Была бы паства, а пастыри найдутся.

Он покачал головой.

Несмотря ни на что, упрямо двигаться вперед.

Олбан поглядел вниз, на особняк, ожидая увидеть там какое-нибудь движение, блик солнца на колышащейся траве или едва различимую точку, по миллиметру продвигающуюся по газонам, дорогам или тропинкам, но в течение пяти или десяти минут так ничего и не заметил. Хотя он знал, что поместье сейчас бурлит, в этот послеполуденный час оно словно застыло, поскольку расстояние и масштаб вещей свели все происходящее к светлой и тривиальной картинке.

Перед спуском он помедлил. Отсюда к дому было два известных ему подхода. Долгий, благоразумный маршрут пролегал по узкой, местами незаметной тропинке, плавно петлявшей по травянистому склону справа от него. А для быстрого спуска нужно было протиснуться сквозь преграждавшие путь залежи огромных валунов размером с автомобиль, а потом бежать сломя голову по гравийной осыпи до южной делянки темнеющего внизу хвойного леса, уворачиваясь от веерного серого камнепада.

Бег по осыпи — занятие азартное, но и опасное, потому что всегда рискуешь споткнуться или растянуть связку, а то и получить удар булыжником, свалившимся сверху. И поделом: нечего разрушать ландшафт. Ему всего дважды довелось проделать такой спуск. Оба раза здесь: первый раз с отцом, лет двадцать назад, а второй раз с Нилом Макбрайдом лет этак пять назад. Он понимал, что лучше выбрать спокойную тропу, тем более когда идешь в одиночку, но в сумасбродстве, грохоте и ненадежности быстрого спуска была какая-то неодолимая притягательность.

Пока Олбан обдумывал выбор маршрута, у него возникла одна мысль. Мысль о том, как расколоть Уин и вытянуть из нее правду, если ей хоть что-то известно. После обеда он отдохнет, продумает детали, а потом посмотрит, как сложатся обстоятельства на юбилейном банкете.

Он отвернулся от пологой тропинки, подтянул покрепче лямку старой рыбацкой сумки, переброшенной через плечо, спустился к боковине утеса и стал пробираться сквозь гигантские валуны. Потом примерился к серой осыпи, посмотрел вдаль, где за грядой деревьев виднелись парк и дом, и с воинственным криком прыгнул на склон, а там, поймав скольжение галечника, с колотящимся сердцем помчался вниз: он с силой отталкивался ногами, увязал ступнями в зыбкой колючей поверхности, скользил, шатался и, запрокинув голову назад, старался выбрать подходящий ритм, но камни сами увлекали его за собой, они сыпались, кувыркались и стремительно катились вниз; от их стука лопались барабанные перепонки.

Запыхавшийся, хохочущий, с дрожью в ногах, провожаемый стуком камнепада, он остановился на опушке леса через считанные минуты после того, как прыгнул на серый выветренный склон.

— И верно, Бригадун⁵⁶ какой-то, идиллия, мать твою за ногу, — взорвался Ларри Фигуинг. — Говорю тебе, парень, это место — кусок говна из рыбьей жопы.

— А ведь поместье можно у них выкупить, — предложил Фромлакс.

Он прикинул, что нет смысла далее протестовать против сквернословия босса — пару стаканов назад он уже сделал такую попытку, но Фигуинг смерил его презрительным взглядом и посоветовал вытащить хоть один палец из задницы. Фигуинг был в ярости оттого, что правление согласилось отдать за «Уопулд груп» двести миллионов.

Во время юбилейного банкета по случаю восьмидесятилетия бабки ему с грехом пополам удалось скрыть свое бешенство: после первых здравиц он постучал по бокалу, чтобы привлечь всеобщее внимание, встал и объявил, что сделка одобрена, хотя предстоят еще переговоры о соотношении денег и акций, а также обычные юридические процедуры и так далее и тому подобное (его речь вызвала всеобщее ликование и была встречена хором одобрительных возгласов и похвал, а также неумеренными возлияниями), но Фромлакс знал, что Фигуинг вне себя от того, что не сумел сбить цену.

Члены совета директоров даже позволили себе намекнуть, что коль скоро Ларри был уполномочен распоряжаться означенной суммой, он просто дергал их попусту в выходные дни, обращаясь за новыми подтверждениями. Фигуинг, в свою очередь, посчитал, что правление подвело его, отказавшись принять вызов и сказать «нет», хотя бы для виду, непомерной цене в двести миллионов, и тем самым лишило его всех рычагов для игры на понижение. Они пошли на уступки, а слабаком будет выглядеть он.

— Как-как? — переспросил Ларри. — Выкупить что?

— Выкупить и поместье вкупе с домом, — повторил Фромлакс, наклоняясь к боссу, чтобы никто не смог подслушать. Учитывая оживленные разговоры, смех и призывный вой играющего на сцене оркестра волынщиков, эта мера предосторожности была, пожалуй, излишней. — Оно ведь тоже выставлено на продажу.

Фигуинг вытаращился на него как на сумасшедшего:

— Выкупить этот Горбордель? О'кей, великолепно, предложи это правлению. — Он отвернулся и покачал головой.

Но стоило двум представительницам клана Уопулдов — какой-то там тетке и безвестной племяннице — пригласить их на танец под названием «Лихой белый сержант», как его физиономия расплылась в профессиональной улыбке. Деваться было некуда, хотя у Фромлакса сложилось впечатление, что эти групповые шотландские пляски с кружением и подскоками специально выдуманы для того, чтобы иностранцы, не владеющие сложными фигурами и непостижимо замысловатыми переходами, выглядели посмешищем и чувствовали себя полными идиотами. Их в очередной раз вынесло на паркет, где проходило это обрядовое буйство.

— А от чего вы, ребята, так забалдели тогда в Сингапуре, не помнишь? — спросил Филдинга кузен Стив, специалист по контейнерным подъемникам.

Взопревшие от особенно темпераментного танца, они стояли у импровизированного бара в дальнем конце зала. Оба были в официальных костюмах шотландских горцев, при полном параде, как издревле заведено Красавчиком принцем Чарли,⁵⁷ — килты, спорраны и все остальное, кроме курток, которые они сняли после первого же энергичного танца. Филдинг забыл, как в этой одежде человек мучается от жары. Не все мужчины семейства Уопулдов решились последовать праздничному каледонскому этикету — некоторые пришли в обычных смокингах, — но семья когда-то купила титул и с тех пор имела собственный тартан, а мужчины получили право носить тяжелые килты, туфли с девичьими кружевными ленточками крест-накрест поверх толстых белых гетров — честно говоря, гетры, если их не подворачивать, достигали длины чулок, — и прикреплять к поясу крохотулечные (местное слово) кинжалы. В таком духе.

— В Сингапуре? — Филдинг притворился, что не понимает, о чем речь. Он покачал головой и отхлебнул еще — сегодня шампанское лилось рекой и виски тоже, — потом остановился и погрозил пальцем: — Ах вот ты о чем! — Он еще выпил и поднял глаза на Стива. — Заметно было, да?

— Сдается мне, там дело не ограничилось тухлыми креветками с пивом, — закивал Стив.

— Спроси лучше Олбана, — ответил Филдинг. — Я что-то подзабыл.

— Вставило вам?

— До самых печенок, — подтвердил Филдинг.

— Где тебя носило? — Гайдн плюхнулся за стол рядом с Олбаном, чуть не пролив шампанское из принесенного с собой бокала.

Гайдн вырядился в килт со всей положенной атрибутикой и уже находился в той фазе подпития, которая напрочь освобождает от комплексов любого мужчину, щеголяющего без штанов. На Олбане тоже был комплект с килтом, но менее официальный: обычные туфли, поясная сумка-спорран из грубой кожи, тартан семейной расцветки, но в приглушенных тонах, и рубаха без застежки, из тех, что надеваются через голову, со свободными рукавами и кружевом по вороту.

— Гулять ходил, — ответил Олбан.

— Неужели по дороге?

— Нет, по горам.

— Просто так, для интереса?

— Просто так.

— Мы уж испугались — ты умчался, как на пожар, — сказал ему Гайдн. — Чуть на поиски не пошли. Твой дружок, Нил Мак-как-то-так, требовал горноспасателей вызвать.