Подтяжка лица. Подтяжка бровей. Увеличение груди. Липосакция. Ботокс. Рестилайн[19]. Сотни других процедур. Миссией частной практики стала забота о здоровье, которая представлялась на основе научных разработок, и богатым клиентам нравился такой подход к делу. Они толпами приезжали из Большого Яблока: в первое время они совершали это путешествие из стремления к анонимности, получая первоклассное лечение за пределами тесного манхеттенского сообщества, предоставлявшего услуги пластической хирургии, но потом – потакая своим капризам – они начали гнаться за статусом. Считалось модным «обрабатывать» себя в Колдвелле, а согласно клиническому этикету, только у заведующего хирургией, Мэнни Манелло, вид из окна офиса был получше.
Ну, в ванной комнате Мэнелло также был мрамор в душе, а не только на тумбах и стенах. Но, на самом деле, никто с ним не соревновался.
Т.У. нравился этот вид. Нравился его офис. Он любил свою работу.
Что было хорошо, ведь его рабочий день начинался в семь и кончался… он посмотрел на свои часы… около семи.
Впрочем, сегодня он уже должен был уйти. Вечером каждого понедельника в семь часов Т.У. играл в ракетбол[20] в Колдвеллском Загородном Клубе... так что он пребывал в некотором замешательстве, принимая нового пациента. По каким-то странным причинам он согласился, а его секретарша нашла ему замену на корте, но он ни за что на свете не смог бы вспомнить ни одно «почему?» или «кто?» этих разговоров.
Из нагрудного кармана своего белого халата он вытащил распечатанное расписание и встряхнул головой. Напротив «семи часов» стояло имя «Б.Налла» и «лазерная косметология». Черт, у него совершенно вылетело из головы, каким образом был организован этот прием, кто был пациентом и кто выдал направление... Но в это расписание без разрешения никто не попадал.
Это должен быть кто-то важный. Или пациент кого-то важного.
Очевидно, он просто заработался.
Т.У. зашел в электронную систему медицинских записей и еще раз пробил «Б.Налла» по поиску. Самое близкое совпадение было – «Белинда Налда». Опечатка? Возможно. Но его ассистентка ушла в шесть, а прерывать ее семейный ужин ради «какого хрена ты наделала?» казалось грубостью.
Он встал, проверил узел галстука и застегнул белый халат, потом в ожидании Б.Наллы или Налды решил приняться за документы, которые нужно было просмотреть.
Покидая верхний этаж отделения, где были расположены кабинеты и палаты, он подумал о том, как сильно это место отличалось от нижних этажей, где располагалась частная клиника. День и ночь. Больничный интерьер здесь был выполнен без особого шика: темный ковер с небольшим ворсом, кремовые стены, куча обычных кремовых дверей. Висевшие на стенах плакаты были вставлены в скромные рамки из нержавеющей стали, редкие растения были разбросаны по коридорам на больших расстояниях друг от друга.
Внизу? Курорт высшего класса с личным обслуживанием, предлагающий ту роскошь, которую ожидает любой богач: в палатах были плоские HD-телевизоры, DVD, кушетки, стулья, небольшие морозильники с соком из экзотических фруктов, еда, которая с тем же успехом могла подаваться в ресторанах, и беспроводной интернет для ноутбуков. Клиника даже заключила взаимовыгодное соглашение с Колдвеллским отелем «СтиллУэлл», лучшей пятизвездочной гостиницей верхнего Нью-Йорка, позволяющее пациентам оставаться там на ночь после лечения.
Перебор? Да. Была ли клиника переполнена? Конечно. Но на самом деле, компенсации, поступавшие от федерального правительства, снизились, страховые компании постоянно отказывались оплачивать необходимые медицинские процедуры, а Т.У. нужны были деньги для того, чтобы выполнять свою работу.
Угождение богатым этому способствовало.
Фишка была в том, что у докторов и медсестер Т.У. было два правила. Первое – предоставлять пациентам самый лучший уход и дозу сопереживания. Второе – никогда не отказывать пациентам. Никогда-никогда. Особенно, если это жертвы ожогов.
Не имело значения: ни сколько стоили такие процедуры, ни сколько они длились. Он никогда не говорил «нет». Особенно детям.
Если в нем видели дельца, потакавшего коммерческому спросу? Ладно. Без проблем. Он никогда не раздувал свою работу на поприще бесплатной медицинской помощи, и, если его коллеги из других городов, изображали его жадным до денег, он принимал этот удар.
Добравшись до лифтов, он поднял левую руку – ту, на которой остались шрамы, ту, на которой не было мизинца и кожа была покрыта пятнами.
Он был готов на все, чтобы удостовериться, что люди получают должную помощь. Кое-кто сделал это для него, и это полностью изменило его жизнь.
Спустившись на первый этаж, он прошел по длинному коридору до двери из красного дерева, ведущей в клинику косметологии. На стеклянной табличке небольшими буквами были вырезаны имена: его и нескольких коллег. Но никакого упоминания об услугах, предоставлявшихся внутри, не было.
Пациенты сказали ему, что им нравится этот дух эксклюзивности, атмосфера закрытого клуба.
Использовав пропуск, он вошел. В приемной стоял полумрак, и не только потому, что освещение выключили после того, как рабочий день подошел к концу. Яркий свет не слишком хорошо действовал на пациентов определенного возраста, как и на тех, кто находился в пред- или послеоперационном состоянии. Кроме того, спокойная, расслабленная атмосфера была частью курортного образа, который они пытались создать. Пол был выложен желтоватой плиткой, стены окрашены в приятный темно-красный цвет, а в центре помещения мерцал фонтан, собранный из кремовых, белых и желтовато-коричневых камушков.
– Марсия? – позвал он, произнося имя «МАР–сии–я», на европейский манер.
– Да, доктор Франклин, – послышался ровный голос сзади, оттуда, где располагался офис.
Когда Марсия появилась из-за угла, Т.У. засунул левую руку в карман. Как обычно, она выглядела так, словно сошла с обложки Vogue: уложенные черные волосы и классический черный костюм.
– Ваш пациент еще не пришел, – сказала она с невозмутимой улыбкой. – Но я подготовила для вас вторую смотровую.
Марсия была сорокалетней женщиной, содержавшей себя в превосходной форме. Она вышла замуж за одного из пластических хирургов и была, по мнению Т.У., единственной женщиной, за исключением Авы Гарднер[21], которой шла кроваво-красная помада. Гардероб ее был от Шанель. А саму ее наняли (и хорошо платили ей за это) как живое свидетельство прекрасной работы, выполнявшейся сотрудниками клиники.
Плюсом стал ее аристократический французский акцент. Особый эффект он производил на нуворишей.
– Спасибо, – сказал Т.У. – Будем надеяться, что пациент скоро появится и ты сможешь уйти.
– Так вам не нужна будет ассистентка, нет?
Вот это было еще одним большим плюсом Марсии: она не играла роль простой декорации – она приносила пользу как полноценно обученная медсестра, всегда готовая помочь.
– Я признателен за предложение, но ты просто пошли его ко мне, я сам со всем разберусь.
– Даже с регистрацией?
Он улыбнулся.
– Я уверен, что тебе хочется скорее попасть домой к Филлиппу.
– О, oui[22]. У нас сегодня годовщина.
Он подмигнул ей.
– Кое-что об этом слышал.
Ее щеки слегка покраснели – это была одна из ее очаровательных черт. Она выглядела шикарно, но при этом оставалась естественной.
– Мой муж, он говорит, чтобы я встретила его у входа. Говорит, что у него сюрприз для жены.
– Я знаю, что это. Тебе понравится.
Да и какой женщине не понравится пара блестяшек от Гарри Уинстона?
Марсия поднесла руку ко рту, скрывая улыбку и внезапное возбуждение.
– Он так добр ко мне.
Т.У. почувствовал моментальный укол совести, подумав, когда он в последний раз дарил своей жене что-то легкомысленное и дорогое. Это было... ну, в прошлом году он купил ей Вольво.
