– Ты выглядишь обеспокоенной. Хорошо себя чувствуешь? – спросил Алекс.
– О да, – поспешила заверить его Мерри и выпрямилась в седле. – Я просто немного устала, – объяснила она свое настроение.
– Это моя вина, – признался он. – Прости, пожалуйста. Я знал, что мы сегодня отправляемся в дальнюю дорогу и должен был проявить сдержанность.
– Ты слышал мои жалобы прошлой ночью? – поинтересовалась Мерри, желая остановить поток извинений. Она потянулась к нему и погладила его руку, лежавшую на седле. – Со мной все в порядке. Этой ночью я буду крепко спать.
– Да, конечно, – согласился Алекс, но все еще выглядел виноватым. Неожиданно он наклонился к Мерри, одной рукой взял у нее поводья, а другой обнял за талию и потащил на себя.
– Что ты делаешь? – удивилась она, впрочем, даже не думая сопротивляться.
– Ты вполне можешь ехать со мной, – сообщил он и усадил боком перед собой, потом вытащил из привязанной к седлу сумки веревку, привязал один ее конец к поводьям кобылы Мерри, а другой – к своему седлу. Теперь кобыла могла свободно бежать рядом.
Мерри обернулась и посмотрела на кобылу:
– Я могу ехать сама. Я хорошая наездница.
– Я знаю, – улыбнулся Алекс. – Я наблюдал за тобой все утро. Ты действительно прекрасная наездница. Но, сидя со мной, ты можешь отдохнуть и даже вздремнуть.
– О… – Мерри не привыкла, чтобы о ней так заботились. Почувствовав некоторую неловкость, она пробормотала: – Это несправедливо. Ты тоже устал, а отдыхать буду только я…
– Расскажи мне о своей матери, – попросил Алекс. Мерри растерялась и, резко обернувшись, с подозрением уставилась на мужа:
– Зачем?
– Ты с большим трудом соглашаешься принимать помощь, и я хочу понять, откуда это идет.
– Ничего подобного, – воскликнула Мерри, но ее протест был погашен крепким поцелуем.
– Ты абсолютно все стараешься делать сама, – продолжил Алекс, оторвавшись от ее губ. – Поэтому я и прошу тебя рассказать о своей матери. – И пока Мерри сомневалась, он добавил: – Я знаю, что представляют собой твой отец и братья. Не думаю, что от них было много пользы. Ну а мама? Мне говорили, что именно она занималась замком до конца жизни.
– Да, – вздохнула Мерри. – Отцу всегда нравилась роль лэрда, но в действительности он только назывался лэрдом. И слуги, и солдаты со всеми своими бедами и вопросами обращались к маме или ко мне.
– Они шли к тебе, даже когда еще мама была жива? – спросил он.
Мерри долго молчала, потом кивнула:
– Мама долго болела. Она делала все, что могла, но быстро слабела и уставала, особенно ближе к концу. Хотя ее ум до последнего часа оставался абсолютно ясным, и она советовала мне, как поступить в том или ином случае.
– Иными словами, ты никогда ни на кого не могла положиться?
– Я во всем могла положиться на маму.
– Но она была больна, и ты в первую очередь должна была ей помогать, а уж потом заниматься другими делами.
– Она же не всегда болела. Когда-то она была здоровой женщиной. Между прочим, не ее вина, что она заболела. Она всегда делала все, что могла.
– Да, но…
– И еще был Кейд, – перебила Мерри.
Алекс замер. Судя по выражению его лица, он смутно помнил это имя, но не мог сообразить, кому оно принадлежит. И Мерри пояснила:
– Это старший и самый лучший мой брат.
– Ах да, – пробормотал Алекс, и лицо его прояснилось. – Насколько я знаю, его воспитывал ваш дядя.
– Да, мама отправила брата к дяде Симону, когда он был еще мальчиком. Мне кажется, она боялась доверить его воспитание отцу. А видя, что получилось из Броди и Гавейна, я понимаю, что она поступила мудро, отослав его.
Алекс кивнул, соглашаясь.
– Он старше меня?
Мерри несколько секунд подумала.
– Да, думаю, года на два. Через два года после него родился Броди, еще через два года Гавейн, и уж потом я.
– Нам с Броди было пять, когда ты родилась, и наши отцы решили заключить брачный контракт, – сказал Алекс и полюбопытствовал: – А почему Кейд не сопровождал тебя ко мне, как Гавейн и Броди?
– Он, как и ты, отправился в крестовый поход, – сообщила Мерри и печально вздохнула. – С тех пор мы о нем ничего не слышали.
Последовавшее молчание было красноречивым. О Кейде они ничего не знали уже два года. Никто и не ждал, что сообщения будут многочисленными или частыми, но их не было вообще. Понятно, что он мог погибнуть. Но пока никто из тех, с кем он отправился в поход, не сообщил Мерри о его смерти, она упрямо продолжала верить в то, что Кейд жив. Она не могла, просто не имела права отказаться от надежды. Он был ее любимым братом. Она регулярно, не реже одного раза в год, ездила с мамой к дяде Симону, чтобы навестить Кейда. Да и он каждый год на неделю приезжал домой. Кейд всегда был добр, старался помогать ей, поддерживать во всем.
Отец, Броди и Гавейн всегда казались ей слабыми и глупыми из-за своего пристрастия к спиртному, а мама была умной, доброй, но слабой из-за болезни. И только Кейд оставался светом в окошке – сильным, уверенным, непьющим.
Она уважала и восхищалась Кейдом, а после смерти матери постоянно молилась. Она подолгу стояла на коленях, пока не затекали ноги, и молила Господа, чтобы брат вернулся домой и помог ей справиться со свалившейся на них бедой. Она даже написала Кейду письмо с просьбой приехать, но когда он действительно появился и предложил свою помощь, отец ее отверг, заявив, что он лэрд и сам будет заниматься своим замком.
И не важно, что он практически всегда был настолько пьян, что не мог ничем заниматься. Но ничего не поделаешь, Эхан действительно считался лэрдом, и Кейд был вынужден уехать, чтобы не обострять отношения. После того он перебрался в Европу и часто писал Мерри, рассказывая о своих приключениях. Но с тех пор как он отправился в крестовый поход, она не получила от него ни одной весточки.
– Он еще может вернуться.
Мерри вздрогнула, услышав спокойный голос мужа, и только тогда поняла, что ее глаза полны слез. Смущенная столь явным проявлением своей слабости, она хотела смахнуть слезы, но Алекс нежно отвел ее руку и сделал это за нее. Потом взял ее за подбородок и поднял ее голову так, чтобы было удобно целовать.
Какое-то время Мерри оставалась скованной в его руках, хотя прикосновение его губ было чрезвычайно приятным, но когда он оторвался от ее рта, задвигалась и открыла глаза. Она не успела рассмотреть выражение его лица, потому что он крепко прижал ее голову к груди и нежно шепнул:
– Поспи, ты устала.
Но как только Алекс убрал руку, она снова подняла голову. Да, она, конечно, устала, но не могла отдыхать одна, тем более что она знала, насколько он тоже устал. Мерри понимала, что ему не нравится ее неповиновение, но ничего не могла с собой поделать. Старательно избегая его взгляда, она попросила:
– Расскажи мне о своей семье.
Алекс явно колебался. Мерри подумала, что он не станет ничего говорить и лишь еще раз предложит ей поспать, но тут он расслабился и начал рассказ. Мерри с любопытством слушала его повествование об отце, матери и сестре, о своем детстве, совершенно не похожем на то, что было у нее. Он рос счастливым, в окружении любящих родителей, которые не были пьяницами или больными и не нуждались в уходе. Только после смерти его матери – когда он уже был подростком – ситуация изменилась.
Алекс осторожно подбирал выражения, но все равно было ясно, что его жизнь после смерти матери перестала быть похожей на идиллию. Он никогда не оскорблял Эдду и ни в чем ее не обвинял, но после заключения брака между отцом и Эддой, состоявшегося по настоянию короля, жизнь в д'Омсбери стала куда менее приятной. В общем-то, этому можно не удивляться. В конце концов, Эдда сама рассказывала, как она была несчастна, когда ее заставили выйти замуж и переехать в совершенно дикую Северную Англию. Но судя по тону Алекса, стала несчастной не только Эдда.
Плавно покачиваясь на лошади и прислушиваясь к спокойному голосу Алекса, Мерри, в конце концов, прижалась к его груди и закрыла глаза. Когда он замолчал, она попыталась открыть глаза и задать еще один вопрос, но это на первый взгляд простое действие потребовало от нее таких больших усилий, что она сдалась и провалилась в сон.
Через некоторое время она проснулась, но не сразу поняла, что ее разбудило. И только стряхнув остатки сна, почувствовала, что грудь, к которой она прижималась, слегка трясется, будто от смеха. Она с любопытством взглянула на мужа и поняла, что он действительно смеется.
