— Верно. Но потом вы с Фрэнки решили не упускать такой шанс…

— Вы… вы…

—…человек, привыкший искать мотивы каждого поступка.

— Мне не нужны ваши дурацкие деньги! Мне бы никогда в голову не пришел такой… пошлый сценарий!

— Даже ради мужчины, которого ты так рьяно защищаешь? С которым живешь и которого любишь?

— Я не люблю Фрэнки! Да, я живу с ним, но я его не люблю!

Доминик услышал, как у Мэтти перехватило дыхание, когда она поняла, что сказала, и не удержался. Он улыбнулся, протянул руки и взял в ладони ее лицо.

— Я никогда не думал о тебе как о золотоискательнице…

— Вы нарочно спровоцировали меня. — Мэтти вывернулась из его рук, но ее злость почему-то уступила место восхищению этим мужчиной — ему нельзя было отказать ни в уме, ни в умении выходить победителем из любой ситуации.

Она снова села на стул и посмотрела ему в лицо.

— Скажите, зачем вы все-таки здесь?

— Потому что… потому что это единственное место, где мне захотелось быть. Нет, не так. Вернее, дело не только в этом. — Мэтти бросила на него настороженный взгляд, к которому Доминик уже начал привыкать и который порождал в нем неистребимое желание обладать ею, избавить ее от этой опасливой воинственности, как луковицу от шелухи, чтобы обнаружить под ней настоящую Мэтти.

— А в чем? Скажите мне.

Доминик молчал. Мэтти еще несколько секунд смотрела прямо на него, затем перевела взгляд на свои пальцы, лежащие на столе.

— Мы с Фрэнки вместе выросли. Когда повзрослели, детская дружба переросла во влюбленность. Фрэнки всегда нравился девчонкам. Симпатичный, спортивный… — Мэтти улыбнулась, а на Доминика накатила волна такой яростной ревности, что он едва не потерял самообладание. Что же это за воспоминания, если ее улыбка так светла и нежна? — Он собирался стать профессиональным футболистом, — продолжала тем временем Мэтти, не заметив его реакции. — Это все, чего Фрэнки хотел, о чем мечтал и к чему стремился. Он уже играл в первой лиге и подавал большие надежды. Но потом, когда ему исполнилось девятнадцать, умерла его мать, и он сломался. — Мэтти продолжала смотреть на свои руки и, казалось, разговаривала сама с собой, но в то же время она чувствовала на себе проницательный и очень внимательный взгляд Доминика. — К тому времени я уже решила уйти от него. Мне вдруг показалось, что я… как бы это сказать… переросла его. Я по-прежнему любила его, но… — Мэтти собиралась сказать то, в чем всегда боялась признаться даже себе самой, откладывая серьезные размышления на туманное «потом».

— Но тебе захотелось осуществить и собственные мечты, да? — помог ей вопросом Доминик. Мэтти медленно кивнула, соглашаясь.

— Но тогда я не могла уйти. Фрэнки нуждался в моей поддержке. Я забрала заявление, которое уже подала на курсы, и нашла работу. Родители Фрэнки когда-то, очень давно, выкупили этот дом у муниципалитета, и мы переехали в него. — Мэтти глубоко вздохнула. — Пожалуй, мне следует что-нибудь выпить. Хотите что-нибудь?

Доминик отрицательно покачал головой и стал наблюдать, как она открывает дверцу убогого холодильника, хмурится и достает банку пива.

— Обычно я не пью пива, — заметила она, садясь на место. — Но сейчас… — Мэтти пожала плечами и сделала глоток прямо из банки, наблюдая за Домиником.

Ему показалось, что она нарочно провоцирует его. Эта женщина не походила ни на одну из знакомых ему женщин, а их было, надо признать, немало.

— Итак, вы переехали в этот дом, — деликатно напомнил он.

— На какое-то время это помогло. Но однажды ночью Фрэнки попал в аварию. Он был пассажиром. Ничего серьезного, больше никто не пострадал…

— Так что все-таки произошло?

— Водитель не справился с управлением, машина съехала с дороги и врезалась в дерево. У Фрэнки оказалась сломана нога. — Мэтти сделала еще один большой глоток пива, хотя вовсе не хотела его пить. Просто она надеялась, что небольшая порция алкоголя придаст ей сил. Кроме того, она сама никогда не пила из банки и ненавидела, когда это делают другие. — Перелом был не слишком тяжелым, но достаточным для того, чтобы на карьере профессионального футболиста можно было поставить крест.

— Это серьезный удар. — Доминику не требовалось, чтобы она рассказывала, что произошло дальше, но Мэтти продолжила свой рассказ:

— Как видите, у меня много причин оставаться здесь, а не только соображения экономии.

— Ты могла бы тратить заработанные деньги на себя, а не на него…

— А как же Фрэнки? Он не справится…

Доминик едва сдержался, чтобы не схватить ее за плечи и не встряхнуть как следует.

— Еще как справится, — сказал он вместо этого. — У него не будет другого выхода. Ему придется научиться жить без твоей помощи вместо того, чтобы упиваться жалостью к себе и топить свои обиды в бутылке.

Мэтти резко поднялась, и по выражению ее лица Доминик понял, что она опять заползла в свою раковину. Он снова был наследным миллионером, а она — дочерью уборщицы и плотника, выросшей на улице.

— Я провожу вас до двери. — Она дождалась, пока он поднимется, и направилась через холл к входной двери. — Надеюсь, теперь вы видите, что вашим миллионам ничего не угрожает, во всяком случае с моей стороны.

Доминик склонился над ней, глядя прямо в лицо.

— Я вижу, что пока твой дружок ищет утешения в бутылке или еще в чем… а может быть, и в ком, ты гробишь свою жизнь…

— А если я лягу с вами в постель, я перестану ее гробить?

— Ты перестанешь ее гробить, если перестанешь столь упорно охранять выставленные тобой кордоны и твердить, что наши жизненные пути не могут пересечься.

— Но они действительно не могут пересечься. — Голос Мэтти звучал уверенно, но за этим скрывалась настоящая паника.

— Но ведь ты не станешь спорить, что отношения с этим твоим Фрэнки зашли в тупик?

Вопрос повис в воздухе, поскольку даже себе самой Мэтти пока ни разу не дала честный ответ.

— Он нуждается во мне.

Я тоже нуждаюсь в тебе, была первая мысль, пришедшая в голову Доминику. И это потрясло его до глубины души. Нуждается? Его отношения с женщинами никогда не включали в себя подобное чувство. Желание. Вожделение. Даже своего рода привязанность. Но никогда — потребность или любовь.

— Ты превратилась в его опекуна и домработницу в одном лице.

— Неправда!

— Конечно, правда. Кудахчешь над ним, как квочка, закрываешь глаза на все его недостатки, а твоя собственная жизнь катится при этом под откос.

Правдивость этих слов пронзила Мэтти будто ножом, но она не хотела сдаваться.

— Ничего не под откос! Я только что окончила курсы по маркетингу!

— Чему, как я полагаю, твой драгоценный Фрэнки всячески способствовал. — Ответом на этот вопрос стал злой румянец, заливший щеки Мэтти.

— Он… Ему надо было справиться со своими собственными демонами, — с трудом произнесла она, отводя глаза, чтобы не встречаться с его холодным понимающим взглядом. Мэтти хотела, чтобы он отодвинулся от двери и она смогла бы распахнуть ее и выпроводить его, положив конец этому неприятному разговору — неприятному тем, что Доминик с присущей ему проницательностью безжалостно озвучивал ее тайные мысли, которые сама она озвучить пока не решалась. Но, похоже, он не собирался уходить.

И сколько он еще намерен здесь оставаться? — волновалась Мэтти.

— И ты намереваешься быть с ним до тех пор, пока он не изгонит их всех? — Доминик не отставал. — И сколько на это потребуется времени? На то, чтобы ты убедилась, что он в порядке и может жить дальше, и зажила своей собственной жизнью? Тогда тебе лучше начать молиться о том, чтобы твой дружок не попал больше ни в какую передрягу, иначе ты так и состаришься в компании Фрэнки, забыв, что значит любить и быть любимой. Жалость — не тот фундамент, на котором следует строить совместную жизнь.

Мэтти смотрела на него во все глаза, которые воинственно сверкали. Какое право имеет этот чужой человек вторгаться в ее жизнь и заставлять слушать правду, признать которую она еще не готова?!