— Сам увидишь. Столовое серебро и золотые безделушки они оценивают на вес и оплачивают только четыре пятых. А за остальное хорошо если треть настоящей цены дадут. Вот я часы принес и знаю, что могу с ними распрощаться!

— Но должен же быть способ не довести дело до аукциона, — сказал Жозеф.

— Ну да! Даешь расписку и платишь проценты по ссуде. Переплачиваешь за собственную вещь раз в десять-пятнадцать.

Студент мрачно поплелся к выходу, но Жозеф окликнул его:

— Я бы на вашем месте попытал счастья. Здесь, конечно, обдираловка, но, как говорит мой хозяин, пустая квартира лучше, чем пустой желудок.

Ободренный студент вернулся в очередь. У соседнего окошка подошла очередь дамы с каминными часами. Оценщик внимательно осмотрел их и сухо объявил, что даст десять франков. Вдова возмущенно воскликнула, что ее дед с бабкой отдали за это чудо целое состояние, а ей срочно нужно расплатиться с булочником и мясником, которые больше не желают отпускать товар в долг. Человек за стойкой равнодушно перевел взгляд на следующую клиентку — улыбчивую девушку, которая принесла закладывать мужской костюм.

— Брат обзавелся таким брюхом, что костюм на него все равно не лезет. Сколько я за него получу?

Тут вдова оттолкнула девушку и сдала свои часы в обмен на две монетки по пять франков.

— Сущий грабеж, — всхлипнула она.

— Зря вы так, — возразил оценщик. — Я всего лишь делаю свою работу.

— Хорошая работа — на людском горе наживаться! — с горечью сказала вдова.

— Ну, молодые люди, поняли теперь, что и как? — пробурчал старый торговец.

Наконец подошла очередь Жозефа.

— Что у вас? — ворчливо спросил его неприветливый субъект, не поднимая головы.

— Здравствуйте, мсье. Если я вам скажу: «Шарманса», что вы мне ответите?

— Что мне неизвестен предмет под таким названием.

— Так зовут брата моей матушки, мне сказали, что он служит здесь.

— Шарманса ваш дядя?! — удивился оценщик.

— Ну да, мой дядя работает у «моей тетушки», — попытался сострить Жозеф. — Меня зовут Гастон Молина. Так дядя здесь?

Оценщик окинул Жозефа пристальным взглядом.

— Минуту, — сказал он угрюмо. — Сейчас выясню.

Минута затянулась, и очередь стала недовольно ворчать, но тут оценщик вернулся.

— Он сейчас занят на складе.

— Послушайте, это очень срочно, вопрос жизни и смерти, мне бы только пару слов ему шепнуть, пожалуйста, позовите его…

По стойке к оценщику покатилась монетка. Тот сунул ее в карман и снова ушел. Жозеф тут же отошел в сторону и, усевшись неподалеку на лавку, развернул свежий номер «Пасс-парту». Ворчливый оценщик вернулся в сопровождении лысого пузатого коротышки с густой бородой, одетого в серую блузу.

— Значит, вот как выглядит Шарманса, — пробормотал Жозеф, прячась за газетой. — Ну и рожа!

Обнаружив, что «племянника» нет на месте, оценщик поскреб в затылке и пожал плечами. Шарманса, близоруко щуря выпуклые, как у жабы, глаза, оглядел очередь, резко развернулся и скрылся в подсобном помещении.

Жозеф вышел и занял наблюдательный пост на противоположной стороне улицы. Через некоторое время показался Шарманса, вместе с другими работниками ломбарда он направился к остановке омнибуса.

«Сегодня уже слишком поздно, — решил Жозеф, — но в следующий раз я выясню, где его логово».

Он вернулся в лавку около семи вечера. Кэндзи не стал его отчитывать, только раздраженно заметил, что Виктор куда-то умчался, а самому ему тоже надо отлучиться.

— Я вернусь ближе к полуночи. Не могли бы вы составить мадемуазель Айрис компанию за ужином?

— Как скажете, мсье. Я только предупрежу матушку, что задержусь сегодня.

— Спасибо. Тогда я пойду переоденусь, а вы пока закройте лавку.

Жозеф опустил ставни и начал подметать.

— Идите сюда, — окликнула его Айрис, — я приготовила нам легкий ужин.

Она положила ему на тарелку паштет и салат, налила бокал вина. Жозеф вдруг представил, что эта милая девушка — его жена, и они ужинают у себя на кухне, но вспомнил о Кэндзи и нахмурился.

— Что-то не так? — спросила Айрис.

— Да нет, просто… я понимаю, это не мое дело, но сил нет молчать… вы такая юная, а мсье Мори такой…

— О чем вы?

— Ну, вы и мой патрон… Извините, но меня это возмущает!

Айрис хихикнула, прикрыв ладошкой рот.

— А что вас, собственно, возмущает? Если любишь человека, какая разница, сколько ему лет?

— Вы правы, я старомоден.

— Вы слишком молоды, чтобы быть старомодным.

— Конечно, мсье Мори достоин вашей любви, он так много знает…

— И еще он очень красивый, правда?

Жозеф растерялся, а потом энергично кивнул.

— Иными словами, вы одобряете наш союз.

— Безусловно, — Жозеф выдавил из себя улыбку. — Только все равно обидно.

— Почему?

— Ну, не знаю, обидно за других. Кроме мсье Виктора, ведь у него есть мадемуазель Таша.

— Так… так вы себя жалеете?

— Вы смеетесь надо мной. Кто на меня, горбуна, внимание обратит?

— О каком горбе вы говорите?

Айрис смотрела на него таким пристальным взглядом, что он опять покраснел. Эта девушка просто чудо! Образ Валентины сразу же померк в глазах Жозефа.

— Я открою вам одну тайну, — сказала Айрис. — Только поклянитесь, что будете держать язык за зубами.

Жозеф кивнул.

— Я до… крестная дочь мсье Мори.

— То есть между вами ничего нет? — оторопел юноша.

— Ничего, кроме родственной привязанности.

— Хорошо! Просто отлично! В смысле, паштет очень вкусный, вам так не кажется? Можно мне добавки? Надеюсь, вы не скоро отсюда съедете. Просто вы долгое время жили в Англии, и я надеялся, что вы мне поможете…

— В чем?

— Мсье Виктор подарил мне книгу на английском, а я не могу ее прочитать…

— Так вы хотите выучить английский? Отличная мысль! Я просто умираю от скуки, а Кэндзи никуда меня одну не отпускает. И когда же вы хотели бы начать?

— Прямо сейчас.

— Отлично! Повторяйте за мной: My father is not at home. Where is he?

Куда ни кинь взгляд — везде пышные формы, утянутые корсетами, и глубокие декольте, прямые спины, накладные волосы и фальшивые бриллианты. Мулен-Руж был храмом Эроса, и журналисты и писатели не обходили его своим вниманием. Тут можно было найти женщину на любой вкус: наивную девушку и опытную соблазнительницу, добропорядочную матрону и вульгарную потаскушку.

Кэндзи чувствовал себя в этом мире вполне комфортно. Он со смесью восторга и презрения наблюдал, как одна из танцовщиц заставила какого-то заезжего гостя купить ей цветы, а потом у него на глазах перепродала букет цветочнице.

— Ловкая штучка, а? — послышался ровный голос.

— Да уж, невольно вспомнишь пословицу: жизнь — это плохой спектакль, начало которого мы пропустили, а конец нам неизвестен.

— Метко сказано! Вы случайно не философ?

— Нет, всего лишь владелец книжной лавки, — ответил Кэндзи, доставая визитку и окидывая беглым взглядом собеседника — господина с проседью на висках и в крылатке поверх вечернего костюма.

— Очень приятно! Жюль Навар. Я иногда пишу для «Эко де Пари». Может, подкинете еще парочку афоризмов для статьи? Не хотите чего-нибудь выпить?

— Извините, у меня назначено свидание с одной танцовщицей.

Навар разразился хохотом.

— Весьма откровенно! А можно поинтересоваться, с кем именно? Я знаю о личной жизни здешних дам всё! Это часом не прекрасная Чикита?

— Эдокси Аллар.

— Она же Фифи Ба-Рен! Мечта добропорядочного отца семейства. Властный взгляд, презрительно поджатые губы, надменное выражение лица, но в остальном — весьма привлекательная особа. В ней гораздо меньше вульгарности, чем в большинстве ее товарок. Вот только кавалеров она меняет, как перчатки, точнее будет сказать: коллекционирует. Видите того мрачного господина в сомбреро, он сидит напротив недомерка в очках? Это поэт Луи Дольбрез, один из многочисленных ухажеров Фифи, а его собеседник — Тулуз-Лотрек, он нынче пользуется бешеной популярностью.