Он зашел через служебный вход, заставленный корзинами с отстиранными вчера, но еще не пропущенными через гладильный агрегат простынями. Каждая корзина была плотно прикрыта во избежание попадания пыли. Рон Стоун закреплял приводной ремень на допотопном «Мильноре», а его помощник, колледжский недоучка по имени Стив Поллак, загружал простыни, привезенные из мотеля, в стиральные машины.

– Здорово, Барт! – громогласно приветствовал его Рон Стоун. Он всегда не говорил, а ревел; тридцать лет общения с людьми под непрестанный грохот стиральных, сушильных и гладильных автоматов преобразовали его голосовые связки так, что не орать Стоун уже просто не мог.

– Этот чертов «Мильнор» совсем взбесился! – продолжал он. – Так отбеливает, что Дейву то и дело приходится прибегать к ручному обслуживанию. Но порошок все равно перерасходуется почем зря.

– Ничего, скоро мы получим заказ от Килгаллона, – утешил он. – Еще пару месяцев…

– На предприятии Уотерфорда?

– Угу, – легкомысленно брякнул он.

– Через два месяца меня уже в психушку упрячут, – мрачно предрек Стоун. – А перестройка… это будет хуже африканского военного парада.

– Но ведь наши клиенты снова к нам вернутся.

– Вернутся! Да мы месяца три только заново раскручиваться будем. А там уже, глядишь – и лето на носу.

Он кивнул, не желая продолжать этот разговор.

– Кого обслуживаете в первую очередь?

– «Холидей инн».

– С каждой загрузкой закладывайте сотню полотенец. На полотенцах они просто тронулись.

– Они на всем тронулись.

– Сколько всего белья?

– Шестьсот фунтов без малого. В основном от «Шрайнера». Еще с понедельника осталось. В жизни не видел таких грязных простыней. Некоторые на ребро ставить можно.

Он кивнул в сторону новичка, Поллака:

– Как вам этот парнишка?

Подсобные работники в «Блю Риббон» долго не задерживались и менялись часто. Дейв гонял их в хвост и в гриву, да и громовые окрики Рона не добавляли им настроения.

– Пока неплохо, – сказал Стоун. – А помните его предшественника?

Он помнил. Тот бедолага продержался всего три часа.

– Да, не забыл еще. Как его звали-то?

Рон Стоун сдвинул густые брови:

– Не помню. Бейкер, что ли? Или Баркер? Что-то вроде того. В пятницу я видел его возле универмага; он раздавал листовки, призывающие бойкотировать зеленщиков или что-то в этом роде. Здорово, да? Работать не умеет, так теперь коммунистической пропагандой занимается. С ума сойти можно!

– После «Холидей инн» вы Говарда Джонсона пропустите?

Стоун обиженно фыркнул:

– Конечно! Их мы никогда не задерживаем.

– К девяти справитесь?

– Еще бы!

Кивнув Дейву, он поднялся на второй этаж. Миновал химчистку, бухгалтерию и вошел в свой кабинет. Уселся за стол во вращающееся кресло и придвинул к себе лоток с входящими документами. На столе красовалась табличка с призывом:

Табличка ему не нравилась, но со стола он ее не убирал, потому что ее подарила Мэри. Когда? Лет пять назад? Он вздохнул. Приходившие к нему бизнесмены и рекламные агенты находили табличку забавной. Хохотали во всю мочь. С другой стороны, покажи рекламному агенту фотографию голодающего ребенка или Гитлера, насилующего Деву Марию, и он помрет со смеху. А вот Винни Мейсон, тот самый петушок, который, несомненно, напел на ухо Стиву Орднеру, держал на столе табличку с таким лозунгом:

Что за хреновина такая – «пумай»? Ведь такой белибердой даже рекламного агента не насмешить, не так ли, Фредди? Так, Джордж, ты прав, старина.

Снаружи загрохотал тяжелый дизель, и он развернулся на кресле, чтобы посмотреть в окно. Строители автострады готовились к началу очередного рабочего дня. Мимо прачечной неторопливо проплывал тягач с платформой, на которой стояли сразу два бульдозера, а сзади выстроилась целая вереница нетерпеливо гудящих легковушек.

Лучше всего было следить за ходом строительства с третьего этажа, над химчисткой. Автострада, словно надрез скальпеля в руках умелого хирурга, вскрыла деловую часть и жилые кварталы Вест-Энда; ее строящийся участок багровел на теле города, будто свежий шрам, заляпанный грязью. Автострада пересекла уже Гилдер-стрит, похоронила под собой парк на Хебнер-авеню, куда он водил гулять маленького Чарли… совсем еще крошку. Как же назывался этот парк? Он не мог вспомнить. Мне кажется, Фред, просто парк на Хебнер-авеню, да? Там были и детская игровая площадка, и карусель со зверюшками, и небольшой пруд, в котором плавали утки, а посередине красовался маленький домик. Летом крыша его всегда была заляпана птичьим пометом. И еще там были качели. Чарли обожал качаться, и именно там, в парке на Хебнер-авеню, научился этому. Что скажешь по этому поводу, Фредди? Что скажешь, старый дружище? Помнишь, как он поначалу перепугался? Даже заревел; ну а потом все наладилось и Чарли так пристрастился к качелям, что ревел уже, когда я его домой уводил. В машине по дороге домой весь костюмчик слезами залил. Неужели это и вправду было четырнадцать лет назад?

Мимо прогромыхал тяжелый грузовик, на котором громоздился погрузчик.

Райончик Гарсон сровняли с землей месяца четыре назад; он был всего в трех-четырех кварталах от Хебнер-авеню. Несколько деловых зданий, в которых размещались разные конторы, пара банков, приемные дантистов и всяких костоправов с хиромантами. Всех их было не жалко, но вот, глядя, как сносят старенький кинотеатр «Гранд», он испытал настоящую душевную боль. В начале пятидесятых годов именно там он посмотрел свои любимые фильмы. Хичкоковский «“У” значит убийство» с Рэем Милландом и Грейс Келли и «День, когда Земля застыла» с Майклом Ренни. Как раз вчера этот фильм показывали по телевизору, и он так хотел посмотреть его, но заснул прямо перед экраном, а проснулся, когда уже этот чертов гимн исполняли. Пролил стакан виски на ковер и получил нахлобучку от Мэри.

Да, «Гранд» – это было, конечно, нечто из ряда вон выходящее. Не сравнить с современными кинотеатрами на окраинах – безликими коробками посреди автомобильной стоянки площадью в четыре квадратные мили. «Синема I», «Синема II», «Синема III», «Синема MCMXLVII». Как-то раз он свозил Мэри в один из таких кинотеатров в Уотерфорде – посмотреть «Крестного отца». Билеты обошлись им в пять долларов, а интерьер напоминал скорее кегельбан, нежели кинозал. Даже балкон отсутствовал. Не то что в «Гранде». Там пол в вестибюле был вымощен мрамором, а большой пакетик воздушной кукурузы, которую тут же рядом выпекал очаровательный старинный автомат, стоил всего десять центов. Билетер при входе (кстати, билеты обходились в шестьдесят центов) щеголял в красной, шитой галунами ливрее, а возрастом был примерно с Мафусаила. И всегда приветствовал вас беззубым шамканьем: «Надеюсь, кино вам понравится». В огромном кинозале вечно стоял устойчивый запах запыленного бархата. Места между рядами было предостаточно, так что никому не приходилось упираться коленками в спинку впереди стоящего кресла. А на потолке красовалась изумительная огромная люстра из настоящего хрусталя. Сидеть под ней было страшновато – в случае чего, остатки было бы потом и пылесосом не собрать. Да, «Гранд» был для него целой эпохой…

Он виновато посмотрел на часы. Прошло почти сорок минут. Скверно. Он только что выбросил сорок минут коту под хвост, а ведь даже толком ни о чем и не думал. Разве что о парке и о кинотеатре «Гранд».

У тебя что-то не так, Джорджи?

Возможно, Фред. Вполне возможно.

Он вытер щеки. Пальцы увлажнились – сам того не замечая, он всплакнул.

Он спустился, чтобы поговорить с Питером, который отвечал за доставку белья. Все были уже в полном сборе, первые простыни от Говарда Джонсона с шипением утюжились в гладильном агрегате, пол под ногами вибрировал из-за работающих полным ходом стиральных машин; Этель с Рондой старательно гладили сорочки.