– Нет, все в порядке, я не забыла. Просто у меня было довольно суетливое утро.

После завтрака с Нелли она только и думала об опухоли в мозгу и о том, как бы доработать до конца дня и не устроить истерику с криками и пеной изо рта. Микки попыталась вспомнить, подходят ли друг другу ее лифчик и трусики. Черт, вот будет неловкость, если придется раздеваться у врача, а на ней окажется никудышное белье…

В ее размышления ворвался голос Арнольда. А она уже почти забыла, что говорит с ним по телефону. Почти.

– Наша общая подруга, Нелли Петерсон, сказала мне, что ваш любимый ресторан – «Лесной перекресток», так что я заказал столик на семь часов. Вам это подойдет?

Микки подавила желание отменить встречу. Она была несправедлива к этому парню. У него приятный голос, да и Нелли не стала бы сводить ее с человеком непривлекательным и неинтересным. Микки постаралась отогнать мысль о том, что привлекательность и интересность всегда, похоже, дополняются высокомерием и раздражительностью, скрытыми, как луковица под шелухой, под дорогой одеждой и хорошими манерами. Микки почти услышала, как Нелли кричит на нее: «Дай же ты парню шанс!»

– Да, ужин в «Лесном перекрестке» – это звучит прекрасно, и это действительно один из моих любимых ресторанов, – сказала она, стараясь изобразить нечто вроде энтузиазма.

– Отлично! Вы не против, если я заеду за вами примерно в половине седьмого?

– Нет! – слишком быстро ответила Нелли и тут же, чтобы загладить неловкость, рассмеялась так, будто растеряла мозги до последней крошки. – В этом нет необходимости. Я живу совсем рядом с рестораном. Встретимся там.

– Полностью вас понимаю. Делайте так, как вам удобнее.

Не прозвучала ли в его тоне снисходительность?

– Да, я предпочитаю именно такой вариант, – твердо сказала Микки.

– Значит, до встречи. Увидимся в семь в «Лесном перекрестке». Как я вас узнаю?

Микки потерла лоб, уже ощущая приближение головной боли. А может, дело в опухоли? Она искренне ненавидела свидания с незнакомыми людьми.

– Я рыжая и буду с розой в волосах.

Из трубки донесся теплый смех, удививший Микки обаянием.

– Ну, тогда я вряд ли смогу спутать вас с какой-то другой женщиной, – произнес Арнольд, все еще негромко посмеиваясь.

Надеясь, что он услышит в ее тоне ответную улыбку, Микки сказала:

– Отлично. А я надеюсь, что вы так же милы, как ваш смех. Увидимся в семь.

– Жду с нетерпением.

– Я тоже.

Микки повесила трубку и улыбнулась телефону, вдруг осознавая, что она действительно хочет поскорее увидеть человека, скрытого за голосом. И она все еще улыбалась, когда ее начальница, Джил Картер, выскочила из своего кабинета.

– Микки! Срочно вызови всех заместителей! На скоростной дороге катастрофа. Перевернулся автобус с пожилыми людьми, по пути в Лас-Вегас. Сюда везут целую кучу стариков. Нам понадобятся все до единого сотрудники!

– Уже делаю, – ответила Микки.

Она начала набирать номера еще до того, как Джил договорила.

Три часа спустя приемное отделение госпиталя все еще напоминало поле битвы, но, по крайней мере, как думала Микки, персонал начинал понемногу выигрывать.

– Похоже, только двое остались не оформленными – вон те маленькие старые леди. – Патриция, исполнительный помощник директора по безопасности, кивнула в дальний угол приемного покоя.

Микки вздохнула.

– Я возьму леди в красной юбке, если ты займешься той, в оранжевом брючном костюме.

– Что ж, займемся ими, – сказала Патриция.

Микки кивнула. Как же она устала! Она чувствовала себя такой же старой, как та древняя бабушка, к которой она направлялась. Решительно напомнив себе, что, хотя она утомилась и расстроена, она все же не пережила только что катастрофу на дороге, Микки натянула на лицо дружескую улыбку. Глаза старой женщины были закрыты, а головой она прислонилась к стерильному кафелю стены. Ее роскошные серебристо-белые волосы были элегантно скручены на французский манер, а подойдя поближе, Микки обнаружила, что длинная широкая юбка дамы сшита из дорогого кашемира; кашемировым был и свитер. Нитка крупных мерцающих жемчужин спускалась почти до талии леди, а в ушах красовались серьги с жемчугами. Левая рука пожилой дамы была обернута белым шелковым шарфом. Шелк был испачкан засохшей кровью.

– Мэм? – мягко окликнула даму Микки, стараясь не напугать пострадавшую.

Женщина не откликнулась.

– Простите, мэм… – произнесла Микки чуть громче.

Снова никакого ответа.

От ужасной мысли Микки похолодела. А что, если старая леди умерла?

– Мэм! – Микки не удалось скрыть панику.

– Я не умерла, милая девушка. Я просто очень старая.

Хриплый голос женщины был очень приятным, красивого тембра и с каким-то едва уловимым акцентом. Она слишком отчетливо произносила каждое слово.

Но глаз она так и не открыла.

– Простите, мэм. Я… э-э… я и не думала, что вы умерли, мне просто показалось, что вы заснули. Ваша очередь на прием. Нужно записать номер вашей страховки.

Старая леди наконец открыла глаза, и Микки удивленно моргнула. Эти глаза оказались поразительно ясными, темно-голубыми. Если бы надежда имела цвет, она была бы такой же голубой, как глаза этой женщины; Микки просто потеряла дар речи от их красоты.

Леди улыбнулась.

– Вам надо стараться всегда говорить правду, моя дорогая. Лгунья вы никудышная. Но не беспокойтесь. Я определенно жива – на данный момент.

Она протянула Микки не пострадавшую ухоженную руку, и Микки взяла ее, помогая женщине подняться.

– Да, мэм, – довольно глупо пробормотала она.

– Я всегда думала, что обращение «мэм» следует оставить для молодых женщин, желающих казаться старше своих лет, или для тех пожилых, кто уже отказался от жизни. Но я ни то ни другое. И я предпочитаю обращение «синьора», как называют своих женщин итальянцы. Мне кажется, что это звучит намного интереснее, а? Но вы можете звать меня Севильяной.

Улыбка соскользнула с лица Микки.

– Вы сказали – «Севильяна»?

– Да, это мое имя. Что-то не так, дорогая?

Микки помогла Севильяне сесть на стул перед стойкой регистрации и лишь потом ответила:

– Нет, все в порядке. Просто я знаю это имя.

– Вот как? – Старая женщина приподняла тонкую серебристую бровь. – И что именно вы знаете?

– Что это название розы, выращенной во Франции. Она ярко-алая и очень стойкая. Из нее получаются отличные живые изгороди, а цветет она почти четыре месяца подряд.

Севильяна улыбнулась с одобрением.

– Я сразу поняла, что в вас есть нечто особенное.

Микки попыталась улыбнуться в ответ, но все еще была смущена странным совпадением в их именах. Множество сортов роз были названы в честь разных людей – «принц Альберт», «долли партон», «принцесса Ди»… но Микки ни разу не приходилось встречаться с теми, кого назвали бы в честь какой-то розы. Обойдя стойку, Микки села к компьютеру.

– Как ваша фамилия, мэм… то есть синьора? – спросила она.

– Калука. К-а-л-у-к-а.

Она достала из сумочки карточку медицинской страховки и протянула ее Микки.

– А вас как зовут, моя дорогая?

Микки оторвала взгляд от экрана компьютера. И уже открыла рот, чтобы назвать Севильяне свое прозвище, но что-то во взгляде старой женщины заставило ее передумать.

– Микадо, – призналась она.

Севильяна улыбнулась и будто помолодела на несколько десятков лет.

– Ох, вот ведь! Еще одна розовая леди. Какой чудесный сюрприз!

– Да, такое не часто встретишь, – согласилась Микки с легким сарказмом.

Севильяна внимательно посмотрела на нее.

– В вашем возрасте пора уже научиться ценить необычное, в какой бы форме вы его ни нашли. Или оно нашло вас.

Микки сжала губы, чтобы не ляпнуть то, что первым пришло ей на ум. В глазах старой леди светилась такая мудрость, что Микки расхотелось впадать в агрессивную оборону.

– Вы действительно в это верите? – неожиданно спросила она.