Впрочем, Торквемаде столь унизительные методы не требуются. Он и его команда – люди непритязательные. Спят на голой земле, питаются подножным кормом, из имущества у каждого только четки да Библия. А если уж совсем жрать нечего, Торквемада подходит к первому встречному толстосуму и просит оказать услугу простому великому инквизитору.

Пока что никто не отказывал. Добрый здесь народ живет.

Кстати насчет жрать нечего. Есть уже хочется довольно сильно. Я, в отличие от братьев-монахов, питаюсь не только медом и акридами – меня такая диета живо в могилу сведет. На каждой остановке шарюсь вокруг, охочусь на всякую бегающую и летающую живность, рыбку ловлю. Доминиканцам тоже каждый раз предлагаю, но они обычно отказываются, блюдут… чего-то там.

В деревнях, конечно, дичи небогато – разве что ворону какую изловишь или крысу. Зато домашний скот – ну буквально на каждом шагу. Я быстренько облюбовал симпатичного жирного поросенка, подозвал настороженно глядящего на меня мужичка, сунул ему пару серебряных талеров и попросил:

– Зажарь мне этого поросеночка, добрый человек. Очень уж он мне приглянулся.

– Но как же, святой отец, сегодня же постный день… – растерялся добрый человек.

Я позыркал вокруг, проверяя, нет ли поблизости Торквемады, потом размашисто перекрестил свинку и возвестил:

– Именем Божьим, сие порося да обратится в карася. Зажарь мне эту рыбку, добрый человек.

Мужичок понимающе кивнул, покрепче сжал серебряки и поволок поросенка на задний двор. Я почувствовал, как во рту начинает скапливаться слюна.

– Перекусим, а, Рабан? – жизнерадостно прохрипел я.

– Твой уровень голода пока что приемлем, патрон, – заметил мой мозговой паразит. – Ты еще часа три можешь ничего не есть, не испытывая неприятных ощущений.

– А твой уровень занудства, как всегда, под потолком.

Да, разумеется, Рабан по-прежнему со мной. Куда ж он денется? По-прежнему дает мне дурацкие советы, рассказывает всякую нудятину, комментирует погоду и перебрасывает меня между мирами… хотя этого он не делал уже почти полгода. После побега из Лэнга и ухода с Девяти Небес я ни разу не покидал Землю-1691. Подумываю о том, чтобы остаться здесь навсегда. А что? Свежий воздух, много хороших знакомых, связи в верхах, интересная работа – что еще нужно для жизни? Девушку бы неплохо, конечно, но я реалист, я понимаю, что таких извращенок на свете не водится.

А если вдруг и сыщется – нафиг она мне нужна, дура ненормальная? Еще ножиком пырнет.

Хотя ножиком меня многие пыряют.

В ожидании жареной сви… рыбы я устроился на небольшом пригорке за деревней. Сейчас бы пивка еще. К рыбе – самое оно.

За неимением пива я принялся повторять урок. Торквемада заставляет меня каждый день заучивать новую молитву и прочитывать ее вслух ни много ни мало – пятьдесят раз. Просто потому, что я демон. Вначале я протестовал и отлынивал, потом понемногу привык. Все равно заняться больше особо нечем.

– Господь, пастырь мой… – забормотал я. – Господь, пастырь… блин, забыл, как там дальше.

Открыв молитвенник на заложенной закладкой странице, я еще два раза прочитал сегодняшний урок и собирался начать в третий, когда во внутреннем кармане что-то заскреблось. Я достал порядком задолбавший меня за эти месяцы ковчежец и устало спросил:

– Чего тебе, жертва аборта?

– Эй, шестирукий, ты там? – послышался приглушенный голос Пазузу.

– Я-то там. А ты здесь. Хули ты меня опять перебиваешь, а? Что за манеру взял постоянно лезть под руку? Не отвлекай от душеспасительной молитвы, демон.

– Ты тоже демон.

– Вот я сейчас и пытаюсь что-то с этим сделать. А ты меня отвлекаешь по пустякам.

– Выпусти, а? – заладил старую песню Пазузу. – Договоримся по-хорошему…

– По-хорошему у нас с тобой не выйдет. Ты это только сейчас смирный, пока в камере. А на воле опять беспредельщиком станешь.

– Я клятву дам.

– Ну тебя нафиг, – отказался я. – Не хочу я с этим связываться. Знаю я вашего брата – обязательно где-нибудь подлянку приготовишь.

Пазузу недовольно заворчал. Я взвесил на правой средней руке ковчежец и сказал:

– Кстати, все забываю спросить. За каким хреном у тебя на компьютере та игра была? «Диябла», что ли?..

– Забавно было поиграть время от времени, – приглушенно усмехнулся Пазузу. – Попробовать себя в роли истребителя демонов. Так смешно было.

– Дураку все смешно…

Я подбросил ковчежец в воздух и задумался. Битых четыре месяца таскаю Пазузу в кармане и до сих пор не решил, что с ним делать. Закопать? Выкинуть в океан? Нет, знаю я этих архидемонов. Сам он, конечно, не выберется, зато непременно рано или поздно кого-нибудь к себе подманит. Рыбу какую-нибудь, крота или вообще человека. И освободится. Нескоро – может, через несколько веков или даже тысячелетий, но освободится.

К ковчежцу теперь крепко пришпилен маленький пузыречек с алой жидкостью. Это кровь Пазузу – я собрал немножко на том месте, где мы дрались. Именно на тот случай, если он вдруг нечаянно освободится. Правда, леди Инанна сказала, что кровь должна быть свежепролитой – но у Пазузу она, как выяснилось, не свертывается, так что может сработать.

А если не сработает… значит, не сработает.

Так я просидел в размышлениях минут десять. А потом раздался легкий хлопок и прямо из воздуха появился светловолосый широкоплечий детина с остроконечными ушами и таким лицом, словно его сейчас стошнит. Он бросил на меня недовольный взгляд и сухо спросил:

– Так ты и есть тот, кто использует Слово Волдреса?

Вот так в мою жизнь и вошел Джемулан Ройя Атаби айки Кйодолья. Но тогда я еще не знал, как его зовут. Я видел перед собой просто крупного хлыща с эльфийскими ушами и лицом голливудской кинозвезды. Платинового оттенка волосы длинные, смазанные лаком, брови закручены в спирали, по вискам спускаются завитые пряди – что-то среднее между пейсами и бакенбардами. Одет он был в темно-коричневый фрак с высоким бархатным воротником и темный шелковый жилет. На ногах шерстяные панталоны и зеркального блеска сапоги, на руках желтые лайковые перчатки, на шее длинный черный шарф с пестрыми узорами, а на голове высокая шляпа-колпак. В довершение всего гранатовые пуговицы, бриллиантовые застежки, на плечах что-то вроде эполет из перьев, на лбу нарисован узор в виде двойной S – нормальной и в зеркальном отражении… франт, да и только.

Мне почему-то сразу захотелось разбить ему морду.

– Ты что, эльф? – спросил я, таращась на остроконечные уши.

– Я сид, полудурок, – процедил этот холеный красавчик.

– А это что за зверь?

– Высший эльф.

– А чем высшие эльфы отличаются от обычных?

– Телесной организацией.

– В смысле?

– На руку мою посмотри, полудурок. Видел когда-нибудь такие руки у эльфов?

Да, действительно. У эльфов ручонки всегда тонюсенькие, мускулатуру и под микроскопом не разглядишь. А у этого бицепсы, как у культуриста. И рост под два метра.

– Мы, сиды, объединяем в себе все лучшие черты эльфа и человека, – наставительно сообщил Джемулан. – Мы почти бессмертны, сильны, выносливы, обладаем высокими магическими способностями. Мы – высшая раса!

– Высшей расой себя называют только моральные уроды с манией величия, – пробурчал я.

– Да, мы именно такие, – гордо кивнул Джемулан. – А тебе завидно?

– Нет.

– Зря. Я бы на твоем месте завидовал.

– А я вот не завидую. Чего тебе нужно-то? Ты энгах, я так понимаю?

– Не просто энгах. Я из ОВР. Гильдия Эсумон.

– Ой, патрон, а вот это очень плохо… – простонал Рабан. – Помнишь, я тебе рассказывал про ОВР? Они занимаются тем, что отлавливают энгахов-ренегатов, нарушающих правила. Похоже, гильдия нами недовольна…

– Где твой контракт энгаха? – перешел с места в карьер Джемулан.

– Тут где-то был… – похлопал себя по карманам я. – Хотя чего это я? Он же в Лэнге остался.

– Работу ты мне не облегчаешь, да? – вздохнул Джемулан.