Я тебе все объяснил. Ты согласился. В чем дело?

В этом все и дело, — похлопал по газете па­рень. — Конечно, ты о своей бабе подумал. Докумен­тики в карман, и шито-крыто! А ей как быть, следова­телю Федотовой? Она же под статью попадет.

Каким образом достал ты документы? — поду­мав, задал вопрос Саргачев.

Стырил. А ты думал как?

О чем тогда разговор, если стырил? Потеря доку­ментов тоже статья — халатность.

Снова здорово! — развел руками Демидыч. — Я же не знал, что за документы! Если бы не статья... В общем, так, командир. Деньги забери. И гуд бай!

Видимо, ты не все запомнил при встрече, — мед­ленно произнес Саргачев.

Может, чего и запамятовал. Напомни.

Я сказал о том, что ты приговорен.

Так ты вроде отмазал...

Саргачев не успел ответить, дверь соседней комна­ты распахнулась, и первый, кого он увидел, был май­ор Сева Голованов, а за ним — его «афганцы», «рус­ские волки». Вон они глядят из-за спины Севы — бе­лобрысый застенчивый Филя, Шура Дьяконов, Денька Удачин, Орлов Никола... Сколько их? Семеро, считая Демидыча, все, кто живет в Москве. Саргачев, смер­тельно бледный, откинулся на спинку стула. А пар­ни, вмиг заполнив комнату, переговаривались о чем- то, пошучивали, посмеивались, налили по стакану водки и, не предложив бывшему командиру, выпили. Потом воцарилось жуткое молчание.

Что будешь делать, Саргач? — спросил майор Го­лованов.

Валерий не ответил. Да и что он мог ответить? Он понял, что потерял друзей, боевых друзей, готовых в свое время по одному его слову, движению, взгляду пойти хоть к черту на рога. Он боялся лишь одного: что будут спрашивать, допытывать, говорить, он страшил­ся их справедливых слов. Мужчины переглянулись.

Майор Голованов смял деньги, сунул их в карман бывшего командира и сказал:

Гуляй, падаль.

Саргачев, так и не сказав ни слова, встал и вышел. Мужчины наполнили стаканы во второй раз и, не чо­каясь, словно на поминках, выпили.

Саргачев не вернулся к Ларисе Ивановне» он приехал в старую свою квартиру, в которой давно не бывал, про­шел в гостиную и лег на диван. Он лежал долго, ни о чем не думал, на душе было пусто, он ни о чем не сожа­лел, он просто лежал и смотрел в высокий потолок. По­том встал и вытащил из кобуры пистолет. И в это время оглушительно зазвонил телефон. Саргачев подождал в на­дежде, что звонки прекратятся, но телефон не умолкал.

Слушаю.

Валера! — послышался плачущий голос Лари­сы. — Приезжай немедленно! Мама умерла!

Еду.

Саргачев посмотрел на пистолет, тяжело перевел ды­хание, сунул оружие обратно в кобуру и, на ходу наде­вая пиджак, бросился к двери.

Александр Турецкий покинул прокуратуру поздно, где-то в одиннадцатом часу. Стоял июнь, и на улице было светло. Возле дерева Турецкий приметил мужчи­ну средних лет, который при виде его двинулся на­встречу, Александр привычно сунул руку под мышку и сжал рукоятку «Макарова».

Добрый вечер, Александр Борисович.

Добрый вечер.

Подполковник Рябков.

Живы?!

Как видите.

Турецкий незаметно огляделся.

Слежки нет, — сказал Рябков.

Садитесь в машину.

Рябков положил на заднее сиденье объемистый «дип­ломат», сам сел на переднее. Турецкий тронул маши­ну, проехав полкилометра, включил правый поворот и остановился возле продуктового ларька.

Вы хотите купить что-то съестное? — спросил Рябков.

В доме шаром покати!

Все есть, — кивнул на «дипломат» Рябков.

Что значит — все? Может, я с вами выпить хочу?

Найдется.

Тогда едем.

К вам?

Ко мне. Или вы хотите в другое место?

Все равно, лишь бы не на Лубянку. Удобно ли? Жена, дети...

Их сейчас нет дома, они в деревне. Почему не на Лубянку?

В машине курят? — доставая пачку сигарет, спро­сил Рябков.

Спасибо, напомнили, — снова включая правый поворот, сказал Турецкий. — Две штуки осталось.

Я же сказал. Там все есть. Такие подойдут? — протягивая пачку «Мальборо», поинтересовался под­полковник.

Курю любые.

До дома ехали молча. Рябков, правда, иногда посмат­ривал на следователя, словно пытаясь сказать что-то, но, видимо, передумывал и закуривал очередную сигарету.

Турецкий завел машину во двор, заглушил мотор, включил секретку.

Приехали, Павел Геннадьевич!

У вас хорошая память, — усмехнулся Рябков.

Память у меня дырявая, но для человека, которо­го я лично считал погибшим, местечко в ней нашлось.

Вы были недалеки от истины.

В «дипломате» действительно оказалось все, что надо: водка, коньяк, вино, две палки сырокопченой колбасы, свиной окорок, сыр, осетрина, мясные и рыбные консер­вы и даже батон белого хлеба, завернутый в целлофан.

Вы не голодали, если в месте, где скрывались, было подобное, — усмехнулся Турецкий.

Оттуда и взял.

И что за местечко?

Дача генерала Пестова.

Вроде парней-то туда посылали квалифицирован­ных...

У Пестова две дачи. Та, где я жил, оформлена на подставное лицо.

И где она находятся?

Недалеко от Истры. Есть такая деревенька, Духонино.

Особняк из красного кирпича, бассейн с под­светкой, сауна и павлины?..

Деревянный дом, баня, забор, десяток кур, коро­ва, лошадь, две свиньи, гектар земли.

И кто ведет хозяйство?

Баба Глаша и дядя Вася. Муж и жена, из местных.

Охраняется?

Они же и охранники.

Стол царский! — оглядывая тарелки с деликате­сами, проговорил Турецкий. — За ваше прибытие, Па­вел Геннадьевич!

Спасибо.

Казалось бы, после водки у любого человека развя­зывается язык, но с Рябковым случилось наоборот. Он начинал то с одного события, то с другого, не доводя до конца сказанного, а то и вовсе надолго замолкал, страдающе глядя в угол комнаты.

Сделаем так, —решил Турецкий. — Я буду зада­вать вопросы, а вы отвечать.

Так будет лучше, — с облегчением вздохнул Ряб­ков.

Вот вы, к примеру, сказали, мол, все равно куда ехать, лишь бы не на Лубянку...

В кабинете Пестова теперь Павлов.

Вам-то откуда известно? — удивился Турец­кий. — Сидите в глухомани, в каком-то Духонине, а самые свежие новости кто-то преподносит!

Я позванивал. Каждый раз отвечал секретарь, но однажды поднял трубку Павлов. Возник вопрос: если арестован генерал Пестов, почему на его месте сидит он?

Про арест, а вернее, задержание генерала тоже надо было узнать.

Для меня это не проблема, — улыбнулся Рябков и неожиданно заговорил голосом Брежнева, потом пе­решел на Горбачева и Ельцина.

Да вы артист! И еще какой! Здорово голоса ими­тируете, — восхитился Турецкий.

Немного получается...

Не немного, а точь-в-точь! И кто вякнул про арест?

Шеф.

Вы позвонили директору ФСБ?

Так точно.

И от чьего имени?

От имени и голосом самого генерала Пестова. Думал, разговор будет более-менее продолжительным, а он сразу заорал. Откуда, мол, звонишь, ты же арес­тован! Положил трубку.

Турецкий весело рассмеялся и наполнил рюмки.

За это надо выпить, Павел Геннадьевич! Представ­ляю, что было дальше... Он же шум поднял, шеф-то!

Без шуму не обошлось, — согласился Рябков. — Но я-то дело сделал. Все стало на свои места. Я еще выжидал несколько дней, но, когда узнал про Павло­ва, пришло решение.

Вы не доверяете Павлову?

Он, чтобы спасти шкуру свою, мать родную про­даст! — резко ответил Рябков. — Полковник Павлов назначен на место генерала?

Да, — не стал скрывать Турецкий. — Причем назначен директором ФСБ.

Я так и думал, — усмехнулся подполковник. — Почему же вы его-то не задержали?

В отличие от генерала и вас, Павел Геннадьевич, мы не располагаем компрометирующими фактами и вескими доказательствами.

Понял, — после долгого молчания ответил Рябков.

Вы оказались на даче генерала по его приказу?

Нет. Пестов ничего не знает. Дело в том, Алек­сандр Борисович, что о даче в деревне, думаю, никому не известно, кроме меня.

Значит, отношения ваши достаточно близкие?..