Комната Изабель представляла собой образец средневековой роскоши. Стены были обшиты грубо отесанным деревом, от которого пахло кедром, но, пожалуй, это был не кедр. Постельное белье оказалось розовым и зеленым. Нашлась даже комнатка особого назначения, если это можно так назвать, – с горшками в углах вместо унитаза. А перед камином в спальне стояла здоровенная ванна.

В гигантском очаге весело потрескивал огонь, заливая комнату розоватым светом. В общем и целом, учитывая особенности эпохи, это было нечто вроде президентского номера в отеле.

Сундуки уже принесли, и Изабель обнаружила, что Вивиан подумала обо всем. Кроме зубочисток. И зубной щетки. И ополаскивателя для рта.

«Вивиан, меня не радует отсутствие средств для ухода за зубами».

«Терпение не входит в число твоих главных добродетелей, да, дорогая?»

«Нет, если это касается моих зубов».

«Помощь скоро подоспеет. А ты сегодня вечером надень бледно-красное платье, хотя я уверена, что в твоем времени этот цвет называется розовым. Гвоздично-розовый. Ланселоту особенно нравится этот оттенок».

Розовый. Этот цвет Изабель выбрала бы в последнюю очередь. Мало того что он лишал ее лицо всех красок, так он еще и напоминал о тех днях, когда она училась в младших классах и ее заставили играть в какой-то сказке сахарную вату. А ей так хотелось играть кукурузную лепешку!

Раздался стук в дверь. Изабель подпрыгнула от неожиданности.

– Да, кто там?

– Моя леди, это Мэри. Я буду твоей горничной, пока ты гостишь в замке.

– А… ну, неважно… входи, Мэри.

– У меня руки заняты, моя леди.

Изабель оставила в покое сундуки и направилась к двери.

– Руки за…

Она умолкла на полуслове, увидев тяжело нагруженный поднос в руках девочки. На нем лежали какието ветки, раздробленные с одной стороны. Стояла небольшая чаша с чем-то похожим на соль. Кувшин с водой и еще одна чашка с чем-то зеленым, пахнувшим мятой.

«И ты предполагаешь, что я должна вот этим чистить зубы?»

«Ты увидишь, что этого вполне достаточно для ухода за ними».

– А вина нет? – спросила Изабель, жестом предлагая служанке войти.

Девушка попыталась присесть в реверансе, отчего стоявшие на подносе предметы угрожающе накренились.

– Скоро доставят, моя ле…

– Меня зовут Изабель, Мэри. И если я могу называть тебя Мэри, то и ты, уж пожалуйста, зови меня просто Изабель.

– Ох нет, моя леди! Это совершенно невозможно!

– Ох да, Мэри, это очень даже возможно. Я просто требую!

– Умоляю, графиня, я не могу…

Изабель улыбнулась девушке. Ей было, пожалуй, лет тринадцать, не больше. У Мэри были длинные ярко-рыжие волосы, при виде которых Рональд Макдональд умер бы от зависти. Ее нос и щеки были усыпаны веснушками. А вот цвета глаз Изабель разобрать не могла, потому что Мэри упорно смотрела в пол.

– Ладно, хорошо. Я не хочу просить тебя делать то, что вызывает у тебя неловкость. «Графиня» вполне меня устроит, если это подходит тебе.

– Да, мэм. Графиня, мэм.

– Ладно, с этим разобрались. Неси все вон туда.

Мэри осторожно прошла через комнату, огибая раскиданные наряды, сняла все с подноса на стол и повернулась к Изабель.

– Должна ли я приказать наполнить для тебя ванну, моя леди?

– Звучит просто божественно.

Мэри наконец-то подняла голову и посмотрела на Изабель. Глаза у нее оказались точно такого же сапфирового оттенка, как и ожерелье со слезами.

Изабель усмехнулась. Это знак.

– Думаю, мы с тобой поладим, Мэри.

– Я просто уверена в этом, моя… графиня.

– А я бы с удовольствием искупалась. Но для начала не поможешь ли найти в этой свалке какое-нибудь гвоздично-розовое платье?

– Гвоздично-розовое?

– Бледно-красное, – попыталась уточнить Изабель.

Мэри прикусила нижнюю губу, не понимая, о каком оттенке идет речь.

– Ты ведь знаешь, какого цвета становятся у тебя щеки, когда разговариваешь с каким-нибудь юношей? Или когда смущаешься при мысли о том, что сделала что-то не так?

– Ох! Ох да. Но, мэм, мне кажется, это ярко-красный цвет. – Ее глаза сверкнули. – Только должна признать, к моим волосам он не очень-то подходит.

– Сомневаюсь, Мэри. Думаю, твой румянец многих молодых людей заставит потерять голову.

Мэри вспыхнула.

Ох, черт побери, как она права! Ее щеки залились почти огненным алым цветом.

– Ты очень добра, графиня.

Мэри решительно направилась к третьему сундуку и извлекла на свет прекрасное платье.

– Это скорее оттенок розы, чем гвоздики, Мэри.

– Это не тот… гвоздично-розовый?

«Как ты вообще представляешь себе этот цвет, Вивиан?»

«Да не цепляйся ты к оттенкам. Любой розовый сойдет».

– Думаю, он очень подойдет к твоей нежной коже, леди. Чуть-чуть светлее – и твоя красота может проиграть.

Изабель это понравилось. Горничная с безупречным вкусом.

– Ладно… похоже, мы с тобой действительно поймем друг друга, Мэри.

– Меня уверяли в этом, моя леди.

Изабель незачем было и спрашивать, кто уверял Мэри, потому что она тут же ощутила дрожь ожерелья.

– Принеси мне вина и распорядись насчет купания.

– Слушаюсь.

– Ты умеешь причесывать, Мэри?

– А тебе нужно, чтобы я это умела, графиня?

– Еще и как!

– Тогда – да, моя леди, я отлично умею причесывать.

Как ни примитивно было купание, Изабель нежилась и наслаждалась. Воду для ванны привезли в бадьях, поначалу она была слишком горячей, но Мэри добавила туда отваров лаванды и розмарина… Ванна успокаивала и расслабляла. А потом Мэри доказала, что говорила чистую правду, и соорудила на голове Изабель отличную прическу. Сначала она скрутила волосы в жгут, а потом уложила в узел с тщательно завитым хвостом.

Еще Мэри приколола Изабель на талию блестящую медную брошь. Когда явились Том и Дик, чтобы проводить Изабель в обеденную залу, она себя чувствовала почти королевой. Пора встретиться и с королевой настоящей. Отлично.

Этим вечером Изабель познакомилась за ужином и с сэром Ланселотом, и с Гиневрой. Гвен, как звал ее король Артур, оказалась очаровательной и милой. Это было прекрасное юное существо; ключевое слово – «юное». Ее золотисто-каштановые волосы были уложены на затылке в затейливый узел; лоб, лишенный даже слабого намека на морщинки, был украшен обручем с маленькими драгоценными камнями.

Изабель захотелось спросить, каким кремом для лица она пользуется, но тут же она сообразила, что Гвен на самом деле почти ребенок. В таком возрасте Изабель никто не позволил бы ходить на свидания, не говоря уж о замужестве и супружеских изменах. Если бы Гиневра не была так нежна и грациозна, Изабель с удовольствием возненавидела бы ее. От королевы исходил аромат розовых лепестков, это было приятно, особенно если учесть, что в обеденной зале воняло потом и собаками.

Да и могло ли быть иначе, если вокруг толпились пропотевшие мужчины и множество псов? Изабель подумала, что неплохо было бы знать состав освежителя воздуха «Уст», чтобы попытаться найти ингредиенты здесь и изготовить похожее средство.

Гиневра оделась в мерцающее серебристое платье; ее невероятно тонкую талию охватывала искусно выкованная цепочка. Изабель прикинула, что такой поясок не наделся бы и на руку половине здоровенных мужчин, стоявших возле обеденного стола.

– Большая честь – принимать тебя у нас, графиня, – сказала Гиневра. – Мы с великой радостью ожидали твоего прибытия. Мой супруг сообщил, что это будет означать немалую выгоду для всех.

Гиневра говорила серьезно и вежливо. Изабель тоже следовало соблюдать правила приличия. Ох черт, да неужели в этой девочке нет ничего такого, что могло бы не понравиться? Вот разве то, что Гиневра наслаждалась роскошью еженощного сна рядом с единственным мужчиной, который вызвал у Изабель неподдельный интерес?

Она почувствовала удар талисмана в грудь.

«Эй, не пора ли перестать?»