Не дожидаясь ответа, Ломье плюхнулся на кровать рядом с Виктором. Мужчины обменялись неприязненными взглядами, Виктор сделал попытку подняться, и Морис Ломье насмешливо ухмыльнулся.

— Поторопитесь, Легри, вдруг войдет Таша? Что скажет эта невинная душа, если застанет нас в такой позиции?

До крайности раздраженный Виктор вскочил, разгладил костюм и закурил, забыв об обещании жене не дымить в комнатах.

— Успокойтесь, — бросил Ломье, кивнув на кресло.

Но Виктор садиться не пожелал, и Ломье тоже встал, уронив разложенные на столике фотографии.

— Надо же, какие сюжеты! Потрясающе! Кто бы мог подумать, что вас так заинтересует изнанка жизни нашего современного Вавилона! Я думал, вы более легкомысленны.

— А вы все так же привержены темной гамме?

— Мой бедный друг, в том, что касается живописи, вы безнадежно отстали от жизни. Знаете, что Ренуар проповедует юным умникам, которые выбрасывают в Сену тюбики с черной гуашью? «Черный — очень важный цвет. Возможно, самый важный». Ничего удивительного — с его-то фамилией…[26]

— Я с ним совершенно согласен, потому и люблю темные стороны жизни столицы.

— Ошибаетесь, вас интересует не черный, а… серый. А это всего лишь оттенок, согласны?

— Прошу вас, довольно об этом! Что вам нужно?

— Вот это рассудительность! Ну и хладнокровие! Я потрясен, я…

— Выкладывайте!

— Ой-ой-ой, как вы меня напугали! Ладно, — Ломье опустился в кресло. — Меня привело к вам деликатное дело, за которое я не очень-то хотел браться. Если бы Мирей Лестокар не заставила меня…

— Мирей Лестокар?

— Ну же, Легри, вспомните: два года назад вы любовались ею на улице Жирардон. Брюнетка с пышными формами. Мими! Моя модель, моя муза, моя цыпочка. О, женщина, счастье художника!

— И чего ждет от меня эта самая Мими?

— Света, дорогой друг. Она усердно читает отчеты о ваших расследованиях — слишком опасных, на мой вкус. Вы стали ее кумиром. К счастью, я не ревнив. Вы не нальете мне выпить?

— Могу предложить только воды из-под крана. Так вы будете говорить или нет?

Ломье поудобнее устроился в кресле.

— Буду краток. У Мими есть кузина, Луиза Фонтан, — Мими зовет ее Лулу. Три недели назад Лулу исчезла, будто испарилась — не появляется ни на работе, ни дома. И Мими каждый день терзает меня просьбами: «Пойди к мсье Легри! Уговори его взяться за это дело! Он ее найдет, я в это верю». В конце концов я сдался. Заплачу, сколько скажете — в разумных пределах… Не расстреливайте меня взглядом! В нашем материалистическом обществе у каждого есть цена. Я спрашиваю, сколько стоите вы. Я бы никогда не стал злоупотреблять вашим драгоценным временем, не предложив взамен скромного вознаграждения.

— Что вы такое говорите?

— Вы ведь частный сыщик?

В комнату вошла Таша.

— Я обещала не мешать тебе, дорогой, но мне очень…

Она замолчала на полуслове, заметив Ломье.

— Приветствую тебя, о соблазнительная сестра по цеху. Слышала, что говорят на Монмартре? Это сенсация! Будто бы великолепная и талантливая Таша Херсон ответила «да» книготорговцу, увлекающемуся раскрытием преступлений. Она спутала любовь с иллюзией безопасности и — хлоп, птичка в клетке! Я, конечно, все опровергал.

— Как ты узнал?

— «Бибулус» на улице Толозе — прибежище болтунов. Хозяин заведения Фирмен водит дружбу с заместителем мэра Девятого округа, а тот — завсегдатай биллиардного зала в «Поддатой собаке». Не переживай, моя птичка, какая разница, кто прочел объявление о бракосочетании в мэрии. Кстати, могла бы пригласить меня, я бы осыпал тебя рисом, выпили бы шампанского… — И, довольный произведенным впечатлением, Ломье принялся рассматривать свои ногти.

— Так что же ты не кричишь об этом на всех углах?

— Я? Закладывать товарищей? За кого ты меня принимаешь!

— Ты спустился с Холма, чтобы сообщить мне эту новость? Что ты тут забыл?

— Тебя, прелестное дитя.

Таша унюхала запах табака, хотя Виктор успел незаметно спрятать окурок за книгами, и окинула мужчин подозрительным взглядом. Что замышляют эти двое? Они ведь терпеть друг друга не могут!

— Дорогой, когда освободишься, удели мне немного времени, я хочу с тобой посоветоваться, — сказала она Виктору и вышла, сопровождаемая вылезшей из укрытия Кошкой.

— Вы счастливчик, Легри, у вашей маленькой женушки есть характер. Ох уж мне эти пылкие чувства! Лекарство от одиночества или гиря на ноге? Что скажете?

— Нет, нет и нет!

— Странный ответ, Легри.

— Нет — это ответ на просьбу мадемуазель Лестокар.

— Мими — и никак иначе. Она будет страшно разочарована и превратит мою жизнь в ад.

— Зачем вы с ней живете, если так плохо думаете о супружестве?

— Привычка, лекарство от одиночества и гиря на ноге — до тех пор, пока не наскучит, а тогда — adios, епе maitia,[27] уезжаю в Испанию, пришлю тебе кастаньеты. Подумайте, Легри, плачу вам двадцать франков, я продал картину.

— Дело не в деньгах, они для меня не проблема.

— Вам везет, мне они тяжело достаются. Прощайте, Легри, еще увидимся. И улыбнитесь, ведь жизнь — забавная штука! — Ломье бросил взгляд на маленький портрет Таша, который он сам написал, — задолго до того, как она вышла замуж за Виктора. — Признайте, Легри, я не самый плохой художник на свете! А уж модель до чего соблазнительная…

Оставшись наконец в одиночестве, Виктор приоткрыл окно, дрожащими пальцами достал из пачки вторую сигарету и закурил.

Морис Ломье пробежал через садик с чахлыми розами. Бродячие кошки порскнули в разные стороны, когда он вставил ключ в замок своего жилища на первом этаже. Мими куда-то исчезла, и он надеялся добавить кое-какие штрихи к портрету Жоржа Оне, который обещал закончить к концу месяца. От этого заказа зависело его финансовое благополучие.

Ломье напевал, пытаясь довести до совершенства не желавший закручиваться ус. Дрова в печи потрескивали, а значит, пышная брюнетка, изображенная на всех пятнадцати портретах, скоро появится. Так оно и случилось: Мими вернулась с горшком супа и газетой четырехдневной давности, которую стащила у торговца фруктами с улицы Норвен.

— Ты с ним поговорил? — дрожащим голосом спросила она.

Морис Ломье вытер руки о фуфайку, перелил суп в кастрюльку и поставил на огонь.

— Он отказывается.

— Даже если ему заплатят?

— Особенно если заплатят — от этого пострадает его самолюбие. Меня это вполне устраивает! Пока не получу деньги за картину, мы будем на голодном пайке.

Мими нервно рвала газету, комкала ее и кидала в огонь, а потом вдруг замерла, словно окаменела, не в силах оторвать взгляд от какой-то заметки.

— Это она, я уверена! Какой ужас!

— Что стряслось, моя курочка? — поинтересовался Ломье, разливая суп по тарелкам.

— В Ла Виллетт нашли задушенную девушку. Тело в морге. Нужно туда сходить! — воскликнула Мими, схватила любовника за плечо и тряхнула так сильно, что он чуть не подавился супом.

— В Ла Виллетт? Мими, подумай сама: в этом городе полным-полно юбок, почему ты решила, что это Лулу?

— Интуиция. И потом, она никогда не исчезала без предупреждения. С тех пор как я в Париже, мы виделись каждые две недели. Мы ведь вместе росли и были друг другу как сестры!

— «Родственные души находят друг друга, если умеют ждать»… Хорошо сказано, правда, милая? Увы, это не я — Теофиль Готье. Успокойся и пусти эту газетенку на растопку.

Мими топнула ногой, схватила кисть, ткнула ею в палитру, обвела красным статью, сложила листок вчетверо и накинула теплую шаль поверх широкой шерстяной пелерины.

— Как это на тебя похоже! — раздраженно воскликнула она. — «В этом городе полным-полно юбок!» Признайся, стоит мне отвернуться — и ты во всех подробностях изучаешь чужое белье. А девять из десяти натурщиц вообще позируют тебе без ничего!