А. Который сидит по правую руку.

К. По правую руку. Итак, может ли священник, говорящий об этом, знать, что означает любовь?

А. Нет. Он думает, что может в отношении чего-то, называемого высшей любовью, которая основана на отрицании низшей.

К. Я имею в виду, что это лишь слова.

А. В этом конфликте не может быть любви.

К. Итак, тогда вся наша общественная, моральная структура является аморальной.

А. О, да, я…

К. Я имею в виду, сэр, что это ужасающая вещь. И никто не хочет менять этого. Наоборот, они говорят: «Да, давайте продолжать. Наложим на это слой краски, разных цветов, более приятной и давайте продолжать». Итак, если человека действительно заботит приход к той вещи, которая зовется любовью, он должен отрицать все это, что означает, что он должен понимать место удовольствия, будь то интеллектуальное удовольствие, обретение знания в качестве удовольствия, обретение позиции в качестве власти. Вы следите? Все это. И как ум, который был тренирован, обусловлен, поддержан в этой гнилой общественной обусловленности, как он может освободиться, прежде чем говорить о любви. В первую очередь, он должен освободиться от этого. Иначе, когда вы говорите о любви, это лишь еще одно слово, не имеющее смысла.

А. Кажется, что мы, особенно в западной культуре, очень связаны сексом. С одной стороны, мы приучены быть несчастными, если не достигли успеха в сексе. Однако с другой стороны вся история клинической психологии сфокусирована именно на патологии сексуальности.

К. Конечно.

А. Как если бы она была способна через ее изучение освободить нас. Взаимосвязь между этим двумя видами деятельности: желанием успеха с одной стороны и изучением проблемы с этой гонкой с другой, парализует.

К. Да. Итак, вы видите, эта вещь, секс сейчас приобрел — я не знаю — настолько огромную важность во всем мире. В Азии они прикрывают это. Они не говорят об этом. Если вы говорите о сексе, то это что-то неправильное. Здесь вы говорите о нем бесконечно. Но там нет, об определенных вещах там не говорят. Вы можете говорить об этом в спальне или, возможно, даже в спальне не говорите. Этого не делается. И когда я говорю в Индии, я вывожу это наружу. Они слегка шокированы, так как религиозный человек не должен иметь дела со всем этим.

А. Он должен быть за пределами этого (смеется).

К. Нет, он должен быть, но не должен говорить об этом. Это одна из вещей: почему секс стал настолько важен? Вы понимаете любовь, в конце концов, это чувство полного отсутствия «я», полное отсутствие «я»: моего эго, моих амбиций, моей жадности — всего того, что есть «я», полное отрицание всего этого. Отрицание, не жестокое отрицание или хирургическая операция, но понимание всего этого. Когда «я» нет, другое есть. Очевидно. Это так просто. Вы знаете, сэр, христианский символ, крест — как мне сказали — это очень, очень древний символ, существовавший до того, как его приняли христиане. Он означал стирание «я». (Проводит рукой в воздухе вертикальную линию и перечеркивает ее горизонтальной)

А. Я никогда не слышал об этом.

К. Стереть «я». «Я» (проводит рукой вертикальную линию), стереть его (перечеркивает ее горизонтальной). Вы понимаете, сэр?

А. В одном неканоническом высказывании Иисуса, написаны его слова о том, что если вы не сделаете ваш верх низом, ваш низ верхом, ваше правое левым, ваше левое правым, полный переворот с ног на голову того, что человек привык делать, стовосьмидесятиградусный поворот, тогда человек не придет в царствие небесное, которое, конечно, в его языке не ожидается где-то там (показывает рукой в даль). В точности он сказал, что оно не приходит из наблюдений, оно не здесь, оно не там, оно внутри человека. И в греческом это не значит «в» в качестве места, но это присутствие.

К. Это присутствие, да. Итак, когда мы углубляемся в исследование этого вопроса любви, мы должны углубиться в исследование удовольствия, удовольствия во всех его вариациях и его отношения к любви, наслаждения к любви, настоящей радости — этой вещи, которую никогда нельзя пригласить — и ее отношения к любви. Итак, нам лучше начать с удовольствия. С того, что мир превратил секс в безграничную вещь. И священники по всему миру отрицают его. Они не будут смотреть на женщину, хотя горят внутри похотью и всевозможными вещами. Они закрывают свои глаза, и они говорят, что лишь живущий в безбрачии человек может идти к богу. Подумайте об абсурдности подобного заявления. То есть, любой имевший секс проклят навечно.

А. Затем вам нужно изобрести историю о том, как случилось так, что мы, как говорится, пали в это.

К. Пали в это или Деву Марию. Вы следите? Вся идея.

А. Да, весь этот вопрос.

К. Который является фарсом. Итак, зачем мы сделали секс настолько фантастическим, романтическим, сентиментальным вопросом? Потому ли это, что интеллектуально мы искалечены? Мы живем из вторых рук. Вы следите, сэр? Я повторяю то, что Платон, Аристотель, Будда, кто-то сказал, и поэтому мой ум интеллектуально третьеразряден. То есть, он никогда не свободен. Итак, интеллектуально я раб. Эмоционально я становлюсь романтичным, я становлюсь сентиментальным. И единственный побег — это секс, где я свободен. Если женщина или мужчина согласны, если они совместимы и все остальное, тогда это единственный путь, единственная дверь, через которую я могу сказать: «Боже мой, наконец-то я свободен здесь». В офисе мной помыкают. Вы следите, сэр? На заводе я просто кручу колеса. Поэтому это единственный побег для меня. Крестьянин в Индии, деревенский бедняк, посмотрите на них — это все, что у них есть. А религия — это что-то другое: «Я согласен, что мы должны быть безбрачными, что мы должны быть… — и все такое — но, ради бога, оставьте нас в покое с нашими удовольствиями, с нашим сексом». Итак, если это так — а это так выглядит — что интеллектуально, морально, духовно мы искалеченные человеческие существа, вырождающиеся, и это (секс) единственная вещь, дающая нам некоторое освобождение, некоторую свободу.

В других областях у меня нет свободы. Каждый день я должен ходить в офис. Каждый день я должен ходить на завод. Я должен… Вы следите? Раз неделю в кино, трижды в неделю, или чтобы вы не делали, не имели, и здесь, в конце концов, я мужчина, женщина. Итак, я превратил эту вещь в огромный вопрос. И если я не сексуален, я должен разобраться почему я не сексуален. Я трачу годы на то, чтобы разобраться в этом. Вы следите, сэр? Написаны целые книги. Это стало тошнотворной вещью, глупой вещью. И в связи с этим мы так же должны разобраться, что такое безбрачие. Так как все они говорят об этом. Каждая религия говорила об этом, о том, что вы должны быть безбрачным. И они говорят, христиане говорят: «Девственница. Христос был рожден непорочным». Вы следите? И буддисты. Я не знаю, слышали ли вы историю Будды: его мать зачала от… Не от человеческих отношений, но от… Та же самая вещь. Они не хотят, чтобы секс был связан с религией. И, тем не менее, каждый священник горит им. И они говорят, что вы должны быть безбрачным. И они дают обет безбрачия. Я рассказывал вам историю о том бедном монахе.

А. О, да, да. Глубоко трогательная история.

К. Итак, что такое «безбрачие»? Это там, в вашем сердце и в вашем уме или просто действие?

А. Если я правильно следую за вами, мне кажется, что здесь вы указываете на секс, как на происходящее в утилитарном смысле. Это способ прийти к чему-то и поэтому, поскольку…

К. Привычка, настойчивость, одобрение. Вы следите?

А. Да. Всегда цель, которая лежит за пределами деятельности. Поэтому это никогда не может быть ухвачено (схвачено, догнано).

К. Совершенно верно. Поэтому конфликт.

А. Поэтому конфликт и повторение.

К. И, следовательно, что такое безбрачие? Это действие или это целомудренный ум? Вы следите, сэр?