Гарри нежно прикоснулся ладонью к её щеке, а затем напряжённым шагом прошёл к двери.

Нелл моргнула, почувствовав головокружение от его ответа. Она сказала «нет». И он услышал. Гарри сразу же отступил, произнеся слова, которые разбили в дребезги всю её защиту, прорвавшись прямо к сердцу.

«Ваша добродетель в безопасности со мной, обещаю».

У неё больше не было добродетели, которую надо защищать, он знал об этом. И тем не менее всё равно пообещал защищать её. И с такой спокойной искренностью, как будто в его мыслях не было никаких сомнений в этом.

Он возвращал ей честь.

Гарри помедлил у двери.

– Вы в порядке?

– Д–да, совершенно, спасибо, – удалось ответить Нелл.

– Хорошо, я так и думал, что, немного поев, вы почувствуете себя лучше. Хороших снов.

Нелл уставилась на закрытую дверь, желая пойти вслед за ним и зная, что не может. То, что она чувствовала, не имело никакого отношения к еде, а лишь к Гарри Моранту.

* * *

 «Хороших снов», – сказал он ей. Гарри надеялся, что так и будет, но сам в это не верил. На час или около того ему удалось отвлечь её, заставить прекратить беспокоиться о пропавшем ребёнке.

В отвлечении себя он преуспел ещё больше. Гарри застонал.

Что на него нашло, когда он стал кормить её?

Больше он не собирался этого делать. До тех пор, пока они не будут женаты.

С этого момента и до их свадьбы, если Нелл захочет морить себя голодом, он позволит ей это. Может быть. Свадьба состоится всего через несколько недель. Она не сможет причинить себе так уж много вреда. Наверное.

Гарри пересёк коридор по направлению к своей спальне и стал рыться в ящике, пока не нашёл то, что искал. Он заметил его, когда был тут в прошлый раз: маленький колокольчик с рукояткой. Гарри привязал к нему верёвку, прошёл на цыпочках обратно и прикрепил к дверной ручке комнаты Нелл. Если она откроет дверь, колокольчик разбудит его.

Гарри знал, что ему следует просто пересечь коридор и забраться в кровать вместе с ней – целомудренно, как он делал последние две ночи. Она лучше спала, если он так поступал. Сиреневые тени вокруг её глаз постепенно почти исчезли с тех пор, как он стал делить с ней постель.

Но, с другой стороны, Гарри совсем не чувствовал себя отдохнувшим.

А когда он недосыпал, его самообладание было не слишком надёжным. А уж после этого ужина его самообладанию был брошен серьёзный вызов.

Гарри не был уверен, сможет ли делить с Нелл постель и дальше. Не занимаясь любовью. А она не была готова к этому.

Он нуждался в физическом облегчении. Отчаянно.

Гарри был практически убеждён, что если бы продолжил держать Нелл в объятиях, не занимаясь с ней любовью, то это бы убило его. Он бы взорвался.

От Гарри потребовалась каждая имевшаяся у него крупица силы воли, чтобы оторваться от Нелл и хладнокровно выйти из комнаты.

Но Нелл сказала «нет», хотя он знал, что она желала его. И Господи, как мысль о том, что она хочет его, снова воспламенила его кровь.

Но «нет» есть «нет». На языке Гарри это было так.

Кто был тем ублюдком, который изнасиловал её? Этот вопрос не давал ему покоя. Он не уйдёт безнаказанным – не тогда, когда это касается Гарри. Ни один мужчина, принуждающий женщину, не заслуживает права называться мужчиной.

А человек, который принуждает кого–то, вроде Нелл... такой человек не заслуживает жить.

Итен бегло просмотрел письмо, которое пришло в этот день от Тибби. Это не был её обычный аккуратный почерк. Должно быть, она писала в спешке. И под дождём, поскольку бумага сморщилась от пятен и некоторые слова были покрыты кляксами там, где чернила расплылись.

Мой дорогой мистер Делани,

Должна признаться, я несколько обеспокоена тоном вашего последнего письма, особенно когда вы говорили об этой женщине, за которой ухаживаете. Хотя я далека от мысли, чтобы критиковать женщину, которую я никогда не встречала...

Итен нахмурился. Никогда не встречала? Какого чёрта, за кем, по её мнению, он ухаживает?

...но мне кажется, что она не ценит вас, как должно. Вы замечательный, порядочный, благородный и умный человек, мистер Делани, и ровня любому на этой земле.

Итен перечитал эту часть снова, наслаждаясь звучанием слов: замечательный, порядочный, благородный и умный. Он не знал ни одной живой души, кто описал бы его подобным образом. Кто–то мог бы назвать его «замечательным». Или «порядочным». И, возможно, «благородным». Но никогда всеми тремя определениями сразу и никогда вместе со словом «умный».

Никогда не принимайте плохого к себе отношения и не смотрите пренебрежительно на своё происхождение – его невозможно изменить, а вас нельзя за него винить. Важно то, что вы сделали в своей жизни, и навыки, которые вы приобрели, и более всего – ваше сердце. Если эта женщина не ценит этого в вас, мой дорогой мистер Делани, она вас не достойна.

Тут письмо стало действительно очень неразборчивым. Должно быть, начался дождь, подумал Итен. Это бы объяснило то, что она закончила письмо таким странным образом:

Я говорю это как ваша бывшая учительница, для которой важны ваше благополучие и счастье.

Искренне ваша, мисс Джейн Тибторп.

Итен усмехнулся, аккуратно сворачивая письмо и кладя в коробку вместе со всеми её письмами. Так, значит, Тибби не понравилось услышать об этой женщине, за которой он ухаживает, а? Может, это намек на ревность?

– Надеюсь, что так, дорогуша. Очень надеюсь на это, – сказал он, закрывая коробку. – Может мисс Тибби всё–таки питает ко мне какие–то чувства, как думаешь, Пятнашка?

Собака забила хвостом по полу.

– Ага, а ещё она считает, что я умный. Неплохо для бывшего неграмотного ирландского олуха, а? – и он бодрым шагом направился в сторону дома викария.

– Итак, преподобный, что вы можете мне рассказать о неком парне по имени Лохинвар? – Итен передвинул своего единственного оставшегося коня. – Шах и мат, – объявил он и откинулся назад.

Викарий нахмурился, склонившись над доской, затем покачал головой.

– Ей–богу, я даже и намека на это не заметил. Превосходно, мой мальчик, превосходно.

Итен подавил усмешку. Он был близок к тому, чтобы разменять пятый десяток, но старик всё же звал его «мой мальчик».

– Вы знаете того, о ком я спросил?

– Лохинвар? Да, я слышал о нём, – сказал викарий. – Это связано с вашей возлюбленной, полагаю.

– Да. Я никогда не слышал о нём, но она, кажется, знает о нём всё.

– Тогда ваша Тибби имеет слабость к романтическим героям.

– О. – Итен нахмурился. Его явно нельзя назвать романтичным и, определенно, – героем. Романтические натуры были красивыми и франтоватыми. А он походил на потрёпанного старого кота, стремящегося остепениться с женщиной, любить которую ему не следовало. Итен рассчитывал на приверженность Тибби подбирать бродяг.

Викарий процитировал:

Ты в любви благороден, в сраженье – герой.

 Кто сравнится с тобой, Лохинвар молодой?

Итен подался вперёд.

– Он был воином? Тибби мне как–то говорила, что когда мы впервые встретились, она подумала, что я воплощение молодого Лохинвара.

Брови викария поднялись.

– О, Боже. Что вы сделали?

– Её держали заложницей негодяи, которые гнались за принцессой и её сыном.

– Принцессой?

– Принцесса раньше была ученицей Тибби и тайно направлялась к ней, или они думали, что тайно. Но негодяи пронюхали об этом и приехали сюда за принцессой. Я постучал в дверь, чтобы спросить дорогу, а там была Тибби, белая, как привидение, напуганная до смерти, и в ярости. – Он усмехнулся, вспоминая. – Она – храбрая маленькая малышка. Сунула мне записку, в которой говорилось о мужчинах, держащих её в заключении, но я даже не взглянул на неё. Она кинула на меня такой взгляд, будто говоря, что я просто идиот: Тибби не знала тогда, что я не умел читать.