Литмир - Электронная Библиотека

Дениза расцепила сведенные судорогой челюсти и вытащила изо рта кулак. В квартире стояла мертвая тишина. Она сосчитала до двухсот, чтобы успокоиться, встала, оделась, нацепила чепец и разложила на кровати большую лиловую шаль: покидая три года назад Кемпер, она привезла в ней все свои пожитки. Из шкафа за ветхим пологом Дениза взяла два штопаных платья и бархатную юбку — подарок мадам де Валуа, потом аккуратно сложила на шаль чулки, нижнюю юбку и две белые блузки, положила сверху потемневшее серебряное распятие, зеркальце и кружевную кофту, доставшуюся ей от матери, и наконец увязала шаль в узел.

Девушка прислушалась — в квартире было по-прежнему тихо, — надела жакет и решилась отодвинуть столик от двери. Она уже собиралась выйти, но спохватилась, что забыла самое главное. Подбежав к кровати, Дениза вытащила из-под матраса олеографию на картонке с изображением Пресвятой Девы Марии в голубых одеждах на фоне желтых скал. Дениза торопливо завернула ее в наволочку, зажала подмышкой и подхватила узелок.

Свет серого утра не мог разогнать тени, и квартира наводила на Денизу ужас. Она сделала глубокий вдох, как в детстве, когда прыгала в холодную воду реки Од, и шагнула в коридор. Нужно как можно скорее покинуть этот дом с привидениями. На лестнице ее одолели сомнения: где она оставила ключи — положила на каминную полку в гостиной, когда зажигала свечи, или бросила в своей комнате? Неважно, она все равно ни за что туда не вернется! Девушка хлопнула дверью, спустилась на один этаж и снова остановилась. Куда пойти? Денег от покупок осталось совсем мало: десять франков и пятьдесят су. Наверное, следовало оставить их на столике в коридоре, ведь ее могут посчитать воровкой, но мадам де Валуа еще не выдала ей жалованья, и эти деньги можно считать авансом. Нет, она больше не войдет в эту проклятую квартиру.

Дениза спускалась по ступенькам, размышляя, что ей делать дальше. У нее не было знакомых в Париже. Кто приютит ее? Внезапно она вспомнила о бывшем любовнике мадам де Валуа, очаровательном черноглазом мсье, который всегда был очень мил с Денизой и время от времени даже дарил несколько франков. Его звали Виктор Легри. В прошлом году Дениза однажды сопровождала мадам в его книжный магазин на левом берегу Сены. Как называлась та улица? Сен… там еще была больница…

Дениза спустилась в холл, и ее окликнул консьерж Ясент.

— Вы сегодня рано, мадемуазель Ле Луарн! Что-то случилось?

Она помотала головой и выбежала на бульвар, не заметив, что дверь за ее спиной приоткрылась, выпустив худощавого юношу в военном кепи и лицейском мундирчике с золотыми пуговицами.

Первые солнечные лучи проникли через купы платанов, осветив увитую плющом стойку перил. Медный отблеск жаровни напугал шустрого зверька с острой мордочкой.

— Вернитесь, мадемуазель куница, ну что вы за трусиха! Вернись, красотка, и получишь кусочек вкусной свиной кожицы! Мне ее дала мадам Валладье. Маглон — добрейшая из женщин, и в корсаже у нее кое-что имеется, несмотря на года… Не хочешь? Напрасно, победа будет за нами, трам-пам-пам!

Папаша Моску подогрел кофе и «причесался», запустив в волосы пятерню. Он прекрасно выспался, совершенно протрезвел и уже сожалел, что не прихватил бутылочку, дабы выпить за чудесное утро. Однако принцип есть принцип, и старик «угощался» только за стойкой кабачка или в компании друзей.

— Напиваться дома недостойно Антуана Жана Анисе Менаже, храбреца Моску, старого служаки и солдата наполеоновской гвардии! Я отвечаю перед родиной за жизнь моих полков. Если враг пойдет в атаку, мы нападем с фланга, трам-тарарам-там-там!

Старик обращался к голубям и вороне, которые слетелись полакомиться остатками его завтрака. Он потер затылок и продолжил:

— Башка трещит, видно, норму я вчера все-таки превысил. Ты старый пьяница, Моску, и не получишь ни капли до полудня! Ладно, пора браться за работу.

Вылив остатки кофе в жаровню, папаша Моску начал продираться сквозь заросли сирени. Он распугал воробьев, споткнулся о кучу осколков лепнины, отлетел к смоковнице и приземлился на куст ломоноса.

— К бою! — выхватив нож, рявкнул он, отражая нападение невидимого противника.

Потом подошел к стоявшей у стены тачке и поднял брезент, чтобы обозреть свои богатства.

— Барахло! — недовольно проворчал он, вытаскивая из кучи зонтик, ботинок и цилиндр. — Похоже, скоро на кладбище начнут терять кальсоны! А потом и до малышни черед дойдет, станут выбрасывать детей в крапиву! — возмущался старик, ставя на траву верх от коляски.

Покончив с громоздкими предметами, папаша Моску решил примерить кучерский плащ и набросил его на плечи.

— Покрашу его в красный или в зеленый, чтобы не принимали за кучера, и выйдет отличное пальте…

Старик застыл с раскрытым ртом, не закончив фразы. Его охватил ужас. На дне тачки, упираясь затылком в обломок мраморной плиты, покоилась одетая в черное женщина. Лицо с закрытыми глазами было смертельно бледным, на груди лежал закрытый зонт.

— Будь я проклят! Безбилетная пассажирка!

Он коснулся лба незнакомки и с криком отдернул руку: женщина была мертва. Папаша Моску заметил коричневое пятнышко на ее пальто, отогнул воротник и обнаружил на шее покойницы полоску засохшей крови. Он снял с нее меховую шапочку и бережно повернул голову набок: затылок у несчастной был разбит. Убийство. Старик отпрянул назад.

— Ну и зверство… Уж я покойников на своем веку повидал — и всех похоронил. А тут… Труп в моей тачке! Это уж слишком. Но я тут ни при чем. Знаю, знаю, если выпью лишнего, сражаюсь, как лев. Но убивать женщин… Увольте! Что за негодяй решил подставить папашу Моску?

Старика била дрожь. Он опустил брезент, оттащил тачку на другую сторону двора, спрятал в зарослях калины и бузины и помчался за лопатой.

— Благодарение Небу за вчерашний дождь, будет полегче копать…

Он осмотрел тело, прежде чем хоронить, и решил забрать меховую шапочку, а залитое кровью каракулевое манто оставил. Цепочку с серебряным медальоном он продаст ювелиру с улицы Пернель, ему же предложит бриллиантовое кольцо, украшавшее средний палец левой руки покойницы. Обручальное кольцо с безымянного пальца снять не удалось, да старик и не особо старался, рассудив, что это будет нехорошо по отношению к убитой.

Папаша Моску спрятал драгоценности в карман, поплевал на ладони и принялся копать, насвистывая для бодрости духа военный марш. Он старался убедить себя, что незнакомка — павший на поле боя солдат, а сам он — генерал. Работа заняла около часа, и старик, несмотря на холод, взмок от пота. Решив, что могила достаточно глубока, папаша Моску начал стаскивать тело с тачки. Юбка у женщины задралась, обнажив ноги в шелковых чулках, и старик стыдливо отвернулся. Тело шмякнулось на землю, он столкнул его в яму, бросил сверху зонт и начал торопливо закапывать. Потом разровнял землю, присыпал могилу гравием и критическим взглядом оценил свою работу. Не хватало главного. Старик пошел прочь, бормоча себе под нос придуманную для собственного успокоения историю:

— Уверен, это он. О да, мой император, удар нанес Эммануэль Груши. Вспомните Ватерлоо. Не дай он Блюхеру соединиться с Веллингтоном, вы бы победили. Я вам докладывал. Он это знает. Ненавидит меня с тех самых пор и сегодня сумел отомстить.

Папаша Моску вернулся с двумя кустами сирени, посадил их у могилы, сунул руки в карманы и отошел полюбоваться на свою работу.

— Даже Груши не догадается, что здесь похоронена женщина, да упокоится ее душа с миром. Я заслужил отдых и могу позволить себе графинчик гусарского эликсира.

В одичавшем саду царила мирная тишина, и случившееся вдруг показалось старику сном. Вот только в кармане его куртки лежали драгоценности покойницы.

Глава вторая

Было почти девять, когда Дениза вышла к мосту Искусств. В это холодное ясное утро отсюда открывался один из прекраснейших парижских видов. Дойдя до середины моста, девушка замедлила шаг, завороженная красотой пейзажа. Слева возвышались башни Дворца правосудия, тянулась вверх стрела Сен-Шапель, за величественной громадой Нотр-Дам сверкала под солнцем стрелка острова Сите, манил прохладой парк Вечного повесы[3]. Вдалеке справа штурмовала небо Эйфелева башня. Сена выгибалась горбом под сводами Нового моста, ударялась в борта речных пароходиков и несла дальше свои желтые воды, на которых раскачивались утки.

вернуться

3

Прозвище короля Генриха IV Бурбона.

5
{"b":"140540","o":1}