Это он Пушкина проверял на честность...

Если бы в пушкинской сказке, вместо добродушного горемыки-старика, рыбку выловил Ромка Суровцев, не стал бы он мелочиться, как тот рохля-старик, не просился бы вместе со своей жадиной-старухой в бояре да дворяне. Ромка сходу приказал бы золотой рыбке, чтобы она назначила его директором школы. От желаний Ромки Суровцева любая золотая рыбка утонет, океан закипит и испарится, а спелый помидор обратно позеленеет, вспять...

Когда Андрей прочитал вслух записку директора, наши взоры, ясное дело, скрестились на Кате — Ромкиной сестре. Пусть скажет спасибо, что глаза — не зеркала, а взоры — не солнечные лучи: испепелили бы мы Катю. Мы ожидали, что она тотчас объяснит, за что Андрея похищают прямо с урока, чтобы обессмертить с помощью фотоаппарата благородный лик ее старшего братца Ромки — пожирателя золотых рыбок и вязальщика кошачьих хвостов. Но Катя не торопилась излечить наше любопытство, а только сказала, горделиво пальнув глазами по сторонам:

— Видали, какой у нас Ромка? Всем нос утер! Слыхали, что директор пишет? «Благородный поступок...» Что, съели?!

Гордость — дело неплохое. Но зачем же ею других по головам дубасить?

Войдя с фотоаппаратом в кабинет директора, Андрей увидел там вот какую картину. Ромка Суровцев, скромно потупя взор и скрестив руки на коленях, сидел на краю дивана, а Мумин Ахмедович возбужденно кричал в телефонную трубку:

— Милиция?.. Это милиция?.. Товарищ лейтенант, у нас случилось радостное происшествие. Вы будете у себя? Отлично! Минут через двадцать к вам явится наш ученик. С какой повинной? Что вы! Не с повинной, а с находкой. С кладом!..

На столе директора стояла облепленная глиной фарфоровая ваза. Сквозь налипшие комья на боку вазы была видна любопытная картинка: трое мужчин, увитые толстыми змеиными кольцами, тщетно пытались высвободиться из плена. Поймав взгляд Андрея, Мумин Ахмедович восхищенно пояснил:

—Это же — Лаокоон! Античный миф про Лаокоона и его сыновей. Их боги покарали... за прорицание Лаокоона. Он их против Одиссея предостерегал... Вы это по древней истории проходили. В пятом... Нравится?..

Андрей растерялся:

—Кто?.. Миф?..

— Не про миф спрашиваю, а про вазу. Красота какая! Роман на своем огороде нашел. Представляешь? И вот — принес... Представляешь?! Решил сдать государству находку. Ну, молодец, а?! Я в этом деле, честно говоря, не очень... Но как бы там ни было — вещь старая. А главное — что сам он принес, сам!

— Наверное, этот Лаокоон очень дорого стоит!— восхищенно протянул Андрей.

— Сколько бы ни стоил,— перебил Мумин Ахмедович,— тут совсем другое ценно, другое. Сам сдал, понимаешь — сам. Ведь от Ромы такого никто не ожидал. А ведь сдал, чертяка, не утаил. А ты говоришь — дорого стоит... При чем тут деньги...

Директор подлетел к вазе и поманил к себе Андрея и счастливо шепнул:

—Это, Андрюха, еще не все!.. Иди сюда скорее. Посмотри-ка, что тут лежит.

Андрей склонился над жерлом вазы и увидел разноцветные бумажки. Потянул на себя одну из них. Деньги! Старинные деньги!

— Они лежали в вазе?— догадался Андрей.

Ромка поднял голову, решив, по-видимому, что он уже вдоволь отдал дани скромности и что, умножая это качество, можно незаметно перейти грань приличия.

— Там лежали, там,— буркнул он.— Девятьсот рублей.

— Девятьсот рублей!— ахнул Андрей.

— Копейка в копейку,— солидно подтвердил Ромка Суровцев.— Почти кусок и все — бумажками. Вот, сдаю государству. От и до...

— Здорово!— сдался Никитенко.— У нас в поселке еще никто кладов не находил.

Ромке эта похвала не понравилась.

—Скажи поточнее,— сердито поправил он Андрея.— Скажи, что никто у нас пока кладов не сдавал.

Это Ромка намекнул, что он первый, кто запер на замок не клад, а личные интересы. Мысль была, может, и спорной, но на столе-то сейчас горделиво высилась подземная находка и спорить о том, находились ли у нас клады и раньше, было бы неуместно.

— Что я должен делать?— с готовностью обратился Андрей к директору и погладил свой «Зенит», на «плечи» которого он уже успел приставить фотовспышку.

— Давай-давай!— заторопился Мумин Ахмедович.— Пленки не жалей. Я уже и лейтенанта Барханова предупредил, он ждет. Сними героя вместе с его находкой. Пусть нам на память останется это фото. Находку-то он сейчас отнесет в милицию. Так по закону положено.

— Где снимать? Прямо здесь?

— А чем тебе мой кабинет плох? Давай для начала здесь. Рома, кончай скромничать. Становись к своему кладу.

Видя нерешительность Суровцева, Мумин Ахмедович схватил его за плечи и поставил близ своего стола, передвинув вазу поближе к герою. Денежки, чтобы они были видны на фото, директор извлек из кратера вазы и, распушив цветным веером, протянул Ромке:

— Держи!

Вспышка трижды ослепила героя события, и каждый раз Андрей менял выдержку и диафрагму, чтобы исторический снимок получился наверняка.

— А теперь — в милицию!— радостно заторопил Ромку директор и обернулся к Андрею: — Тебя попрошу тоже пойти с Суровцевым к лейтенанту Барханову. Вместе пойдем. Сфотографируй момент сдачи клада. Это будет еще интереснее, чем здесь. Как думаешь?

Андрей согласился:

—В милиции интереснее. Можно было сразу там снимать.

Директор шутливо погрозил пальцем:

—Это брось. Роман клад сперва в родную школу принес. Поэтому пусть, так сказать, все этапы благородного поступка будут запечатлены. У нас Доска почета большая, места для всех снимков хватит...

Жаль, Ромка Суровцев золотых рыбок жарил без фотографа и котов вязал без фотографа. Жаль... Но только на какую Доску пошли бы те снимки? Да и прибавили ли почета?..

Мумин Ахмедович лично запеленал вазу в мешковину, которая лежала в углу его кабинета, и передал Ромке:

—Осторожно неси, не разбей. Ведь сколько в земле лежала — и целехонькая! Обидно будет...

Ромка двинулся в милицию, сопровождаемый торжественным эскортом. Впереди шел Мумин Ахмедович, заботясь о том, чтобы никакие случайности не помешали Ромке благополучно завершить свой исторический путь к заслуженной славе.

Лейтенант Барханов встретил гостей у дверей — уж больно необыкновенным было дело. В истории поселкового отделения милиции пока не было случая регистрации клада. На стол лейтенанта Барханова легли старинные деньги, рядом торжественно утвердилась ваза. Мешковину Ромка скомкал и втиснул в корзину для бумаг, притулившуюся к столу сбоку. Огненный глаз фотовспышки озарил эпохальные моменты — рукопожатие, которым обменялись лейтенант Барханов и кладосдатчик Ромка Суровцев, и торжественное подписание Ромкой акта о добровольной передаче клада в казну.

Пора было уходить. Поднялся Мумин Ахмедович, Андрей зачехлил раскаленный «Зенит», а Ромка все медлил. Наконец он промямлил, обращаясь к милиционеру:

— У меня просьба к вам...

— Слушаю.

— Сколько процентов?.. Ну, по закону, сколько процентов?..

— Понял! — подхватил лейтенант Барханов и объяснил: — Нашедшему клад по закону положено двадцать пять процентов от стоимости клада. Не волнуйся, все получишь, что положено. Но сначала клад оценят специалисты...

— Вот-вот!— прервал милиционера Ромка.— Потому и спрашиваю. Не надо никаких специалистов.

— Почему не надо? — удивился лейтенант Барханов.— Как же иначе установить сумму вознаграждения?

— А я ничего не хочу,— вполне спокойно заявил Ромка, повергнув всех в новое изумление — быть может, большее, чем восхищение самим сданным кладом.

Жаль, что нельзя сфотографировать устное Заявление, иначе Мумин Ахмедович непременно велел бы Андрею израсходовать на него остатки пленки и электрического тока, сгущенного в батареях фотовспышки.

Видя общее недоумение и растерянность, Ромка внятно повторил:

—Я сдаю клад просто так, понимаете? Я отказываюсь от вознаграждения. Мне ничего не надо. Хочу только, чтобы эта древняя ваза была выставлена в музее или в нашей школе. В кабинете истории...