Один из матросов вынес на палубу аккордеон и заиграл рил.[3]

— Пойдем! — позвала Табита. — Потанцуй со мной.

— Ну… я… — начал было Ангус, но потом пожал плечами.

Почему нет? Он вышел на середину палубы. Еще один матрос заиграл на флейте, и уже в следующую минуту Ангус закружился в танце. Он кружил арестанток одну за другой. Все они, за исключением одной, были родом из Шотландии и знали все народные танцы, которые напоминали ему о доме.

Один из матросов присоединился к ним. Они в бешеном ритме кружились по палубе. Ангус соскучился по физической нагрузке. Он высоко подбросил в воздух партнершу, и она радостно завизжала. Когда пришел черед танцевать с другой, постарше, она сказала ему, стараясь перекричать музыку:

— Вы не сможете меня поднять.

Ангус схватил ее за талию и поднял, словно она была легкой, как пушинка.

— Женись на мне, женись на мне! — закричала партнерша, вызвав у зрителей взрыв хохота.

Рубашка расстегнулась до пояса, и пот тек ручьями, но Ангус продолжал танцевать так быстро и яростно, что не заметил, когда на палубу вышла Эдилин. Она держалась в стороне, в тени, наблюдая за тем, как Ангус наслаждается, танцуя с другими женщинами.

Но Табита заметила ее и подошла.

Эдилин посмотрела на арестантку и с трудом подавила желание отойти подальше, чтобы даже краем юбки не соприкоснуться с ней. Ей хватило одного взгляда на заключенную, чтобы понять, что это за женщина: она принадлежала к тому разряду представительниц слабого пола, которые нравятся мужчинам и отчаянно не нравятся женщинам.

— Если бы у меня в постели был такой мужчина, я бы никогда из нее не вылезала, — с вызовом сказала Табита.

— Возможно, именно поэтому у тебя такого мужчины нет: из постели иногда надо вылезать, — бросила через плечо Эдилин.

Табита засмеялась так громко, что Ангус обернулся, но когда он увидел Эдилин, улыбка сползла с его лица.

Табита засмеялась еще громче. Потом она направилась к группе товарок, взмахнула длинной юбкой и, обернувшись к Эдилин, крикнула:

— Будь осторожнее, а то его у тебя уведут! Кстати, меня зовут Табита.

Когда Ангус подхватил Табиту за талию и приподнял, она смотрела на Эдилин.

Эдилин отвернулась и пошла назад, в каюту.

Ангус вернулся в каюту лишь через пару часов. Эдилин держала на коленях платье и шила.

— Тебе лучше? — спросила она.

— Намного! — улыбаясь, ответил он.

Он вспотел, и рубашка его была распахнута, открывая взгляду мускулистую грудь. Лицо обрамляли влажные черные кудри.

Эдилин пришлось отвернуться, чтобы его красота не ослабила ее решимость.

— Хорошо, — сказала она и опустила иглу. — Я должна кое-что попросить у тебя. Знаю, ты мне ничего не должен, тогда как я обязана тебе всем, но я прошу тебя, чтобы во время этого плавания ты не унижал меня.

— Я не хотел…

— Я знаю, — кивнула она. — Та арестантка действительно хорошенькая, и ты ей нравишься. У тебя есть полное право добиваться ее благосклонности.

— Я ничего от нее не добивался, — пробормотал он. — Я танцевал со всеми женщинами.

— Да, конечно, ты танцевал. И вновь я прошу прощения за то, что сломала тебе жизнь. Ты прав: если бы ты не встретился со мной, то жил бы дома и был бы безмятежно счастлив.

Он подошел к умывальнику, стоявшему в дальнем конце каюты, и вытер потное лицо полотенцем.

— Детка, — сказал он, — когда мужчина злится, он говорит то, что на самом деле не думает. День за днем сидя в этой каюте и сражаясь со словами из той книги, я чуть с ума не сошел.

— Да, ты ясно дал мне это понять. — Она снова взяла в руки платье. — Повторяю, я прошу прощения за то, что сделала с твоей жизнью. Я знаю, что навсегда разрушила твои надежды на счастье.

— Нет, детка, это не так.

Эдилин швырнула платье на стол.

— Прекрати говорить со мной так, словно я несмышленый ребенок! Возможно, ты видишь во мне лишь ребенка, но я могу тебя заверить, что другие мужчины смотрят на меня по-другому. Я пытаюсь извиниться перед тобой. Я от всего сердца жалею, что не додумалась сказать капитану, что мы брат и сестра. А теперь, как бы тебе ни было от этого муторно, нам предстоит быть вместе до конца этого долгого и противного плавания. Я допустила ошибку, когда подумала, что, научив тебя читать, могу отблагодарить тебя, хотя бы отчасти, за всё, что ты для меня сделал. Глупая, я думала, что ты хочешь стать другим. Я ошибалась. Ты считаешь себя самим совершенством, и не хочешь меняться.

— Не думаю, что это верно, — сказал Ангус. — Возможно, мне бы и в самом деле не мешало научиться читать.

Он подошел к столу и взял книгу, которую она использовала в качестве учебника. Она нашла бумагу, перья и чернила и еще несколько романов на дне того сундука, что поменьше, и показывала ему, как писать буквы. Он знал цифры и умел складывать и вычитать, но писать не привык.

— Я думаю, что готов к очередному уроку, — сказал Ангус. — Танцы здорово подняли мне настроение.

Эдилин скупо улыбнулась:

— Я очень за тебя рада.

Он сел напротив нее, взял в руки перо, обмакнул его в чернила и написал свое имя.

— Вот. Что скажешь?

Эдилин не отрывала глаз от шитья.

— Мистер Мактерн, я больше не собираюсь быть ни вашим учителем, ни вашей горничной. Вы можете делать что пожелаете, и я не буду вмешиваться.

— Понятно, — сказал Ангус и опустил листок на стол. — Это из-за той женщины, из-за Табиты, да? Но тебе не стоит так злиться на нее. У нее неудачно сложилась жизнь. Она рассказала мне свою историю. К ней несправедливо отнеслись и люди, и закон.

— Бедняжка, — холодно заметила Эдилин.

— Я думаю, ты могла бы проявить к ней немного христианского милосердия. У нее была не такая беззаботная жизнь, как у тебя.

— Это у меня беззаботная жизнь? Да, мистер Мактерн, вы правы. Моя жизнь — сплошной мед и сахар! Моя мать умерла в родах, и растил меня отец. Но он был армейским офицером, и я так редко его видела, что почти всю жизнь провела в пансионах. Однажды мой отец приехал меня навестить и не мог понять, какая из девочек — его дочь. Он умер, когда мне было двенадцать, и внезапно у меня не оказалось ни дома, ни семьи. В школе мне приходилось притворяться, что мне нравятся девочки, которых я презирала, и все это только для того, чтобы мне было где провести Рождество. В возрасте семнадцати лет меня забрал из школы дядя, которому нужно было от меня лишь золото, что оставил отец. И с тех пор я делаю все, чтобы спасти себя от будущего, которое ничуть не лучше прошлого.

— Я не это имел в виду.

Ангус хотел ей объяснить, но она подняла руку, останавливая его.

— К несчастью, с недавнего времени ты стал частью моей жизни, но, поверь, я этого не хотела. В первый раз, когда я попросила тебя о помощи, ты не только отказал мне, но и посмеялся, и я поняла, что лучше тебя больше ни о чем не просить.

— Я прошу прощения за это. Я не хотел…

— Не хотел? — спросила она, повышая голос. — Не желая того, ты принес мне немало несчастий, верно, мистер Мактерн?

— Верно, — сказал он, стиснув зубы.

— Но с другой стороны, ты спас мне жизнь. Благодаря твоим стараниям я не проспала весь день, чтобы потом обнаружить, что Джеймс уплыл с моим приданым. И за это я перед тобой в неоплатном долгу. Благодаря твоей заботе и твоему участию у меня теперь есть будущее.

— Детка, я…

— У меня есть имя! — почти прокричала она.

Ангус распрямился.

— Как прикажете вас называть? Мисс Толбот или миссис Харкорт?

— Миссис, — сказала она и вздохнула; исчерпав запасы гнева. — Я искренне сожалею, что все так вышло. Ты прав насчет того, что я вела себя с тобой так, будто я — твоя госпожа. Как ты сказал? Что я обращалась с тобой как со своей дрессированной обезьяной? Что я пыталась превратить тебя в Джеймса?

Ангус ответил не сразу.

— Да, — выдавил он наконец, — я сказал это в тот момент, когда так скучал по дому, что не мог думать по-другому. Но я просто был в дурном настроении, и эти слова ничего не значат.