– Все они такие, – ухмыльнулся я, – мультимиллионщики проклятые.

– Ой-ой-ой, – тоже лыбясь во весь рот, вернул мяч на мое поле Кац, – ну куда нам до вас, миллиардщиков?

И тут уже все не выдержали и расхохотались. На том опасный для меня момент и миновал.

Проводив друзей, я некоторое время сидел у камина и думал о том, что уже успел сделать в этом времени. Не так уж и мало, если разобраться. Одно только то, что официальная статистика выдала за прошлый год цифру в четыреста девяносто грамотных на тысячу населения, уже оправдывало мое пребывание здесь. Причем по русскому населению (вернее, по тем, кто считал русский язык родным и предпочитал общаться именно на нем, вне зависимости от формальной принадлежности к какой-либо национальности) этот показатель был еще выше. Общеимперские цифры тянули вниз Средняя Азия и Кавказ. Ранее к ним еще присоединялась Сибирь, в которую, вследствие малочисленности населения, автоматом включался и Дальний Восток, но за последние два года структура населения и там, и там из-за прибытия значительного числа переселенцев существенно изменилась. Чему, кстати, очень поспособствовали засуха и голод нынешнего года, охватившие Поволжье и южные губернии. Переселенцы, уже «распробовавшие» школы дома, добравшись до места, довольно быстро начали заваливать Столыпина прошениями об открытии оных. И Петр Аркадьевич активно способствовал этому. Поэтому цифры по Сибири и включенному в нее Дальнему Востоку сейчас, благодаря неустанной деятельности Столыпина, почти сравнялись с общеимперскими. Хотя от центральных губерний пока еще отставали.

Петр Аркадьевич оказался очень интересным человеком. С системным мышлением, охватывающим не только задачи, стоящие непосредственно перед ним, но и многие смежные области – как раз в интересах решения этих самых задач. Я, например, с удивлением узнал, что тот самый знаменитый «столыпинский вагон» возник вовсе не как «вагонзак». Нет, это был переселенческий вагон, и отсеки внутри него предназначались не для содержания заключенных, а для живности и инвентаря. Малые отсеки – для свиней, кур, уток, гусей, большие – для крупного рогатого скота и лошадей. И лишь после того как переселенческая программа была свернута, ставшие никому не нужными «столыпинские вагоны» начали использовать для перевозки заключенных. Ну ведь надо было куда-то девать эти вагоны? А уж потом, после доработки под новые задачи, их конструкция стала стандартной.

Поскольку в настоящий момент Столыпин не был премьер-министром, мне пришлось приложить немало усилий, чтобы развернуть производство таких специализированных вагонов. Вернее, разворачивание производства оказалось самой простой из задач. Куда труднее было добиться их закупки государственными железными дорогами. Витте ни в какую не хотел финансировать «эту глупость», настаивая на том, что вполне достаточно обычных товарных вагонов.

И вообще Витте смотрел на жизнь как-то для меня непонятно. Сквозь призму золота, что ли… Сергей Юльевич несомненно был одним из самых талантливых финансистов. Но на том уровне, на котором он сейчас находился, должно уже было появиться понимание, что не на всем можно зарабатывать, в конце концов. Я же тоже финансист ничего себе так. Это адмирал я никакой, полководец слабый, ну и ученый весьма посредственный (хотя во всех этих областях мне уже пришлось некоторым образом «наследить»), а вот деньги зарабатывать умею очень даже неплохо. Ни с одним проектом, ни там, в покинутом мною будущем, ни здесь, не провалился – все не просто принесло прибыль, но и состоялось в качестве реального производства или долговременного финансового института. Во всяком случае, в России… Прибыль-то можно некоторыми «рыночными» методами накрутить так, что дай бог. Вон в моем времени ходила байка про некоего американского инвестора, который купил кусок бесплодной пустыни, поставил там несколько скупленных по дешевке разукомплектованных ржавых буровых, а потом в отчете этой организованной им акционерной компании указал два миллиона прибыли за год, просто вложив собственные деньги. Естественно, народ сделал стойку. (Ну как же – свежеобразованная акционерная компания сразу выдала такую прибыль! Что же дальше будет? Да там, наверное, нефть можно ведрами черпать!) После чего американец распродал свои акции более чем за десять миллионов долларов, упятерив вложенный капитал… Но в своей стране я никогда ничего такого себе не позволял. А вот Сергей Юльевич как будто не в этой стране живет. Одни его «пьяные деньги» чего стоят…

Спать я лег поздно, так до конца и не разложив всё по полочкам. Нет, даже если я помру прямо сейчас, в этой постели, будущее России уже изменилось к лучшему. Намного или не очень – пока не понятно, но изменилось точно. А вот достаточно ли этих изменений, чтобы отвратить от моей страны тот сонм бед, который должен обрушиться на нее в наступившем веке? Ой не знаю…

– И сим объявляю, что все выкупные платежи[5] за землю полностью отменяются! Также аннулируются и все недоимки, накопленные к моменту опубликования моего указа…

Я стоял в первом ряду, в придворном мундире и с благолепной миной слушал племянника, который только что закончил чтение своего указа. Выкупные платежи были наконец отменены. И что самое интересное, я этому не воспротивился. Да еще и помог! А все из-за Миклашевского и Овсинского. (Тот еще дуэт получился, похлеще Тимирязева с Боткиным, которые уже давно спелись и выступали передо мной единым фронтом…) И вот эти господа умудрились сделать на моих землях – никогда не поверите – колхоз!

Все началось с сорока тысяч десятин в Тамбовской области. Я сразу решил дать Миклашевскому и Овсинскому большую площадку для экспериментов. Пусть пробуют. Голода вследствие неудачных экспериментов я не боялся – урожайность в моей «вотчине» изначально была достаточно высока, а благодаря сразу же взятому курсу на жесткое, «через коленку», внедрение самой передовой агрономии в старых, устоявшихся хозяйствах-подворьях даже и слегка выросла. В результате, вкупе с тем, что площади распаханной земли постоянно продолжали расти, мои элеваторы, строительство которых у меня пусть и заметно, на порядки, снизило темпы, но никогда не останавливалось, наполнялись весьма быстро. Потому что и прирост пашни у меня был значительный, поскольку и старые подворья росли по площади, да и новых закладывалось тысяч по десять – двенадцать каждый год. Хотя уже не за счет новых переселенцев. Ну да здесь уже народу хватало. За пятнадцать лет, пока действовала переселенческая программа, сюда, в Северный Казахстан, успели переселиться около шести миллионов человек. Так что общая численность населения в моей «вотчине», то есть на землях севернее линии Свинцовая гора (в моем времени Джезказган) – Барнаул, с учетом местных жителей и народившихся уже здесь детей, сейчас составляла около одиннадцати миллионов человек, из которых приблизительно девять с половиной миллионов были русскими. (И поверьте мне, это было очень хорошее число. Во всем Казахстане покинутого мною времени насчитывалось всего миллионов шестнадцать!) А из этих девяти с половиной миллионов минимум восемь, а то и восемь с четвертью были крестьянами, которые с бо-ольшим энтузиазмом поддерживали устремления Всероссийского православного попечительского совета в области демографии. Делом, естественно. Средняя семья владельца подворья состояла из десяти – одиннадцати человек, как минимум семь из которых были детьми до пятнадцати лет. Доля же населения старше шестидесяти составляла не больше жалких трех процентов. И причиной тому была отнюдь не высокая смертность. Просто сюда, на новые земли, в никуда, в пустоту, устремились относительно молодые люди. Мало кому из переселенцев было за сорок, а основной массе – вообще меньше тридцати. И они еще не успели состариться. Но вот прибывшие с ними дети уже подросли и вошли в силу. Многие старшие сыновья, которые по всем традициям должны были унаследовать отцовское подворье, продолжали жить с отцами, даже будучи оженены, поэтому-то старые подворья и расширялись, постепенно прикупая земельку окрест. Больше рабочих рук на них стало! Недаром я в свое время приказал так нарезать подворья, чтобы между соседними было расстояние более километра. Причем в большинстве случаев оно было не меньше двух. То есть вокруг каждого подворья имелось еще от двухсот до тысячи десятин свободной земли. Развивайся – не хочу! Конечно, не все эти земли были пригодны для пашни, но насколько я помнил с тех времен, когда мы с солдатами ездили помогать колхозникам убирать их урожай (вернее, колхозники помогали нам убирать свой урожай), это было даже больше, чем площадь среднего колхоза в центральных областях России. Так что еще лет тридцать – сорок подворьям будет куда расти, а вот дальше пойдет жесткая конкуренция за землю. И дай бог. Конкуренция – это всегда хорошо…