— Да что он, двужильный, что ли? — пробормотал себе под нос Жозеф, стараясь не выпускать объект наблюдения из виду.

Вдруг Шарманса исчез. Юноша испугался, что окончательно его потерял, но при виде приоткрытой двери церкви Сент-Этьен-дю-Монт решил на всякий случай туда заглянуть.

Шарманса перекрестился, опустился на колени, потом встал и направился к резной балюстраде, отделявшей клирос от нефа и боковых приделов. Остановившись возле кафедры, он раскрыл требник. Жозеф притаился за колонной, с тревогой размышляя, как надолго задержится Шарманса в церкви. Удача ему улыбнулась: вскоре к Шарманса подошел элегантно одетый худощавый господин в цилиндре и похлопал его по спине, а потом взял под руку, и они, перешептываясь, направились к гробнице святой Женевьевы, где беседовали довольно долго. Жозеф медленно двинулся в ту сторону, делая вид, что увлеченно рассматривает пышный декор гробницы, и попытался разглядеть лицо худощавого господина, насколько это было возможно в полумраке церкви.

Наконец Шарманса направился к выходу, а его собеседник опустил монетку в ящик для пожертвований и зажег восковую свечу. За кем же пойти? Поразмыслив, Жозеф выбрал загадочного незнакомца, ведь адрес служащего ломбарда ему был уже известен.

Человек в цилиндре шел быстро. Он обогнул лицей Генриха IV, свернул на улицу Роллен, потом на улицу Наварры и наконец к Аренам Лютеции.[55] Жозеф никогда прежде не бывал на руинах этого древнего амфитеатра и невольно отвлекся, рассматривая стертые от времени ступени и свободный участок арены — большую ее часть занимали конюшни и контора омнибусов.

— Подумать только, здесь нашли скелет человека ростом два метра десять сантиметров! Ну и здоровяки же были эти гладиаторы! — проговорила вслух какая-то женщина в форме сестры милосердия, перекрестилась и направилась к выходу.

Жозеф вспомнил про человека в цилиндре, но того уже и след простыл. Юноша нахмурился. Расследование оказалось куда сложнее и длительнее, чем он рассчитывал. Недовольный собой, он направился обратно в тупик Беф.

Женщина у входа в дом все так же лущила орехи. Жозеф подошел и кашлянул, чтобы привлечь ее внимание.

— Простите, мадам, вы не подскажете, как зовут полноватого господина с бородой, что живет в этом доме? Он похож на моего дядюшку Альфреда, который десять лет назад уехал в Венесуэлу, и с тех пор от него ни слуху ни духу…

— Нет, его не Альфредом зовут, а Проспером Шарманса, — отозвалась женщина — зубов у нее почти не осталось, так что половину звуков она не выговаривала. — Это имя означает «счастливчик», но мсье Шарманса не слишком-то везло в жизни. Я почему знаю — мы с ним земляки, он из Лиона, а я из Кремье, этот городок тоже располагается на берегу Роны.

Жозеф согласно кивнул, а потом, воспользовавшись тем, что она перевела дыхание, с живым интересом переспросил:

— Из Лиона, говорите?

— Да, Лион — большой город, наш Кремье по сравнению с ним — дыра дырой… Мсье Шарманса вот уж лет шесть как обосновался тут, в Париже, а я перебралась вслед за внуком только в восемьдесят восьмом. Внук-то у меня кровельщик, хотел подзаработать здесь — к Выставке тогда много чего строили, — ну, и меня с собой прихватил, чтобы было кому хозяйство вести. Жены-то у него нет — кому он без ноги нужен, после того несчастного случая! Так вы говорите, мсье Шарманса доводится вам дядюшкой?

— Нет-нет, я, наверное, ошибся, больно он на моего дядюшку похож. Может, и впрямь у каждого человека есть двойник… Мой дядюшка родом из Арраса, а Лион, насколько я слышал… — Жозеф надеялся, что болтливая женщина расскажет что-нибудь о прошлом Шарманса, но, выслушав множество подробностей о жизни крестьян и лионских ткачей, он узнал только, что домой Шарманса не возвращался.

Мадам Пиньо хлопотала на кухне, готовя клецки по-итальянски с пармезаном, так что Жозеф мог спокойно занести свои дневные наблюдения в блокнот.

«Лион, — бормотал он себе под нос, — туда ведут все нити. Надо во что бы то ни стало выяснить, что там происходило в восемьдесят шестом году… Мсье Гувье наверняка это знает… Но если спросить напрямик, он может насторожиться, и тогда я попаду на допрос к Лекашеру. Нет, лучше уж самому во всем разобраться. Вот мсье Легри удивится…».

Жозеф не хотел признаваться себе, что на самом деле хочет произвести впечатление не на Виктора, а на Айрис. И тут он вспомнил про друга детства, Марселя Бишонье, с которым они вместе продавали газеты. «Если тот все еще работает на улице Круассан, — решил юноша, — надо завтра навестить его с утра пораньше. А пока что тщательно продумать свои действия. Какой след быстрее приведет к цели? Начнем с загадочного адреса из записки, найденной у Гастона Молина».

Жозеф расчистил поверхность ящика, служившего ему столом, сдвинув в сторону кипы газет и гильзы от патронов.

— Что-то я совсем запутался, — пробормотал он, склонившись над своими записями. — Пора подвести итоги. Что у нас есть? Меня беспокоит это «прв.» на неизвестной улице Л. Дом под номером 1211 — это, по меньшей мере, странно… А что же такое «прв»?.. прв… прв… Черт, как я мог быть таким тупицей! Это же первый этаж! То есть первый этаж дома 1211 по улице Л. Осталось только выяснить, что это за улица… Туфельку нашел пес козопаса в Ботаническом саду… Там есть волки и даже львы. Где-то у меня был путеводитель по Парижу…

Жозеф чувствовал, что вплотную приблизился к разгадке.

Молина жил где-то неподалеку, потому что из его квартиры слышно, как воют волки. Значит, надо составить список всех улиц в этом районе, название которых начинается с буквы «Л». Если на ней тысяча двести домов с лишним, длинная улица получается… Куда же, черт возьми, запропастился путеводитель?!

Юноша сделал неловкое движение, и стопка номеров «Живописного журнала» разлетелась по комнате. Один из них при падении раскрылся на иллюстрации во весь разворот. Жозеф бросил на него взгляд и замер — под картинкой было написано: «Церковь Сен-Северен в Париже».

«Церковь! — осенило Жозефа. — Вот оно! Точно! Тот тип в цилиндре, с которым Шарманса шептался о чем-то в церкви Сент-Этьен-дю-Монт, привел меня в Арены Лютеции… а это в двух шагах от Ботанического сада. Теперь понятно! Они все друг с другом связаны. Молина, Шарманса, человек в цилиндре — все трое живут в одном квартале. Куда же я подевал путеводитель? Точно сюда клал, он же мне постоянно нужен…».

— Сынок, иди ужинать! — раздался из кухни голос Эфросиньи Пиньо.

— Вот всегда так, — проворчал Жозеф, прерывая поиски.

— Что это с тобой? Не иначе как ангину подхватил? — спросила мать, ставя перед ним тарелку.

— Нет, у меня всего-навсего пропал путеводитель по Парижу.

— Не переживай, он тебе его обязательно вернет.

— Он? Кто он? Ты что, отдала кому-то…

— Твой путеводитель? Ну, да, отдала. Кузену мадам Баллю, его зовут Альфонс, он еще уезжал в Сенегал, а сейчас вернулся. Представляешь, его товарищ по полку хочет погулять со своей невестой по Парижу, но совсем не ориентируется в городе, вот мадам Баллю и попросила путеводитель. Ну не сердись, не покупать же его, зачем тратить деньги на такую ерунду?

— Мама! Я же тебя просил: не трогай мои вещи!

— Не смей повышать на меня голос! Лучше ешь давай, а то все остынет. Как тебе клецки? Я хотела приготовить кровяные колбаски с пюре, но поскольку у меня оставалась манка и…

— Ну и отлично! Терпеть не могу кровяные колбаски, — сказал Жозеф, принимаясь за еду, но не успел он поднести вилку ко рту, как в дверь постучали.

— Кого это еще принесло, — проворчала Эфросинья. — Сиди, я открою.

Пришел Виктор. Не слушая его протесты, мадам Пиньо поставила перед ним полную тарелку. Он уже поужинал с Таша и братьями Натансонами, но заставил себя проглотить несколько клецок, выпил три стакана воды и вежливо отказался от печеного яблока.

— Ну что, как ваши успехи? — спросил он, когда они с Жозефом оказались наедине.