— Я не могу выйти за тебя замуж, понимаешь? Я не могу жить с человеком без любви! Как ты думаешь, почему я так и не вышла замуж за Фрэнки? Впрочем, ты и так знаешь. Мы уже когда-то говорили об этом. Да, я долгое время оставалась с ним, заботилась о нем, убеждая себя, что это и есть любовь, но глубоко внутри я знала, что никогда не стану его женой, потому что чувствую к нему не ту любовь, которая ведет к браку.

Доминик резко и кротко рассмеялся.

— А какая любовь тебе нужна для брака, Мэтти? С розовой сахарной глазурью?

— Не будь циничным. Мне нужна такая любовь, которая вот уже много лет удерживает вместе моих родителей. И твоих, между прочим!

Доминик передернул плечами.

— Они принадлежат к другому поколению, — заметил он. — Это сегодня развод не проблема: сегодня поженились, завтра развелись. — Он засунул руки в карманы и продолжал задумчиво смотреть на нее издалека. — А теперь выслушай мое мнение на этот счет. Мы — два взрослых человека, которых влечет друг к другу. У нас была связь, в результате которой ты забеременела и теперь носишь моего ребенка. Да, не стану отрицать, что в моей жизни теперь так или иначе все изменится. С другой стороны, мне уже тридцать четыре. Да, у меня еще много лет впереди, чтобы быть физически в состоянии стать отцом, но намного меньше, чтобы иметь силы вырастить ребенка. Кроме того, я не намерен уходить от ответственности.

— Я и не говорю, что ты должен от чего-то уходить, — в отчаянии возразила Мэтти. — Когда ребенок родится, ты сможешь навещать его в любой момент…

— Когда ребенок родится, в этом не будет необходимости, потому что ты будешь жить со мной, под моей крышей, в качестве моей жены. Ни один мой ребенок не будет незаконнорожденным. — Мэтти снова хотела возразить, но Доминик предостерегающе поднял руку. — И не надо мне рассказывать, что можно или нельзя в двадцать первом веке! Там, откуда я родом, дети рождаются в браке!

— Счастливом браке, — нашла в себе силы заметить ошеломленная Мэтти.

— Счастливый брак — это удачный брак, и у нас есть все предпосылки, чтобы сделать наш таковым. — Он стал загибать пальцы. — Во-первых, мы нравимся друг другу. Во-вторых, нам хорошо в постели. В-третьих, у нас будет ребенок и ему нужны оба родителя. В-четвертых, у нашего союза намного больше шансов выстоять, не будучи замутненным этой розовой любовной чушью.

Доминик знал, что это единственный способ убедить ее — быть сдержанным и логичным, как при заключении делового соглашения.

— А когда в постели перестанет быть хорошо? Что тогда?

Доминик отвел глаза. Перестанет? Им? С ума она сошла, что ли?

— К чему переживать заранее? Твой вопрос слишком гипотетический. И вообще, откуда он взялся? Кто заронил в тебя эту мысль? Родители? Друзья?

Мэтти пожала плечами. Ее родители с трудом мирились с тем, что она живет с Фрэнки «в грехе», но беременность от мужчины, о существовании которого они не знают, и перспектива стать матерью-одиночкой… Как они воспримут это?

— Я ведь только-только нашла себя! Ты знаешь это лучше всех! И дернул же меня черт признаться тебе…

— Тебе лучше даже не представлять, что было бы, не сделай ты этого. — Голос Доминика звучал зловеще. — Рано или поздно я бы все равно узнал, но тогда бы я не дал за твою жизнь и гроша ломаного.

— Если ты решил, что это еще один аргумент в пользу брака, ты ошибся.

— Как ты думаешь, Мэтти, как бы я… как бы любой нормальный мужчина отреагировал, выясни он, что у него есть ребенок, о котором он не знает? Если бы случайно встретился со своей бывшей возлюбленной, которая вела бы за руку ребенка, как две капли похожего на него?

— Большинство так называемых нормальных мужчин вздохнули бы с облегчением, узнав, что на них не навесили бремя ответственности за ребенка, которого они не собирались иметь, — не сдавалась Мэтти.

— Все, хватит разговоров, пора собираться.

И прежде, чем Мэтти успела вскочить с кровати, Доминик подошел к комоду, выдвинул ящики и стал вынимать ее одежду и швырять ее на кровать.

— Ну-ка, положи мои вещи обратно. Сейчас же!

— Будешь кричать — разбудишь соседей, — спокойно заметил Доминик. — Где чемодан? — Не дожидаясь ответа, он присел на корточки и пошарил под софой. Он не мог ошибиться, поскольку это было единственное место, куда она могла его положить. С невозмутимым видом он извлек его, отбросил крышку и стал запихивать ее пожитки.

— Я не собираюсь выходить за тебя замуж, Доминик Дрекос! Положи вещи на место и не смей распоряжаться моей жизнью!

— Могу и уже делаю это. Это что, вся еда, которая у тебя есть?! — Со зловещим видом он указал на пустые полки кухонных шкафчиков. Там сиротливо стояли банка кофе, немного сахара, бобы, макароны и пара банок консервированного тунца. — Ты вообще-то ешь что-нибудь? — Он сгреб содержимое шкафчика в ящик, а затем с видом обвинителя повернулся к ней.

— Конечно, ем! — Чувство вины, как всегда, заставило ее немедленно ощетиниться и с вызывающим видом встретить его гневный взгляд. В ту минуту, когда этот мужчина появился в ее жизни, все в ней перевернулось. Их… связь, ее работа, ее обида, когда она узнала о его маневрах с целью заполучить ее в свою постель, беременность, а вот теперь еще и это.

— Ты сегодня едва притронулась к еде.

— Ничего удивительного, я очень нервничала перед нашей встречей.

— Понятно. Помимо всего прочего, придется контролировать, чтобы ты нормально ела. И ты будешь жить в моей квартире. Завтра мы первым делом отправимся в ювелирный магазин за кольцами, а затем договоримся о регистрации. После этого ты позвонишь своим родителям и все им расскажешь, а я позвоню своим.

— Я даже Фрэнки еще не сказала, — вдруг вспомнила Мэтти.

Внезапная мысль, пришедшая Доминику в голову, была как удар под дых. А вдруг после длительных размышлений Мэтти, сравнив его и чертова Фрэнки, пришла к выводу, что то, что она испытывала к Фрэнки, и есть любовь? Настоящая розовая сахарная глазурь, о которой она мечтает? Доминик самокритично признавал, что он бывает высокомерен и, что греха таить, эгоистичен. Вдруг Мэтти решила, что ленивый и безответственный пьянчужка предпочтительнее Доминика, превратившегося в монстра в тот момент, когда решил помочь ей наладить свою жизнь и получить то, к чему она так упорно стремилась? Ведь именно так она теперь о нем думает.

Боль и обида острым клинком пронзили сердце Доминика. Он, считавший себя хладнокровным, сдержанным, всегда владеющим ситуацией, чувствовал себя сейчас неуверенным и даже испуганным. Но это же придало ему злой решимости.

— Так, — произнес он, поднимаясь, — нет смысла сидеть здесь. Едем домой.

Мэтти поежилась под его мрачным, холодным взглядом. Она встала, но губы ее были упрямо сжаты в тонкую линию.

— Хорошо, Доминик. Я поеду с тобой, но никаких колец и никакой свадьбы.

— Будет видно. — Он направился к двери, легко подхватив ее чемодан.

* * *

В субботу они занялись покупками. Вместо ювелирных, они прошлись по магазинам одежды. Доминик с видом знатока убеждал ее, что ей требуется более просторная одежда, и его забота, несомненно, тронула бы ее, не будь она так озабочена тем, чтобы не попасться в его сети.

Его заботливость не была притворной. Доминик даже удивился, насколько легко — как только прошел первый шок — он приспособился к мысли о том, что скоро станет отцом. Отцом и мужем. Он ни секунды не сомневался, что Мэтти станет его женой, но понял, что следует сменить тактику и отказаться от принуждения и угроз. Как он мог забыть, какой вспыльчивый и неукротимый у нее нрав? И что она может быть упрямой, как мул. Ошибкой было думать, что она спокойно выслушает его доводы и станет послушно выполнять его приказания только потому, что он так решил, и потому, что отчаянно желает этого.

Доминик хотел предложить ей вместе поехать в Котсуолдс, но потом решил, что одного дня им будет явно недостаточно, а дольше задержаться он не мог, поскольку должен был ехать в зарубежную командировку.