Пегги откинулась на сиденье, держа руки на коленях.

— Там будет видно, — неопределенно заметила она. Харт стал было заводить двигатель, но прервался, потому что к нему подъехала полицейская патрульная машина. Из нее вышел офицер.

— Одну минуточку, — сказал он. Потом он узнал Харта и бросил через плечо своему напарнику: — Эй, Джо! Иди сюда! Это Док возвращается домой с войны.

Оба были рады его видеть. Тот, который заговорил первым, сказал:

— Хорошо потрудились, Харт! Ну и задали вы перцу этому Коттону! Мы слышали сообщение по радио несколько минут назад.

Харт был немного смущен присутствием в его авто девушки. Он чувствовал необходимость представить ее.

— Приятно было увидеться с вами снова. Это мисс Пегги…

— Джоунс, — подсказала фамилию девушка.

Оба офицера оставили ее реплику практически без внимания, их больше интересовал приговор Коттона, которым они были явно довольны. Как они радостно сообщили Харту, поскольку власти штата не предъявили прямых улик, то по всему Стрипу ставки были восемь к двум, что Коттона не осудят за убийство, а они оба поставили недельную зарплату на то, что осудят. Оба полицейских опекали аптеку Харта, и он относился к ним с симпатией, но был рад, когда у них в автомобиле резко забубнила рация и они были вынуждены отойти.

Как только полицейские отъехали, Харт повел машину гораздо медленнее. Он здорово пожалел об этой встрече. Несмотря на всю изысканную утонченность, на самом деле Стрип — просто маленькая деревушка, где языки мелют без остановки. К утру всякий и каждый, начиная от грузчика в винно-водочном магазине Берни до метрдотеля из “Шведского уголка”, будут знать, что Джо Финли и Мэтт Хупер остановили Дока Харта в два ночи, а у него в авто сидела загадочная незнакомка с каштановыми волосами, довольно хорошенькая, которая назвалась явно вымышленной фамилией Джоунс. И это по пути домой после двухмесячного отсутствия по судебным делам!

Пегги положила руку ему на колено:

— О чем вы думаете?

— О том, что трудолюбивый аптекарь, который не сует носа в чужие дела, может попасть в очень щекотливое положение, — ответил он.

— Значит, вы злитесь на меня, верно?

Харт честно признался:

— Нет, не то чтобы злюсь. Просто заинтригован.

— Заинтригован?

— Да. Просто мне необходимо знать, кто вы такая и что вы от меня хотите.

2 сентября 1958 г. 3 часа 01 мин.

Квартира не обманула предчувствий Харта — как он и думал, две комнаты с ванной и крохотной кухонькой в одном из старых реконструированных жилых домов на холмах к северу от бульвара и приблизительно в миле от его аптеки.

Самое лучшее, что было в этой квартирке, — это вид. С того места, где стоял Харт перед окнами гостиной, открывался вид на огни города, растянувшегося на мили.

Попивая неспешными глотками вторую порцию, Харт отдал девушке должное. Пегги готовила неплохие напитки, хотя мартини был чуточку крепок и подавала она его в старомодных бокалах.

Свидание, если это можно назвать свиданием, проходило по заведенному порядку. Пегги, как водится, объявила, что желает переодеться в нечто попрохладнее и поудобнее. Однако вместо того чтобы облачиться в обычное тонкое, как паутинка, неглиже, она надела миленький красный чесучовый халатик прямого покроя, заканчивающийся на середине ее бедер, создавая иллюзию, что под этим провокационным нарядом нет ровным счетом ничего.

— И как вам? — крикнула она из кухоньки. Харт отошел от подоконника к кушетке.

— Отлично, — рявкнул он в ответ. — После проведенных в душном помещении последних нескольких месяцев этот мартини в самый раз.

Он сдержанно удивлялся сам себе. В книге или в кино герой, будучи респектабельным бизнесменом и столпом общества, через несколько минут надел бы пиджак, поблагодарил Пегги за выпивку и поспешно ретировался бы. Но в жизни так не бывает. И он прекрасно об этом знал. Он уже это проходил. И множество мужчин вместе с ним. Если бы всем уважаемым бизнесменам или другим профессионалам со Стрипа и Беверли-Хиллз, которые побывали в чужих постелях, было суждено умереть в одну ночь, то во всем округе Лос-Анджелеса не нашлось бы столько католических или христианских священников, священников или раввинов, чтобы помолиться о вознесении их на отведенные для них небеса. Кучка долларов и положение в обществе не лишают мужчину мужских достоинств. Если по какой-либо известной лишь ей причине (а хорошо бы узнать, по какой именно) девушка с каштановыми волосами возжелала его, она его получит. Хотелось бы Харту только знать, почему она так опасается оставаться одна в эту ночь. “Заезженная уловка”, — решил Харт про себя.

Девушка прошлепала босиком из кухни и водрузила запотевший графин с мартини на низкий столик для кофе, стоящий перед кушеткой, а потом опустилась на нее рядом с Хартом.

Она уселась на кушетку наискосок, и, естественно, красный чесучовый халатик задрался, обнажив ее бедра почти донельзя. Харт вытер вспотевшие ладони о брюки. Он попробовал было сказать нечто умное, но ему ничего не пришло в голову.

С торжеством в серо-голубых глазах Пегги пододвинулась поближе:

— Вам ведь любопытно, не так ли?

— Любопытно? А чему, собственно, мне удивляться?

— Есть ли что-нибудь у меня под халатиком.

— Да, — признался Харт. — Любопытно.

Она легко коснулась губами его губ.

— Там ни черта нет, — заверила она его. Когда она взяла его за руку, то сказала внезапно охрипшим голосом: — Поэтому почему бы вам это самому не проверить?

— Прямо здесь? — осведомился Харт.

— Нет, в спальне.

Постельное белье на кровати сбилось. Долгое время в тускло освещенной спальне слышались лишь звуки хриплого дыхания. Харт был сам себе противен. “Ну хорошо. Но только на пару мартини”. Вот тебе и пара мартини! Совсем сошел с катушек! Любой мужчина, даже самый умный, все равно что воск в руках хорошенькой женщины. Похоже, природа, или Бог, или Творец, который создал мужчину, сделали так, что тяга к плотскому у мужчины столь сильна, что он просто не в силах ее преодолеть.

Харт долго лежал неподвижно, потом перевернулся на бок и приподнялся на локте.

Ее порочные губы все еще были припухшими. Ее маленькие, но совершенной формы груди с трудом приподнимались и опадали в такт ее дыханию.

Харт в первый раз за два месяца почувствовал спокойствие, настоящее восхитительное спокойствие. Он потянулся через стройное тело к прикроватному столику, взял две сигареты и прикурил их.

Пегги взяла протянутую ей сигарету.

Харт сделал затяжку.

— Почему выбор пал на меня?

Она долго и пристально смотрела ему в лицо.

— А ты поверишь, если я скажу, что причиной тому, что я ходила в суд, только ты, что я высиживала там каждый день в течение двух месяцев, глядя на тебя и думая о тебе?

— Нет, — сказал Харт. — Не поверю.

Годы, проведенные на Стрипе, разрушили все его иллюзии. Он приподнял ее лицо за подбородок двумя пальцами, чтобы видеть глаза.

— С кем ты сводишь счеты, золотко?

— Я тебе не нравлюсь?

Харт легонько погладил ее.

— Я тебя обожаю. Но я не получил ответа на свой вопрос.

— Мне следует ответить?

— Хотелось бы.

Девушка несколько минут лежала молча, потом свесила голые ноги на пол и встала, слегка качнувшись.

— Извини. Одну минуточку. Я хочу сделать глоток воды.

Харт проследил, как она выходила из спальни, мысленно сравнивая ее перекатывающиеся округлые ягодицы с попкой Герты. Он с грустью признал, что женщины, раздетые до нитки, очень похожи одна на другую. Когда она вернулась, походка ее стала еще более нетвердой, а от ее дыхания явно веяло запахом джина.

— Ты уверена, что ходила выпить воды? — спросил он. Она была с ним честна.

— Нет. Джина.

Она снова улеглась в постель и смотрела на него, не улыбаясь.

— Вот так.

— Значит, так.

Харт с трудом удержался, чтобы не ударить ее.

— Ну, теперь давай выкладывай, зачем ты все это затеяла.