– Понятно, – отозвался Джек и, придерживая полы байкового халата, потрусил следом за сержантом.
В коридоре пахло карболкой или еще каким-то дезинфицирующим средством. А еще потягивало сквозняком.
– Вы чего так медленно?! – строго спросила медсестра Агнета, плотная дама лет тридцати пяти и метр девяносто ростом.
– Извините, мадам, нездоровы еще… – пробормотал сержант Ветлок. Джек проскочил мимо дежурной сестры молча, а Шарсан улыбнулся так широко, что у него, наверное, заломило шею.
Пробежав по узкому коридору своего отделения, они оказались в большом фойе перед столовой, где накапливались все пациенты госпиталя перед тем, как войти под своды столовой – обеденного зала с высокими сводчатыми потолками.
Говорили, будто здание являлось историческим памятником и ему не одна сотня лет, но Джека это мало волновало, поскольку пациентов его отделения в столовой ожидали неприятные сюрпризы. Сами они к запаху мази Яблонского были невосприимчивы, зато все прочие жаловались на вонь, из-за которой якобы не могли есть.
«Эй, вонючки!» – кричали им все вокруг и бросались намоченным в компоте хлебом. Особенно усердствовали пациенты хирургического отделения – даже с загипсованными руками.
Лишь сидевшие за двумя самыми дальними столами оставались совершенно спокойными: это была элита госпиталя, они лечились от триппера.
9
Наконец они добрались до своего стола, и Джек сразу схватил кусок позавчерашней булки, чтобы размочить ее в блюдце с вареными фруктами – это здесь называли компотом.
Вскоре через голову разносившей тарелки санитарки прилетели два мокрых мякиша. Один угодил в ножку стола, другой в стену.
– Это Лысый Румфольд… – сразу догадался сержант Ветлок, хотя из-за санитарки не видел, кто бросал хлеб. – Малой, ты готов?
– Готов, – ответил Джек, заготавливая клейкие шарики.
– Вон он, рожа лысая… Делает вид, что занят пудингом… Огонь!
Джек прикинул расстояние, посмотрел на старшую санитарку, следившую за порядком в столовой, и, метнув мякиш, попал Румфольду прямо в макушку.
От удара мякиш разлетелся в стороны, угодив в тарелки других пациентов. Румфольд с компанией погрозили «вонючкам» кулаками. Зато сержант Ветлок счастливо рассмеялся, но, поймав на себе взгляд старшей санитарки, тотчас уткнулся в тарелку, продолжая хихикать и подмигивать товарищам.
– Вот сразу видно, Малой, что ты человек артиллерийский. И недели не прошло, как ты тут образовался, а уже второе попадание по Лысому. Ты артиллерист – стопудово!
– Не факт, – покачал головой Шарсан, – он вполне мог в танке сидеть, как офицер наведения…
– Ну какой офицер, Шарсан? Ты посмотри на него – ему же лет мало! – возразил сержант.
– А чего молодой? Это что – диагноз? Видал я молодых, справлялись не хуже старых.
Со стороны терапевтического отделения прилетел вялый мякиш, но упал он на пол и развалился.
«Недомочили…» – сделал вывод Джек, смакуя рисовую кашу, которую в их военном городке подавали редко. Вот пшенной было завались, гречневую тоже подавали, правда, чуть реже. Ячневую – тоже случалось, но рисовой было мало. Он даже ходил к главному по тыловому обеспечению сержанту, интересовался, почему рисовую дают редко, а тот оторвался от журнала с девками и все свалил на мышей, дескать, они рис расхищают. На том расстались.
Новый мякиш прилетел от хирургического отделения. Он ударил сержанта Ветлока в спину, однако тот не подал виду, чтобы не доставлять противнику радости. Мало ли что там летает?
– Ты сегодня ничего нового не вспомнил, Малой? – спросил сержант.
– Нет. Но мне снилось дерево.
– Какое дерево?
– Огромное. С него сыпались листья и взлетали снегири…
– Снегири? А что это такое?
– Это такие птицы, я про них раньше где-то читал.
– Танкист он, – сказал Шарсан через какое-то время, переходя от каши к фруктовому витаминизированному пудингу.
– С какого бодуна? – не сдавался артиллерист Ветлок.
– По нему видно. Технического человека сразу видно, хоть в воду его брось, хоть в сортире утопи.
– Спасибо, не надо, – усмехнулся Джек.
– Ну это я фигурально. А ты попробуй представить электронный триплекс перед мордой и бронебойный снаряд в семьдесят миллиметров – шершавый такой, с коэффициентом аэродинамики два-и-четыре. Может, это твое?
– Танки мне понятны, – согласился Джек, переходя к пудингу.
– Да что там понятного, Малой? Броня крепка и все такое? Я же вижу, что у тебя артиллерийское мышление!
– Не напирай, сержант, – возразил Шарсан.
– Я не напираю. Я просто представляю человеку всю широту выбора. А то ты заладил – танкист да танкист. А он, может, вообще из ремонтного подразделения, так что ни нашим, ни вашим…
– Может, и так, – подумав, согласился Шарсан.
В зале появился заместитель главврача – майор медицинской службы Броуч. Он подошел к столу «вонючек» и, слегка наклонившись, сказал:
– Молодой человек, после завтрака зайдите в режимный отдел, с вами хотят побеседовать.
– Хорошо, сэр, – кивнул Джек, привставая.
– Сидите-сидите, я же сказал – после завтрака.
Майор ушел, за столами соседей притихли, ожидая реакции Малого, но тот лишь пожал плечами и перешел к чаю и булочке с маслом.
– Ты, Малой, не дрейфь, это дело обычное, – сказал Шарсан. – Ты ведь только неделю здесь, можешь сразу послать его подальше.
– Ну да, «подальше»! Ты ему насоветуешь, господин танкист, – покачал головой Ветлок. – Напротив, Малой, больше слушай и меньше говори, если ничего не вспоминается, а то ведь они тебя запросто в тардионы запишут – у них это быстро. Не нужно ничего выдумывать, что помнишь – говори, а не помнишь – разводи руками.
10
На стене постукивали часы с большим красным циферблатом, длинная стрелка, отсчитывая секунды, перепрыгивала с деления на деление, но делала это как-то неуверенно, нервно подрагивая перед каждым прыжком.
Сидевший за столом офицер поднял на Джека глаза и удивленно вскинул брови, как будто только сейчас заметил вошедшего и тот не стоял у двери уже целую минуту.
– Кто таков? – спросил офицер и потер выбритый до синевы подбородок.
– Я из сто двадцать второй палаты, сэр. Меня здесь зовут Малой.
– Что значит Малой?
– Просто так назвали, наверное, из-за моего возраста.
– Ну а зовут-то тебя как? Имя у тебя есть? Вот меня зовут капитан Блинт Лупареску.
– А меня – пациент Малой, сэр, – ответил Джек в том же тоне.
– Так! – произнес Лупареску, вышел из-за стола и приблизился к стеклянному шкафу с множеством пробирок, бутылочек и пузырьков с надписями по-латыни.
Этот кабинет использовался им нечасто, и больничная администрация размещала здесь часть своих запасов.
– Ты латынь знаешь? – спросил капитан, бегая глазами по этикеткам пробирок.
– Не думаю, сэр.
– Вот и я не знаю. А как бы нам это сейчас пригодилось…
Капитан отошел от манящей витрины, вернулся за стол и снова посмотрел на стоявшего перед ним пациента.
– Итак – ваша фамилия, имя и место рождения, – произнес он и взялся за карандаш, готовясь записывать.
– Пациент Малой, сэр, – повторил Джек.
– Так!
Капитан положил карандаш и сложил руки на столе.
– Значит, ничего нового не вспомнил?
– Нет, сэр, если бы вспомнил, обязательно бы сказал. Можно я сяду, а то бок жжет…
– Садись, только стул отодвинь подальше, очень уж от тебя воняет…
– Это из-за мази Яблонского, сэр. Но она очень помогает.
Джек взял от стены стул, поставил на середину комнаты и сел.
– Итак, пациент Малой… М-м-м… – Капитан вдруг замотал головой, словно хлебнул слишком горячего чая.
– Что такое, сэр?
– Не нравится мне такое название. Давай как-то тебя поименуем, скажем ну… Отто Тирбах!
– А почему именно так?
– Ну, придумай свой вариант временного имени…
– Пусть будет это, сэр, вполне себе нормальное имя. Только как мы покажем, что оно временное?