Не бери в голову, у тебя нет времени думать о том, что мог делать ребенок на заднем сиденье патрульной машины. Найди этот чертов телефон, коп уже…

Да. Почти. Джонни слышал, как скрипит песок под сапогами гиганта, слышал, несмотря на завывания ветра, раскачивающего патрульную машину.

Пальцы нащупали пластиковые кофейные чашки, а среди них и телефон. Джонни схватил его, сунул в карман и защелкнул клапан. Подходя к машине спереди, коп наклонился, словно хотел увидеть Джонни через ветровое стекло. Лицо гиганта обгорело еще больше. Кое-где солнце просто сожгло его. Нижнюю губу, отметил про себя Джонни, и кожу около правого виска.

Хорошо бы ему совсем сгореть!

Коп открыл водительскую дверцу, пригнулся и уставился на пленника. Ноздри его расширились. Джонни показалось, что каждая из них размером с дорожный тоннель.

— Ты набздел в моей машине, лорд Джим? Если так, то в городе я прежде всего поставлю тебе большую клизму.

— Нет, — ответил Джонни, почувствовав, что из носа в горло вновь потекла кровь. — Воздух я не портил.

Слова копа разом успокоили его. В городе я прежде всего поставлю тебе большую клизму. Значит, этот псих не вытащит его из машины, не размажет мозги по асфальту, не похоронит рядом с мотоциклом.

А может, так он пытается убаюкать мою бдительность? Ждет, пока я расслаблюсь, чтобы ему было легче сделать… Что? Да все, что ему заблагорассудится.

— Ты боишься? — спросил коп, все еще глядя на Джонни через металлическую сетку. — Говори правду, лорд Джимми, лгать мне бесполезно. Тэк!

— Конечно, я боюсь. — «Конечно» превратилось у Джонни в «конесно», он гнусавил, как при сильной простуде.

— Хорошо. — Коп сел на краешек сиденья, снял шляпу и посмотрел на нее. — Не подходит. Ту, что подходила, уничтожила эта чертова певица. Даже не спела «Улетая на гребаном самолете».

— Это плохо, — вырвалось у Джонни, хотя он понятия не имел, о чем идет речь.

— Губы, которые лгут, надобно держать на замке. — Коп бросил шляпу, которая ему не подходила, на пассажирское сиденье. Она приземлилась на металлическую ленту, усеянную сотнями острых штырей. А коп всей своей массой обрушился на водительское сиденье. Спинка прижала левую ногу Джонни к заднему сиденью.

— Приподнимитесь! — завопил Джонни. — Вы сломаете мне ногу! Приподнимитесь, чтобы я мог вытащить ее! Господи, вы же меня убиваете!

Коп не ответил, но давление на ногу Джонни усилилось. Он обхватил ее обеими руками и с неимоверным усилием вырвал из зазора между спинкой и задним сиденьем. В результате кровь вновь хлынула ему в горло, и он едва не задохнулся.

— Мерзавец! — выкрикнул Джонни, харкнув кровью.

Коп ничего не замечал. Он сидел, наклонив голову и барабаня пальцами по рулю. Дыхание с трудом вырывалось у него из груди, и Джонни сначала подумал, не копирует ли коп его, но потом решил, что нет. Надеюсь, что у него астма. Надеюсь, этот приступ его и задушит.

— Послушайте. — Он попытался изгнать ненависть из своего голоса. — Мне нужно что-нибудь обезболивающее. Ужасно болит нос. Хотя бы аспирин. У вас есть аспирин?

Коп молчал и лишь барабанил пальцами по рулю.

Джонни открыл было рот, чтобы сказать что-то еще, но передумал. Боль страшная, это точно, такой он никогда еще не испытывал, даже в восемьдесят девятом, когда выходил камень, и то было легче, но умирать-то он не хотел. А судя по позе копа, пусть и безумца, тот о чем-то думал, и мешать ему не следовало, потому что он мог выбрать самый простой способ, чтобы избавиться от помехи.

Поэтому Джонни молчал и ждал.

Время шло. Тени от гор стали гуще, надвинулись, но койоты молчали. Коп все сидел, наклонив голову и барабаня пальцами по рулю, словно в глубоком раздумье, даже не поднял головы, когда на восток промчался еще один трейлер, а на запад — легковушка, обогнувшая неподвижную патрульную машину с включенной мигалкой по широкой дуге.

Потом коп поднял с переднего сиденья двустволку и уставился на нее.

— Наверное, та женщина не певица, но она пыталась меня убить, тут-то сомнений нет. Из этой вот штуковины.

Джонни молчал. Лишь гулко колотилось сердце.

— Тебе не удалось написать роман, возвышающий душу. — Говорил коп медленно, словно он тщательно подбирал каждое слово. — Эта неудача прошла мимо внимания критиков, чем и обусловлено твое наглое самодовольство. У тебя нет интереса к духовности. Ты насмехаешься над Богом, который создал тебя, и тем самым ты умерщвляешь свою пневму и прославляешь грязь, которая и есть твой сарк. Ты меня понимаешь?

Джонни открыл было рот и снова закрыл. Отвечать или не отвечать, вот в чем вопрос.

Дилемму разрешил за него коп. Не оглядываясь, даже не посмотрев в зеркало заднего обзора, он положил двойной ствол на правое плечо, направив его на сетку. Джонни, следуя интуиции, метнулся влево, подальше он черных зияющих дыр.

А стволы, хоть коп и не поднимал головы, последовали за ним, словно ими двигал управляемый радаром сервомотор.

Должно быть, у него на коленях зеркало, подумал Джонни. Но ведь оно ему никак не может помочь. Он увидит разве что крышу этой гребаной машины. Что же тут происходит?

— Отвечай мне. — Голос копа звучал мрачно и задумчиво. Головы он так и не поднял. Пальцы свободной руки продолжали барабанить по рулю. Очередной порыв ветра хлестнул пылью по ветровому стеклу. — Теперь отвечай мне. Я ждать не буду. Не могу ждать. Еще один едет сюда. Поэтому… Ты понял, что я тебе сказал?

— Да. — Голос Джонни дрожал. — Пневма — Древнее слово, обозначающее душу. Сарк — тело. Вы сказали, поправьте меня, если я не прав,

(только не двустволкой, пожалуйста, не двустволкой) что я игнорировал свою душу ради тела. И вы, возможно, правы. Еще как правы.

Джонни сдвинулся вправо. Стволы последовали за ним, хотя он мог поклясться, что пружины заднего сиденья не скрипнули, а коп не мог видеть его, если, конечно, не смотрел на экран монитора, а заднее сиденье при этом не обозревала скрытая камера.

— Не льсти мне, — устало бросил коп. — Этим ты лишь усугубишь свою вину.

— Я… — Джонни облизал губы. — Извините. Я не хотел.

— Сарк — не тело; сома — тело. Сарк — плоть тела. Тело сотворено из плоти, слово это часто повторяется после рождения Иисуса Христа, но тело — нечто большее, чем плоть, из которой оно сотворено. Сумма больше, чем составляющие. Неужели такому интеллектуалу, как ты, это трудно понять?

Двойной ствол двигался и двигался. Как самонаводящаяся боеголовка.

— Я… я никогда…

— Так не думал? Да перестань. Даже при твоей духовной наивности ты должен понимать, что курица, поданная на обед, и живая курица не одно и то же. Пневма… сома… с-с-с…

Голос копа завибрировал, как у человека, что-то рассказывающего, внезапно захотевшего чихнуть, но все равно пытающегося закончить мысль. Он бросил ружье на пассажирское сиденье, глубоко вдохнул, отчего спинка подалась назад, вновь едва не прищемив левую ногу Джонни, а затем чихнул. Изо рта вылетели не слюна и сопли, а кровь и что-то красное, блестящее, похожее на нейлоновую сетку. Все это, плоть гортани и бронхов, а может, и легких копа, выплеснулось на ветровое стекло, руль, приборный щиток. Пошел отвратительный запах гнилого мяса.

Джонни закрыл руками лицо и закричал. Не мог не закричать. Он чувствовал, как под пальцами в глазницах пульсируют глаза, как мгновенно подпрыгнул уровень адреналина в крови.

— Господи, нет ничего хуже летней простуды, правда ведь? — пробасил коп, откашлялся и выплюнул остатки гадости, забивавшей горло, на приборный щиток. Плевок на мгновение застыл, а потом пополз вниз, на рацию, оставляя за собой кровяную полоску, повисел на боковой поверхности рации и упал на коврик.

Джонни застонал, не отрывая рук от лица.

— Это был сарк. — Коп завел двигатель. — Ты, возможно, хочешь это запомнить. Я бы мог сказать «для своей следующей книги», но не думаю, что будет следующая книга. Не так ли, мистер Маринвилл?