Он тщательно закрыл за собой калитку. Шагая к центру городка, он испытывал физическое наслаждение. Ведь уже несколько дней он не выходил из «Гран Кло». Жизнь его была ужасной. Избранный им путь был не из лучших. Необходимо решительно покончить с прошлым, и как можно быстрее. Уехать! В Италию, Швейцарию… На берег озера. Новые впечатления, новая жизнь, новая любовь.

Дюваль уже сочинял новую историю. Если он не сочинит ее и не увидит утопающего в цветах домика на берегу озера; он бросится в Луару.

Он пришел немного раньше открытия банка и ему пришлось подождать. Он снял 500 франков. Ему нравилось получать небольшие суммы, как это делают расчетливые рантье. На обратном пути Рауль купил кучу журналов. Сегодня нужно забыть все ссоры, постараться жить как обычно, поговорить об Италии, о Великом озере… Он купил еще «Голубой путеводитель». Раз ей очень хотелось быть богатой любыми средствами, можно создать иллюзию богатства, прекрасный парк с кипарисами…, мраморная лестница, спускающаяся к воде, лодка из красного дерева. Забыть, что она никогда не пойдет, всегда будет лишь свертком в руках безразличных слуг. Он открыл запертую на ключ калитку.

Его внезапно поразила мысль, что тот, другой, наверное, владеет ключом тоже, ведь он собирался здесь жить. Он, должно быть, и приходил, когда калитка оказалась открытой. Думал найти здесь Веронику, а увидел Фабиану. Как он отреагировал? Что ей сказал? Нужно спросить об этом Фабиану. Только не теперь. Прогулка успокоила его. Ему захотелось сказать Фабиане что–нибудь ободряющее. Еще не поднимаясь на лестницу, он крикнул:

— Это я! Мне пришла в голову интересная мысль.

Он поднимался, улыбаясь. Она лежала, повернув к нему удивленное лицо.

— Как тебе понравится Италия? Я принес путеводитель. Он остановился в дверях комнаты.

— Изучим его вместе… Ты что, еще дуешься на меня? Одеяло сползло, плед упал.

— Фабиана! Ты что, пыталась встать?

Он подбежал к постели. Фабиана лежала на боку. Лицо ее было лиловым.

Дюваль все понял. Красноватые пятна на шее не оставляли сомнений: ее задушили.

Он опустился перед ней на колени. Говорить ему не хотелось. Вместо нее был лишь неодушевленный предмет, а сам он тоже в него превратился. Дюваль пришел в отчаяние. Он не шевелился, не думал. Не существовало больше ни времени, ни усталости. Вдруг он вспомнил о приходе мадам Депен. Нет, он не хочет ее видеть! Никого! Он спустился в сад и медленными шажками пошел к калитке, чувствуя холод и стеснение в груди. Ни малейшего нетерпения, он должен быть как всегда.

Мадам Депен вскоре появилась, как всегда глупо улыбаясь и чрезмерно жестикулируя, с букетом в руках. Вот смех!

— Не сегодня, — сказал он.

— Что, мадам Дюваль плохо?

— Да.

— У вас такой вид!… Ничего страшного?

— Не знаю.

— Я вот принесла…

— Потом, потом.

— Не скрывайте ничего от меня, месье Дюваль!

Он держался за решетку двумя руками в таком напряжении, словно по ней пропустили электроток.

— Уходите, — закричал он, — вам же говорят! Вы больше не нужны!

Она, дрожа, отступила, сразу подурнев.

— Ах! Извините. Но я хочу знать, что я такого сделала.

— Мадам, уходите, — повторил он. — Уверяю вас… Так будет лучше.

Она покраснела. Может, так у нее проявлялся страх.

— Не сердитесь, — сказала она, — я вам больше не нужна, хорошо, но зачем же так гневаться?

Он повернулся к ней спиной и пошел назад. Она пойдет теперь болтать, что он сбрендил, что болезнь жены свела его с ума! Но ему все было безразлично. Он хотел остаться с Фабианой, запереться с ней наедине. Когда он останется с ее телом, то узнает с удручающей силой, что все его попытки оказались тщетными, боль бесполезна, жизнь остановилась.

Он сел на пол у постели, взял ее за руку, но то была уже не рука, а какой–то посторонний предмет с пальцами, которые он машинально перебирал словно бусины четок. Временами в его сознании возникало желание позвать на помощь… Все это должно было плохо кончиться, в любом случае она все равно бы умерла, а он бы осиротел…

Оставался еще шанс — бегство. Любимая женщина навсегда осталась в неподвижности с гримасой ужаса на лице, которую так часто он видел и при жизни.

Рауль поднялся. Да, он, вероятно, смешон… снял с камина вазу с цветами, бросил на мрамор. Осколки разлетелись в разные стороны. Ударом ноги он отбросил цветы к постели. Голова его кружилась, он вышел, держась за стены. Он заходил по гостинной как зверь в клетке. Да, тот, другой, точно рассчитал свой удар! Небось, теперь он уже далеко… с тем самым злополучным письмом. Он, наверняка, теперь даст ему ход. Дюваль рассмеялся про себя и прислушался к этому смеху… Если, предположим, он все расскажет в полиции, кто будет его слушать? Он заставил поверить в то, что Фабиана и есть его жена, а ведь настоящая–то утонула. Чтобы пролить хоть какой–нибудь свет на эту историю, нужно представить письмо в полицию… но, с другой стороны, оно ухудшит его положение, поскольку из него узнают, что он хотел убить свою жену, которая в конце концов погибла от аварии. Говорят, что скорпион, попавший в огненный круг, умервщляет себя собственным жалом. Его круг замкнулся, вокруг бушует пламя. Обличить убийцу? Но на основании чего? Бежать? Чтобы тебя искал Интерпол?… Бедная Фабиана! У нее не было времени страдать, он же обречен на медленную и мучительную смерть.

Дюваль опрокинул в себя добрый стакан коньяка, отчего на глазах выступили слезы, но немного вернулось хладнокровие. Потом он поднялся в спальню, чтобы привести Фабиану в порядок. Испытывая страшное отвращение от прикосновения к трупу, он уложил мертвую на спину, скрестил ее руки на груди, как делали соседи, когда умерла его мать. Одна из соседок быстро провела по лицу покойницы, опустив веки на глаза. Рауль попытался сделать то же с Фабианой, но ничего не вышло. Он умел обращаться лишь с живыми телами. Необходимо было принять какое–то решение, но все они казались абсурдными.

Телефонный звонок раздался в тишине дома так громко и неожиданно, что Дюваль чуть не закричал. Он тотчас подумал: мадам Депен, она ждет объяснений. Ну, погоди, сейчас он поставит на место эту чертовку! Звонок был похож на крик, он настаивал и пугал. Рауль резко сорвал трубку.

— Месье Дюваль?

Послышался незнакомый глухой голос.

— Не кладите трубку. С вами будут говорить.

Звуки шагов, дверей. А если это тот, другой, звонит из гостиницы?

Руки у Дюваля вспотели, и трубка задрожала.

— Алло! Месье Дюваль? Это из жандармерии Блуа. Мы задержали одного подозрительного типа и думаем, что он устроил аварию на дороге, жертвой которой оказалась ваша супруга…

Дюваль почувствовал, как мышцы его расслабились, он сел на ручку кресла… Авария… Они теперь будут говорить ему об аварии! Все это фарс!

— Мы хотели опросить мадам Дюваль. Дюваль положил трубку на рычаг.

«Пошли вы к чертям», — пробормотал он и пошел за коньяком…

Боже мой, почему они не хотят оставить его в покое! Земля, может, еще и вертится, но для других, для него нет. Застыв посреди кухни, он сделал большое усилие над собой и заставил себя снова рассуждать… Забрать деньги, пока это еще возможно… при условии не зарываться и не брать слишком много, чтобы не задавали лишних вопросов… не просили об отсрочке… Десяток миллионов… вполне сойдет… чтобы уехать в Италию… В конце концов его арестуют, но какое–то время он сможет поиграть в свободу, ему так необходимо ее почувствовать, чтобы думать о Фабиане, посетить те места, где они могли бы быть счастливы… Нужно сделать ей могилу. Он похоронит ее… да, он похоронит ее здесь… за домом… без мещанской могилы, как она, наверное, хотела бы. А когда он придет на берег озера, она будет с ним… Он ей покажет ту виллу, где они должны были бы жить… Да, Фабиана, ты увидишь…

Рауль заплакал, вытер глаза рукавом. Хватит! Нельзя терять ни минуты. Он пошел в гараж за лопатой, обогнув дом. У самого забора земля была мягче всего. Он начал копать, намереваясь сделать глубокую яму. Рауль копал неистово, но работа продвигалась медленно. Он вынесет тело ночью, завернув в одеяло… Потом… Сначало ему нужно снова после полудня пойти в банк. Он возьмет столько, сколько дадут… После похорон он будет до утра ехать в машине, переедет горы…