Кэндзи облизал губы.

— Вы с ума сошли, она же еще совсем ребенок! Вы что, следили за мной?

— Нет, конечно! Но конспиратор из вас никудышный. Помните пословицу: шило в мешке не утаишь?

— Избавьте меня от ваших западных нравоучений и поклянитесь, что не расскажете об Айрис никому, даже Таша.

— Даю слово.

Кэндзи надел сюртук и шляпу, взял трость и вышел.

— Представляешь, Таша, — Виктор заговорщически подмигнул бюсту Мольера, — эта девочка — его любовница. Мне просто необходимо переехать, я чувствую себя там третьим лишним.

— Что?! Шестнадцатилетняя девочка? — возмутилась Таша. — Вот все вы, мужчины, такие, ни одной юбки пропустить не можете!

— Нет, не все! Тебе, например, достался редкий экземпляр.

Виктор попытался обнять Таша, и она сделала вид, что сопротивляется.

— А я думаю, что ты не исключение, — проворковала она. — У тебя одна официальная любовница и десяток интрижек на стороне.

— Любовь моя, нашу с тобой связь лишь с очень большой натяжкой можно назвать официальной. Мы все время встречаемся на бегу, иногда мне даже кажется, что ветер в ушах свистит. Так ведь и простудиться недолго, а? Как считаешь?

— Ну, если тебе так приспичило погреться у печки, перестань метаться между улицами Сен-Пер и Фонтен.

— Ты серьезно? Ты правда хочешь, чтоб мы жили вместе?

Она красноречивым жестом обвела мастерскую, где царил жуткий беспорядок.

— Ты такой аккуратный, а у меня тут все вверх дном. Ты сам-то уверен, что хочешь здесь жить? Мы же начнем придираться друг к другу по пустякам. Я терпеть не могу готовить и совершенно не умею вести хозяйство. По-настоящему я люблю только живопись.

— А меня?

— Тебя я обожаю, но ты слишком ревнив. А мне необходимо видеться с художниками, общаться с ними, сравнивать наши работы…

— Кажется, я нашел выход. Если мы переедем в квартиру попросторнее, у каждого будет своя территория: я смогу заниматься фотографией, а ты — спокойно творить. А еще составим график свиданий. Например, по субботам с семнадцати до девятнадцати. Как тебе идея?

— Да что ты несешь?!

— Я снял для нас помещение парикмахерской вместе с квартирой.

— Ты…

— Закрой рот, милая, а то ты становишься похожа на рыбу.

Человек в сером пальто сделал большой глоток рома, вытер губы тыльной стороной ладони и убрал флягу в карман, но ему тут же захотелось выпить еще. Пройдя через ржавые ворота на территорию Ботанического сада, он миновал клумбы с хризантемами и пошел вверх по извилистым дорожкам альпийской горки. Дойдя до вершины, задержал взгляд на высоком куполе Пантеона и уселся на скамье, что окольцовывала ствол старого ливанского кедра. Бюффон посадил здесь это дерево сто пятьдесят с лишним лет тому назад, оно видело монархию и Революцию, Реставрацию, периоды империи и республики. Миллионы людей истребляли друг друга во имя идей, которые ушли в небытие, а дерево продолжало расти. «Я тоже многое пережил», — думал человек в сером пальто. Став убийцей, он, как никогда раньше, начал ценить собственную жизнь и решил приложить все усилия, чтобы уйти от правосудия.

Ворона в поисках объедков вытаскивала из урны промасленную бумагу от бутербродов. Человек в сером пальто улыбнулся: «А дворник будет ругать посетителей, мол, намусорили… Что ж, такова жизнь — одни бьют посуду, другие за это платят». Он достал из жилетного кармана часы: половина четвертого. Пора проверить, придерживается ли своего расписания старик, за которым он следил уже неделю.

Смотрителя зверинца он нашел в вольере с оленями: сменив подстилку из сена, тот гладил олененка. Человек в сером пальто давно изучил лицо старика во всех подробностях, от пышных, похожих на моржовые, усов до последней морщинки. Всю жизнь приглядывая за животными, смотритель и сам стал похож на своих питомцев: такой же апатичный, диковатый и необщительный. Изо дня в день он ходил по одной и той же аллее: мимо антилоп и зубров — к вольерам с птицами, а там, как правило, останавливался посмотреть, как художники-любители рисуют с натуры хищных грифов или величественных марабу.

Старик перекинулся парой слов с худенькой женщиной, которая пыталась вылепить ястреба из бесформенного кома глины, покачал головой и направился к бассейну с крокодилами, а потом в аллею диких животных, где стояли десятка два клеток с двойными решетками, и там закончил свой обход.

Все шло по плану. Человек в сером пальто сел на железную скамью неподалеку от няньки, которая листала журнал мод, носком ботинка покачивая коляску с ребенком. Он щелчком сбил соринку с рукава и еще раз прокрутил в голове задуманное. Затеряться в Ботаническом саду после закрытия будет несложно. А вот чтобы оттуда выбраться, придется перелезать через решетку, и его могут заметить. Но и эту проблему он решил. Как и другие общественные места, Ботанический сад по ночам убирает целая армия дворников.

«Надо будет затесаться между ними, — думал он. — У меня есть два дня, чтобы раздобыть соломенную шляпу и блузу. Времени достаточно».

Нянька качнула коляску слишком сильно, ребенок проснулся и громко заплакал.

— Да уймите же вы его! — нервно воскликнул мужчина.

Большие серые тучи висели так низко, что казалось, задевали крыши домов. Оборванец без шапки, запыхавшись и прижав локти к корпусу, бежал по улице Сен-Пер за наемным экипажем. Консьержка мадам Баллю поспешила укрыться в подъезде, но экипаж, останавливаясь, все равно окатил ее водой из лужи.

— Вот негодяи! — проворчала она и, подбоченясь, встала со шваброй в руке у входа во двор, готовая защищать свою территорию.

Из экипажа выскочил мсье Мори и подал руку молоденькой барышне, которую консьержка никогда прежде не видела. Пошатываясь под тяжестью многочисленных шляпных коробок, вслед за ними выбрался Жозеф. Тут подоспел оборванец и подхватил огромный сундук.

— Этого еще не хватало! — возмутилась мадам Баллю. — Нечего всяким попрошайкам мне лестницу топтать! Я, между прочим, только что все до блеска вычистила, на карачках ползала, спины не жалеючи!

— Пропустите его, мадам Баллю, я разрешаю, — бросил Кэндзи Мори.

— Разрешаю, разрешаю… Да плевать мне на твое разрешение. Взяли тоже моду — шлюх у себя селить. А отвечать кто за все это безобразие будет? — крикнула консьержка ему вслед. — Да еще и ноги не вытирают! — набросилась она на Жозефа, который помчался вверх по лестнице, перепрыгивая через две ступени.

— Мсье Легри, они приехали, — объявил он, врываясь в книжную лавку. — Между нами говоря, барышня… Она слишком молоденькая для… ну, вы меня понимаете. А она здесь надолго поселится?

— Не знаю, Жозеф. По-моему, вы суете нос не в свое дело.

— Ну, конечно! Сами все везде вынюхиваете, а потом на меня же и сваливаете.

— Вы несправедливы, Жозеф. Извините, мне пора, меня ждут.

Отец с дочерью пили на кухне чай. В отличие от Кэндзи, который ощущал некоторую неловкость, Айрис выглядела вполне довольной.

— Мсье Легри, как это мило с вашей стороны уступить мне свою квартиру! Наконец-то я узнаю, как живет мой крестный. — Она хихикнула. — Конечно, люди будут болтать… Ну, да мне плевать на эти пересуды. Я так счастлива!

— Устраивайтесь, мадемуазель, — сказал ей Виктор, — а мне пора собираться.

Он бросил на стеганое одеяло перчатки, угольные карандаши и смятые эскизы, а потом еще раз осмотрел квартиру в поисках мелочей, которые могла забыть здесь Таша. Потом аккуратно сложил свои рубашки, жилетки, брюки и вдруг вспомнил, что в столовой на буфете остался портрет обнаженной Таша.

Он размышлял, куда бы его спрятать, когда в столовой появилась Айрис.

— Так вот вы где! А я как раз осматривала квартиру крестного. Забавное смешение стилей. Прошу вас, не надо прятать картину с голой женщиной перед зеркалом. Я ее уже видела. Это и есть ваша возлюбленная?

— Но я, право, не знаю… Ваш крестный…