— Угу.

— К тому же он болен и несколько раз лежал в больнице.

— Ты имеешь в виду, что он не совсем нормальный?

— У него был маниакально-депрессивный психоз. Он впадает в депрессию всякий раз, когда напивается или у него появляются любые неприятности.

— Ладно, достаточно. Достаточно.

— Ну, он уже пытался покончить с собой, — безжалостно продолжил Рённ. — По крайней мере, дважды.

— Но это все равно не объясняет, откуда появилась искра.

Рённ пожал плечами. Возникла минутная пауза.

— За несколько минут до взрыва я кое-что видел, — задумчиво сказал Гюнвальд Ларссон.

— Что?

— Кто-то зажег спичку или щелкнул зажигалкой на втором этаже. Над квартирой Мальма.

— Но ведь взрыв произошел в квартире Мальма, а не там, — произнес Рённ.

Он принялся тереть нос сложенным платком.

— Не делай этого, — сказал Гюнвальд Ларссон, не глядя на него. — Он у тебя становится еще краснее, чем обычно.

— Извини, — сказал Рённ.

Он спрятал платок, немного подумал и произнес:

— Меландер говорит, что поскольку дом старый, газ мог просочиться в верхнюю квартиру, хотя и не в смертельной концентрации.

Гюнвальд Ларссон повернулся и посмотрел на Рённа.

— Кто допрашивал оставшихся в живых?

— Никто.

— Никто?

— Нет. Они не имеют никакого отношения к Мальму. Во всяком случае, на это ничто не указывает.

— Откуда тебе об этом известно?

— Ну…

— Где все они сейчас?

— Они все еще в больнице. Думаю, здесь. Кроме детей. Их забрали в детский дом.

— Они выживут? Я имею в виду взрослых.

— Да, за исключением Мадлен Ольсен. У нее мало шансов, но она еще жива, насколько мне известно.

— Значит, остальных можно допросить?

— Не сейчас. Дело закрыто.

— А ты сам-то веришь, что это был несчастный случай?

Рённ опустил взгляд на свои руки. Наконец кивнул.

— Да. Другого объяснения нет. Все подтверждается.

— Да. За исключением этой искры.

— Ну, вообще-то ты прав. Однако здесь невозможно ничего доказать.

Гюнвальд Ларссон вырвал из носа светлый волос и задумчиво на него уставился. Потом подошел к кровати и сел на нее. Сложил бумаги, которые ему принес Рённ, и швырнул их на тумбочку так, словно он тоже закрывал это дело.

— Тебя выпишут послезавтра?

— Наверное.

— А потом ты, очевидно, будешь неделю на больничном?

— Очевидно, — с отсутствующим видом ответил Гюнвальд Ларссон.

Рённ посмотрел на свои часы.

— Ну, мне пора. У моего сына завтра день рождении, и мне надо купить ему подарок.

— А что ты собираешься ему подарить? — не проявляя особого интереса, спросил Гюнвальд Ларссон.

— Пожарную машину, — ответил Рённ.

Гюнвальд Ларссон уставился на него так, словно он сказал что-то ужасно неприличное.

— Он ее хочет, — объяснил Рённ. — Она примерно такого размера и стоит тридцать две кроны.

Он развел руки, чтобы показать, какого размера пожарная машина.

— Понятно, — сказал Гюнвальд Ларссон.

— Ну… в таком случае, пока.

Гюнвальд Ларссон кивнул. Он ничего не говорил до тех пор, пока Рённ не взялся за дверную ручку.

— Эйнар…

— Да?

— Эти цветы… ты их сам нарвал? На какой-то могиле?

Рённ с обидой посмотрел на него и вышел.

Гюнвальд Ларссон лег на спину, сплел пальцы своих могучих рук за головой и устремил взгляд в потолок.

На следующий день был четверг, четырнадцатое марта; никаких признаков весны пока не наблюдалось, хотя, если верить календарю, она уже наступила. Напротив, ветер стал более холодным и пронизывающим, чем обычно; твердые крупинки снега стучали в окна Южного управления. Колльберг сидел и пил кофе с булочками, разбрасывая крошки по письменному столу Мартина Бека. Сам Мартин Бек пил чай, тщетно надеясь, что его желудку станет лучше. Была половина четвертого, и бóльшую часть дня Колльберг посвятил ворчанию на Скакке. Когда объект его насмешек время от времени удалялся за пределы слышимости, он смеялся до колик в животе.

Раздался тихий стук в дверь и вошел Скакке. Он бросил робкий взгляд в сторону Колльберга и осторожно положил лист бумаги на стол Мартина Бека.

— Что это? — поинтересовался Колльберг. — Еще один случай мнимой смерти?

— Копия протокола из Института судебной экспертизы, — едва слышно прошептал Скакке и направился к двери.

— Скажи нам, Бенни, — спросил Колльберг с невинным выражением лица, — как это тебе пришла в голову мысль стать полицейским?

Скакке нерешительно остановился и принялся переминаться с ноги на ногу.

— Отлично, — сказал Мартин Бек, взяв документ в руки. — Спасибо. Можешь идти.

Когда дверь закрылась, он взглянул на Колльберга и сказал:

— Может, на сегодня уже достаточно?

— Ладно, — весело ответил Колльберг. — Я могу продолжить завтра. Что это?

Мартин Бек пробежал глазами протокол.

— От Хелма, — сказал он. — Он обследовал ряд предметов с места пожара на Шёльдгатан. Как он говорит, для того, чтобы установить возможную причину пожара. Результаты отрицательные.

Он вздохнул и положил протокол на стол.

— Эта девушка, Мадлен Ольсен, умерла вчера, — произнес он.

— Да, я читал об этом в газетах, — безо всякого интереса сказал Колльберг. — Кстати, а ты не знаешь, почему это ничтожество решило стать полицейским?

Мартин Бек ничего не ответил.

— А я знаю, — сказал Колльберг. — Я читал в его деле. Он написал, что хочет воспользоваться профессией как трамплином в своей карьере. Его цель стать начальником управления полиции.

Колльберг зашелся в очередном приступе смеха и едва не подавился булочкой.

— Не нравится мне это дело с пожаром, — сказал Мартин Бек.

Прозвучало это так, словно он разговаривает сам с собой.

— Что это ты там сидишь и бормочешь? — отдышавшись, спросил Колльберг. — А кому оно нравится? Разве недостаточно, что четыре человека сгорели заживо, а этот слабоумный великан получил медаль?

Колльберг внимательно посмотрел на Мартина Бека и заговорил серьезным тоном:

— Все ведь совершенно ясно, разве не так? Мальм открыл газ и покончил с собой. О том, что произойдет потом, он не думал, а когда дом взорвался, был уже мертв. Погибли трое ни в чем не повинных людей, а полиция лишилась свидетеля и шансов на поимку Олафсона или как там его зовут. Тебе или мне здесь делать нечего. Разве я не прав?

Мартин Бек тщательно высморкался.

— Все сходится, — решительно подвел итог Колльберг. — Только не говори, что сходится слишком хорошо. Или что твоя знаменитая интуиция…

Он осекся и критически оглядел Мартина Бека.

— Черт возьми, по-моему у тебя какая-то депрессия.

Мартин Бек пожал плечами. Колльберг покачал головой.

Они были знакомы давно и отлично понимали друг друга. Колльберг прекрасно знал, что мучит Мартина Бека, однако не мог первым, без его разрешения заговорить на эту тему и поэтому весело предложил:

— Да черт с ним, с этим пожаром. Я уже о нем почти забыл. Как насчет того, чтобы сегодня вечером пойти ко мне? Гюн уходит на какие-то курсы, мы сможем выпить и сыграть партию в шахматы.

— Да, — согласился Мартин Бек. — Почему бы и нет.

Теперь у него был повод прийти домой хотя бы на несколько часов позже.

Гюнвальда Ларссона действительно выписали пятнадцатого марта после утреннего обхода. Доктор велел ему не волноваться и освободил на десять дней от работы, то есть до понедельника, двадцать пятого.

Спустя полчаса он вышел на продуваемое ветром крыльцо Южной больницы, остановил такси и поехал прямо в управление полиции на Кунгсхольмен. Ему не хотелось встречаться с коллегами, и он прошел в свой кабинет никем не замеченный, за исключением дежурного внизу. Он заперся в кабинете и позвонил по телефону в несколько мест. Если бы хоть один из этих разговоров услышало его начальство, он бы схлопотал строгий выговор.