Это было второй стороной медали, такой же мерзкой, как и первая. Он убивал, чтобы жить. Это была его работа. Взрослея, Налла будет тревожиться за него каждую ночь. Разве может быть иначе? Бэлла тревожилась.

Он захлопнул шкаф с оружием и, закрыв замок, засунул дуло в набедренную кобуру, потом проверил кинжалы и надел кожаную куртку.

Он оглянулся на колыбельку, в которой все еще спала Налла.

Пушки. Лезвия. Метательные звездочки. Господи, малышка должна быть окружена погремушками и плюшевыми мишками.

По сути, он не был создан для того, чтобы стать отцом. Этого не должно было случиться. Биология, однако, избрала ему эту роль, и теперь все они были прикованы к его прошлому: он не мог ни представить себе жизнь без Бэллы, ни понять, как стать достойным отцом для Наллы.

Нахмурившись, он представил вечеринку, посвященную ее выходу в свет, – такие устраивались для всех женщин глимеры через год после превращения. Дочь должна была танцевать первый танец со своим отцом – и он увидел Наллу, одетую в струящееся красное платье, ее разноцветные волосы уложены в высокую прическу, на шее рубины... и самого себя с изуродованным лицом, с метками раба, выглядывающими из-под манжет смокинга.

Восхитительно. Адская картина.

Выругавшись, Зед направился в ванную, где Бэлла готовилась к вечеру. Он собирался сказать ей, что вскоре отправится на ночную охоту, а как только вернется, они поговорят. Повернув за угол, он остановился как вкопанный.

В дымке пара, что тянулся из душа, он увидел Бэллу, вытиравшую свое тело. Ее волосы были завернуты в полотенце, длинная шея полностью обнажена, кремовые плечи двигались туда-сюда, быстро работая махровым полотенцем, осушая спину. Ее груди качались, притягивая взгляд, заставляя тело твердеть.

Черт его дери, но смотря на нее, он мог думать только о сексе. Боже, она была прекрасна. Ему нравились округлости, появившиеся во время беременности, но он любил ее и такой, как сейчас. Она быстро похудела после рождения Наллы: живот приобрел прежнюю упругость, бедра восстановили гладкие контуры. Хотя грудь ее стала больше, а соски порозовели, потяжелели.

Член надавил на ширинку кожаных штанов, отчаянно желая вырваться из тюрьмы.

Вслед за телесными изменениями пришло осознание того, что они с Бэллой в последний раз были вместе задолго до рождения малышки. Беременность протекала тяжело, а после Бэлле нужно было время на восстановление. Затем, казалось логичным, в первую очередь окружить заботой младенца.

Он скучал по ней. Хотел ее. Считал, что она самая волнующе эротичная женщина на всей планете.

Бэлла положила халат на тумбу перед зеркалом и взглянула на свое отражение. Гримасничая, она наклонилась вперед и потыкала свои скулы, линию подбородка, под подбородком. Выпрямившись, она насупилась и повернулась боком, втянув живот.

Он откашлялся, чтобы привлечь внимание.

– Я сейчас ухожу.

Услышав его голос, Бэлла подобрала халат. Быстро натянула его, завязала пояс и собрала отвороты ближе к горлу.

– Я не знала, что ты здесь.

– Ну... – Эрекция пропала. – Я здесь.

– Ты уходишь? – спросила она, разворачивая полотенце, державшее волосы.

«Она даже не слышала моих слов», – подумал он.

– Да, я собираюсь уходить. Со мной можно будет связаться, в общем, как обычно…

– Будь осторожен. – Она наклонилась и начала протирать волосы – хлопки полотенца громом отдавались у него в ушах.

Хоть она и стояла всего в десяти метрах, он не мог дотянуться до нее. Не мог спросить, почему она закрылась от него – слишком боялся возможного ответа.

– Хорошего вечера, – резко сказал он.

Зед ждал и молился, чтобы она посмотрела на него со слабой улыбкой и подарила поцелуй на дорожку – на ту жестокую войну, куда он отправлялся.

– Тебе тоже. – Она встряхнула волосами и потянулась к фену. – Будь осторожен.

– Буду.

Щелчком Бэлла включила фен и взяла щетку для волос, пытаясь выглядеть занятой, когда Зейдист повернулся и вышел. Удостоверившись, что он ушел, она прекратила притворство, выключила фен и позволила ему упасть на мраморную тумбу.

На душе было скверно, желудку нездоровилось. Посмотрев на себя в зеркало, она вдруг поняла, что хочет чем-нибудь в него запустить.

Они не были вместе с тех пор как... Боже, должно быть, последний раз случился месяцев пять назад – еще до того, как у нее начались проблемы перед родами.

Он больше не думал о ней в сексуальном плане. С тех пор, как появилась Налла. Словно ее рождение убило эту часть их отношений. Теперь он прикасался к ней лишь по-братски – вежливо, участливо.

Со страстью – никогда.

Сначала она решила, что причиной этому была потеря прежней стройности, но за последний месяц ее тело вернулось к былым формам.

По крайней мере, это она так думала. Может, она обманывала саму себя?

Приспустив халат, она распахнула его и повернулась боком, чтобы измерить свой живот. В те времена, когда ее отец был рядом, когда она взрослела, наиважнейшей для женщин глимеры являлась худоба. Эту мысль вбили в нее, и даже после его смерти, все эти годы, суровые предупреждения не стать толстой сидели в ней.

Истязая себя, Бэлла затянула пояс потуже.

Да, она хотела, чтобы у Наллы был отец. Это стало ее главной задачей. Но она скучала и по своему хеллрену тоже. Беременность случилась так быстро, что времени на период медового месяца, который позволил бы им просто насладиться обществом друг друга, не оставалось.

Снова взяв фен и щелкнув выключателем, она постаралась не считать дни с того момента, когда он в последний раз прикоснулся к ней как мужчина. Это было так давно, так много времени прошло с тех пор, как он ловил ее сквозь простыни своими большими горячими руками, будил ее губами, целуя в шею со спины, упираясь возбужденной плотью в бедра.

Правда, она тоже не тянулась к нему. Но она не собиралась получать новую порцию унижений вследствие отказа. Меньше всего ей сейчас было бы нужно оказаться отвергнутой из-за того, что она потеряла для него привлекательность. Материнство и так привело ее на грань нервного срыва, спасибо большое. Неудачу на женском фронте она просто не перенесла бы.

Когда волосы были высушены, она быстро провела по ним щеткой, а затем вышла проверить Наллу. Стоя рядом с колыбелью и глядя на их дочь, она не могла поверить в то, что дело дошло до ультиматумов. Она всегда знала, что проблемы Зеда не иссякнут, учитывая все то, через что ему пришлось пройти, но она никогда не думала, что они не смогут преодолеть их.

Казалось, любви будет достаточно, чтобы справится со всем.

Но, может быть, одной любви не хватит.

Дом, окруженный разросшимися кустарниками и лохматыми деревьями с пожухшей листвой, располагался за грунтовой дорогой. Его дизайн представлял собой мешанину из различных архитектурных стилей, которые объединяло лишь одно – все они плохо сочетались друг с другом: у дома была крыша коттеджа «Кейп Код»[5], но только сам он был одноэтажным как ранчо; на передней площадке стояли колонны, но вся сторона была отделана пластиком, словно трейлер; строение было похоже на замок, но благородности в нем было как в сломанном мусорном ведре.

О, и он был выкрашен в зеленый цвет. Зеленый как Джолли Грин Джайнт[6].

Возможно, лет двадцать назад это место было построено городским парнем с плохим вкусом, желавшим начать жизнь в качестве фермера-джентльмена[7]. Сейчас же здание находилось в упадке, за исключением одной вещи: дверь была сделана из сверкающей, свежей как огурчик нержавеющей стали и укреплена так, будто за ней можно было обнаружить психиатрический госпиталь или тюрьму.

Окна были заколочены досками два на шесть.

Зед припал к земле за прогнившим каркасом того, что когда-то было Понтиаком Транс-Амом 92 года, и подождал, пока облака над головой замкнуться и прикроют луну, дав возможность выйти. Рейдж стоял за дубовым стволом прямо через заросшую лужайку и посыпанную галькой дорожку.