– Нет пока. Но скажу, если понадобится.
– Не беспокойся, не понадобится. Мы ничего не будем угонять. Посмотри вот. – Джилли вытаскивает из заднего кармана шортов сложенный лист бумаги и протягивает Эллен на глазах заинтригованного Джека.
Эллен разворачивает листок:
– «Дорогая миссис Эмбер! Я даю Джеку и Джилли мое разрешение пользоваться каноэ. Подпись: Билл Дун». – Она смеется и поднимает глаза: – Неплохо.
Джек сегодня утром несколько тормозит.
– Ты подделала записку от папы? Джилли, чего ж ты мне-то не сказала!
– Ладно, не дуйся. Сказала бы по дороге. – Она сует листок обратно в карман. – Видишь, Эл? Беспокоиться не о чем.
– Согласна, подделка хорошая, а если Амбар проверит у папы? Что тогда делать будешь?
– Она не станет.
– Этого ты не знаешь. – Эллен качает головой. – Извините, ребята, но я вам не дам испортить мне остаток лета, так что можете снимать рюкзаки. Никуда вы не едете.
– А ты нам помешай, – фыркает Джилли.
– Я могу сказать дяде Джимми или позвонить Амбар.
– Можешь, но не станешь.
– А ты проверь.
– Не станешь, потому что иначе я расскажу папе, чем вы тут с дядей Джимми занимаетесь.
Эллен вздрагивает, внезапно бледнеет.
– Не понимаю, о чем ты.
Джилли закатывает глаза:
– Да мы с Джеком вас слышали! Мы даже унюхали.
Эллен вцепляется в собственные руки так, что они дрожат.
Джек думает, что сейчас она либо разревется, либо со всей силы влепит Джилли пощечину. Его самого тоже тянет дать ей по морде. Снова она прыгнула, не глядя, и его потянула за собой. А Эллен спрашивает голосом таким же зажатым, как ее руки:
– Что унюхали?
– Травку, которую вы на крыше курили ночью. Мы же не идиоты, чтоб не понять.
Эллен испускает прерывистый выдох.
– Вы не идиоты, вы сволочи, вот вы кто.
– Мама с папой так не подумают.
– Можете рассказывать что хотите, я буду все отрицать. Не докажете.
– А надо будет доказывать? Ты сама знаешь, как папа ненавидит наркоту.
– Если расскажешь, – произносит Эллен медленно, ледяным голосом, с такой злостью, какой Джек никогда от нее не слышал, – я тебе отплачу, Джилли. Клянусь.
– А мы не скажем, если не скажешь ты. Ты же сама сказала, Эллен, мы хорошо устроились. И мы с Джеком хотим портить эту малину не больше тебя.
– Обещаете не говорить?
– А ты?
– Ладно, – кивает она, крепко сжав губы. – Договорились.
– Договорились, – эхом отзывается Джилли.
– Я от тебя тоже хочу это услышать, Джек.
– Договорились, – произносит он, почти утратив от восхищения дар речи. Джилли не прыгала наугад, Джилли все это время его опережала. И Эллен тоже. Но, кроме восхищения, Джек ощущает еще и горькую зависть. Джилли умнее, Джилли храбрее… как будто ухватила львиную долю всех крутых качеств, когда родилась первой. А он, когда появился через семь минут, получил только объедки. Зато есть нечто, что выделяет его среди всех… иногда. Это как обладать сверхмощью, которая включается и выключается, когда хочет: скорее проклятие, чем благословение.
Смотри, там в небе, это птица, это камень, это Супер-Джек… ну, иногда Супер.
Зато эта штука спасла ему жизнь. Волна, которая засосала его в море. Он помнит, как ловил ртом воздух, пытаясь остаться на плаву, как тонул, уходил вглубь… «А что же включило эту силу?» – думает он. Опасность утонуть? Ответ почти в руках, но чуть-чуть не дотянуться.
Тем временем Эллен смотрит на них из-под темных очков и говорит:
– Если Амбар вас поймает, я здесь ни при чем, ясно?
– Тем более что так оно и есть, – отвечает Джилли, глядя на нее в упор.
Игра в гляделки тянется долгое мгновение. Потом Эллен отступает в сторону, освобождая проход.
– Ладно, проваливайте на хрен.
Близнецы, не теряя времени, протискиваются мимо нее, бегут по террасе, через наружную дверь в горячее сияние утреннего солнца. Смех Джилли звонко скатывается вниз по скрипучим ступеням, дверь за ними со стуком захлопывается.
– Джек, ты видел ее рожу? Ей-богу, она чуть не умерла!
Джек застывает внизу лестницы как вкопанный, и озарение звенит в нем набатным колоколом. Чуть не умер? Никаких «чуть»! Я утонул. Он утонул… и вернул себя к жизни в момент смерти, создал новую реальность, где не было не только его смерти, но и обстоятельств, которые ее вызвали. Он отмотал ленту истории назад к определенному моменту – когда Джилли подначила его войти в воду, – а потом снова запустил вперед, и те же начальные условия привели к иному результату. Его не смыло в море, а выбросило на мелководье. Он не утонул, а только ушиб руку. А потом и эту травму, эту реальность тоже стер, на следующий день, создав еще одну – ту, в которой сейчас живет он и все прочие.
Я утонул.
Ноги делаются ватными, и он резко оседает на песок.
– Джек! – Джилли уже здесь. – Что с тобой?
Он не может говорить. Как бы там ни было, а объяснять ей он не станет. Он и себе-то не может объяснить.
– Вставай, – говорит она, поднимая его с песка. – Давай с солнца уйдем.
Он позволяет увести себя в тень под домом, едва соображая, что ему помогают идти. Потрясение собственной смерти вызвало тогда срабатывание силы в каком-то рефлексе самосохранения – это кажется осмысленным. Но с тех пор сила срабатывала еще дважды (как минимум – это те случаи, о которых он знает). Первый раз – позавчера, во время игры в скрэббл. Второй раз – вчера, когда они с Джилли устроили состязание по щипкам под водой. Оба раза его жизни ничего не угрожало.
А точно ничего?
Что, если оба раза была какая-то опасность, о которой он не знал? Опасность, которую он – или эта его сила – обнаружили втемную, неосознанно… как вот он и Джилли умеют ощущать нависшую угрозу, ничего не зная о ее природе, пока она не реализуется? Или только, если она реализуется, потому что иногда вопреки настоятельности предупреждения не происходит ничего, и остается лишь гадать, какой судьбы они избегли и что для этого сделали или чего не стали делать…
Он знает, что Джилли ему что-то говорит, но вместо того чтобы прислушаться к ее словам, думает о том, что же такое тянулось к нему из морских глубин. Он не видел этого, но ощущал: огромное осмысленное шевеление, оборачивающееся к нему с интересом хищника. От воспоминания сердце начинает биться чаще. Оба раза эта штука к нему тянулась? И взрыв трансформатора на той стороне шоссе № 1 – это в него чуть-чуть не попали?
И сейчас это тоже там – и тянется к нему.
Но что это такое? И зачем оно за ним охотится?
– Джек! – трясет его Джилли. – Ты что, заболел?
– Все нормально, – раздраженно отвечает он, отодвигаясь.
– С виду не похоже.
Тут ему приходит в голову, что результаты последних проявлений – перестановка букв в скрэббле, исцеление его руки, периферийные, но все же существенные перемены в мире – все это вторично по сравнению с настоящей целью. Побочные эффекты. Видимые признаки деятельности, необнаружимой человеческими чувствами – как температура указывает на войну в тебе между микроскопическими агрессорами и защитниками. Вспомнив носовые кровотечения, предшествующие, сопровождающие или следующие за сменой реальности, он проверяет, нет ли крови, но пальцы остаются сухими. И все же, думает он, что, если все время идут какие-то другие войны? Не только в его теле, но и вне его, и не слишком малые для человеческого восприятия, а напротив – слишком масштабные? Что, если его проснувшаяся сила бросила его прямо в гущу самой большой войны из всех… и в каком-то смысле самой малой тоже: войны, ведущейся во всех масштабах за право определять, что реально и что нет? Все стороны такого конфликта должны бы обладать такой же силой, как у него, и каждый (сколько же их может быть?) запутывает и распутывает реальности с двойной целью: сохранить свое существование и стереть существование других, как будто сумасшедшие боги ругаются над ткацким станком вселенной, играя в фантастически сложную и совершенно беспощадную игру.