Удобно расположившись в кресле, она попыталась дать Майе грудь. Ребенок, чувствуя напряженную атмосферу, с утра почти не переставая капризничал и кричал, а когда она попыталась успокоить дочку, приложив ее к груди, та заартачилась. Эрика вспотела, прежде чем одержала верх в этом столкновении характеров с дочерью, и успокоилась, только когда малютка начала сосать. Осторожно, чтобы отпраздновать победу, она включила телевизор. Как раз шла передача «Гламур». Проходя мимо с пылесосом, Кристина бросила беглый взгляд на экран и сказала:

– Фу, как можно смотреть эту гадость! Неужели не лучше вместо этого почитать книжку?

В ответ Эрика сделала звук погромче и позволила себе на секунду порадоваться своей смелой выходке. Затем, поняв, что бунтовать – это себе дороже, снова уменьшила звук. Тайком она посматривала на наручные часы. Господи, еще нет и двенадцати! До прихода Патрика целая вечность. А завтра предстоит пережить еще один такой день, прежде чем Кристина соберет свои вещи и уедет восвояси, гордясь тем, что оказала неоценимую помощь сыну и невестке. Два долгих дня…

На улице потеплело, и это удивительно подняло настроение каменотесов. По дороге на работу Андерс еще издалека слышал доносившиеся из каменоломни размеренные возгласы, сопровождаемые ритмическим стуком молотков по ломам. Там закладывали пороховые заряды, которыми откалывали от скалы большие куски гранита. Один человек держал лом, по которому двое других поочередно били молотами, пока в скале не образовывалась достаточно глубокая дыра. Затем туда засыпали черный порох и поджигали. Одно время пробовали работать с динамитом, но этот опыт оказался неудачным: слишком сильный взрыв разбивал гранит в порошок и в нем по всем направлениям образовывались трещины.

Каменотесы приветствовали Андерса кивком, но продолжали работать в том же ритме, не пропуская ни одного удара.

В радостном настроении Андерс прошел к своему рабочему месту, где высекал кусок камня для статуи. Зимой работа шла мучительно медленно, так как из-за мороза иногда выпадали целые дни, когда невозможно было ее продолжать и все надолго останавливалось в ожидании тепла, а каменотесу приходилось потуже затягивать пояс. Но сейчас он мог по-настоящему приняться за каменную махину, а на прошлое он не жаловался – зима принесла ему другие радости.

Иногда ему с трудом верилось, что все это происходит на самом деле, что такой ангел вдруг спустился с небес и лег к нему в постель. Каждая минута, которую они провели вместе, стала для Андерса драгоценным воспоминанием, которое он хранил в своем сердце. Но мысль о будущем порой омрачала его радость. Не раз он пытался заговорить с нею об этом, но всякий раз она поцелуем закрывала ему рот. Не будем об этом, говорила она и добавляла, что со временем все как-нибудь само собой уладится. Он истолковывал ее слова в том смысле, что она, как и он, надеется, что когда-нибудь они счастливо заживут вместе, а до тех пор решил поверить ей на слово. Все как-нибудь уладится. В глубине души он был настоящим романтиком и питал искреннюю веру в то, что любовь способна преодолеть какие угодно препятствия. Пускай они принадлежат к различным слоям общества, но ведь он хороший и трудолюбивый работник, так что, если ему дадут шанс, он обязательно сумеет обеспечить ей благополучную жизнь. А если она испытывает к нему такое же чувство, как он к ней, то деньги не могут иметь для нее большого значения и ради того, чтобы быть с ним, она охотно пожертвует богатством. В такой весенний денек, когда солнце согревало ему руки, душа его преисполнялась надежды, что сбудутся все мечты. Оставалось только дождаться дня, когда она позволит ему поговорить с ее отцом. А у него покуда будет время подготовить главную речь в своей жизни.

С громко бьющимся сердцем он осторожно высекал из скалы монолит, предназначенный для статуи. В голове у него крутились слова. И образ Агнес.

Арне внимательно изучил помещенное в газете объявление о смерти и недовольно поморщился. Он так и знал! Они выбрали плюшевого медвежонка, и это безобразие его страшно возмутило. Уведомление о смерти нужно украшать не чем иным, как христианской символикой. Плюшевый мишка – это богопротивное безобразие. Но другого он и не ожидал. Сын с самого начала приносил ему одни разочарования, а теперь уж он перестал удивляться. Стыд и срам! Чтобы у такого богобоязненного человека, как он, вырос такой негодный сын, совершенно сбившийся с истинного пути! Неумные люди пробовали примирить его с сыном, говорили, что слышали о нем только хорошее, что о нем отзываются как о порядочном и умном человеке, что у него уважаемая профессия, он – доктор и всякое такое. В основном подобные разговоры начинали женщины. Мужчины не лезут рассуждать о том, чего не знают. Разумеется, Арне соглашался с тем, что сын сумел получить достойную профессию и недурно зарабатывает, но все это не имеет никакого значения, если в сердце у тебя не живет Бог.

Арне всегда мечтал о том, чтобы его сын пошел по стопам прадеда и стал священником. Самому ему пришлось отказаться от этой мечты, поскольку отец-пропойца растратил все деньги, которые требовались на учебу. Пришлось Арне вместо священника стать старшим церковным сторожем, но так он, по крайней мере, служит в храме Божьем.

Но церковь стала теперь уже не та. Другое дело раньше! Тогда каждый знал свое место, а священник пользовался должным уважением. Люди по мере сил старались следовать учению Шартау[11] и не занимались такими глупостями, как танцы, музыка, сожительство до брака, а нынешние священники все это вроде бы одобряют. Но хуже всего было то, что теперь какая-нибудь бабенка могла занять место служителя Божьего. Вот этого он уж никак не мог понять! Казалось бы, в Библии ясно сказано: «Жены ваши в церквах да молчат»[12]. О чем тут еще рассуждать? Женщинам нечего делать на духовной стезе. Они могут быть хорошими помощницами в качестве жены священника, в церквах же должны молчать. Это же просто горе было, когда баба стала хозяйничать в церкви Фьельбаки! Ему пришлось по воскресеньям ездить на службу в Квилле, и он просто отказался ходить на работу. Все это ему дорого обошлось, но дело того стоило. Теперь зато с этим безобразием покончено, и хотя новый священник, на взгляд Арне, слишком уж старался идти в ногу со временем, по крайней мере, он мужчина. Остается только позаботиться о том, чтобы женщина, занимавшая должность кантора в церкви Фьельбаки, осталась в ее истории случайным эпизодом. И хотя женщина-кантор – это, конечно, не так ужасно, как женщина-священник, но все-таки…

Мысленно Арне перевернул эту мрачную страницу в истории Бухуслена. Еще эта Аста! Ходит тут с кислой рожей! Он знал, что это из-за девочки. Аста мучилась оттого, что сын жил совсем рядом. Но Арне объяснил ей, что нужно быть крепкой в вере и не изменять своим убеждениям. Он готов был согласиться, что случившееся с девочкой очень печально, но не более того. Сын свернул с праведного пути, и рано или поздно его должна была настигнуть кара. Арне пролистал газету назад и еще раз взглянул на мишку в объявлении о смерти. Стыд и срам! Смотреть тошно…

В этот раз Мельберг не чувствовал того удовлетворения, которое обычно испытывал, становясь центром внимания прессы. Он даже не созвал пресс-конференцию, а только собрал в своем кабинете нескольких представителей местных газет. В настоящий момент полученное недавно письмо настолько заслонило для него все остальное, что ему было трудно сосредоточиться на чем-то другом.

– Есть ли какой-то конкретный след, который вы проверяете?

Молоденькая газетчица, задавшая этот вопрос, напряженно ждала, что он ответит.

– Ничего такого, что мы на данный момент могли бы прокомментировать, – сказал Мельберг.

– Попал ли в подозреваемые кто-либо из членов семьи? – последовал вопрос репортера из конкурирующей газеты.