
Здорово, спаситель! — с полдороги закричал Венька.
Давно дело было. Действительно, спас Филя от верной смерти своего бывшего дружка. Нырнул Венька в Дон, ударился головой о корягу и пропал. Нашел его Филя в мутной воде минут через пять, еле вытащил, как умел, начал откачивать, делать искусственное дыхание, дышал рот в рот. Ожил Венька.
Побыл в доме Венька недолго. Махнул за приезд, припомнил кое-что из прежних лет и, подмигнув Филе, кивком позвал следовать за собой.
Ты куда намылился, такой красивый? — спросил уже на крыльце, оглядывая бывшего дружка, одетого в серый, отлично сшитый костюм.
Хотел к тебе. Может, к Пальцу или Клыку? Рванем вместе?
Я тебе ничего не говорил, а ты не слышал. Ни к Пальцу, ни к Клыку ездить не советую. Ты понял меня, Филя?
Взгляд Веньки Зуба был мрачен и серьезен.
Будь здоров, Веня, — помедлив, ответил Филя и направился в дом.
Чего это ты такой смурной? — встретил его вопросом Демидыч.
Поехали, Демидыч, — не ответив на вопрос, сказал Филя.
Ну, Штирлиц! Ну, молодец! — расхаживая по комнате и поглядывая на Филю, саркастически приговаривал Грязнов. — Учись у ворья, мужики! Один секунд — и расколол!
Ты не дослушал, Грязнов, — встал на защиту своего товарища Голованов.
Я что слушать? На него раз глянешь и сразу поймешь — с Лубянки! Они там все в сером!
Мужчины все разом потянулись за сигаретами.
Что он тебе вякнул, этот депутат? — отходя от обуреваемых его чувств, потеплел Грязнов.
Не посоветовал ехать к Пальцу.
И все?
Все.
Предупредил, видать, по старой дружбе?
Выходит, так.
Кумекайте, мужики, кумекайте! — оглядел «волков» Слава. — Что ему стало известно, этому Пальцу...
То, что мы здесь. В Воронеже.
Мы не одни здесь. Сегодня СОБР прибыл.
У собровцев Фили нет, — встрял в разговор Голованов.
Дошло, — подумав, ответил Грязнов.
Кто-то из троих капнул. В «рафике» было двое, водитель и капитан... — сказал Голованов и вопросительно посмотрел на Славу.
Да нет, мужики. Вместе работали. Ничего такого не замечал.
Когда?
Лет пять-шесть прошло...
Срок, — сказал майор. — В «рафике» мы же не распинались, кто такие, откуда и зачем.
Анекдоты травили, — вставил кто-то.
Про баб! — добавил другой.
При всем желании, если кто-то из двоих капнул, ничего существенного он передать не мог. Но если Филю предупредил его бывший под ельничек, значит, дело нешуточное. Ты же сам, Грязнов, говорил, что Зуб этот — правая рука Пальца.