С востока подкатил пограничный «баташит» (легкий патрульный грузовик) и заинтересованно остановился, направив три своих пулемета на ливанскую сторону.

«Why you hate us? It's over, let's be friends!» (Почему вы ненавидите нас? Все закончено, давайте будем друзьями, англ.) отвечали дуры с нашей стороны.

На крики подошел заспанный Эрез. Минут пять он слушал всю эту чушь, а потом бросил нам: «Прикройте!», — и пошел к забору.

Мы защелкали затворами, Мишаня радостно приник к своей оптике.

«Эй, вы! — заорал Tерминатор, — Хватит лизать им жопу! Вы унижаете себя и всех нас, проваливайте отсюда!». Один из лохматых парней повернулся к нему и привычно запричитал: «Вы не имеете права, у нас демократия!».

Эрез схватил его за футболку и мощным пинком армейского ботинка отравил к нам. Габассо перехватил демонстранта на насыпи и таким же пинком отправил вниз к шоссе. Следующему «миротворцу» помог Зорик, по ту сторону границы раздавались свист и смех.

Женщины поняли, что демонстрация не получилась и, подобрав свои плакаты, побрели к шоссе, обещая Эрезу трибунал, международный суд и другие страшные кары. Тот молча повернулся и зашагал обратно. В это время камень, брошенный из-за забора, попал ему в плечо. Командир затормозил и развернулся. Толпа взвыла от радости и чувства собственной безнаказанности перед израильским офицером. Эрез быстро подошел к забору и выхватил из подсумка на разгрузке желтую тряпку. Когда взводный расправил её, мы увидели, что он держит в руках флаг «Хизбаллы» с изображенной на нем рукой, сжимающей автомат. Флаг был наполовину обгоревший, в темных пятнах, очень похожих на кровь, видимо, это его он подобрал у разгромленной колонны, ночью, по дороге сюда. Расправив флаг, Эрез театральным жестом, повесил его на колючую проволоку с нашей стороны забора, смачно втянув воздух он плюнул на желтую ткань и направился обратно. Толпа притихла, разглядывая флаг, а потом взорвалась в бессильной ярости, снова полетели камни. Солдаты из «баташита» дали длинную очередь поверх голов, это позволило Эрезу спокойно удалиться на безопасное расстояние. Один ливанец нерешительно поднял «калашников», но Мишаня выстрелил ему под ноги, и тот опустил автомат. Флаг болтался на колючке, сводя с ума озверевшую толпу за забором. «Баташит» двинулся вперед; офицер, сидящий за пулеметом, перегнулся через борт и сорвал флаг, потом повернулся к нам и погрозил Эрезу кулаком. Взводный, зевнув во всю пасть, развернулся и направился к своему бронетранспортеру. Мы пошли за ним.

Ротный еще не вернулся, бойцы в большинстве дрыхли, кто на броне, кто в траве. Мы тоже разлеглись. Аюб вытащил нарды, и они с Зориком устроили побоище на щелбаны. Я закрыл глаза, вытянувшись на горячем железе бронетранспортера. Ощущение предательства и бегства только усилилось после увиденного нами на границе. То ли мы кого-то предали, то ли нас. Как же так случилось, что в один день кончилась война, длившаяся почти двадцать лет? Что же будет дальше? В голове царил полный бардак. Услышав визг тормозов, я открыл глаза. На обочине напротив нас остановился старый, побитый пикап. Из за руля выбрался живописный пожилой друз в черных шароварах и рубашке, с красной феской на голове. Огромные усы раздувались от гнева:

— Что, — закричал он, потрясая сучковатой тростью, — просрали?! За одну ночь весь Ливан просрали! Драпанули, вояки!

— Остынь, отец, — пожал плечами Зорик, — ты ж небось сам служил, понимать должен! Нам приказали, мы и ушли, прикажут — вернемся!

Друз вдруг начал плакать:

— У меня два сына там погибли! За что? Чтоб вы все бросили и свалили…? Тьфу! Позор! Я сам семь лет гашашем (следопытом ивр.) был! Нога моя там осталась!

Старик задрал штанину, показывая протез. Мы слезли с машин и обступили его. Он все бормотал ругательства, грозил кому-то своей палкой, мы пытались успокоить его, но нам нечего было сказать: не мы начали эту войну, не мы решили ее закончить. Успокоившись, дед открыл багажник и выволок огромный мешок красных яблок, сорта «Хермон». «- Ешьте, вояки», — сказал он, не обращая внимания на наши протесты, сел в свой пикап и уехал.

Мы стояли на дороге потерянные. Через несколько минут подъехал ротный, последовала команда: «По машинам».

На этом закончились наши приключения. Оставшиеся месяцы тихо пролетели на одной из баз на севере. К нашему дембелю выписали Леху, и мы вместе отпраздновали это событие. Только Мишаня остался на сверхсрочную.

«Раз война никогда не кончается, то я лучше пока не буду расслабляться», — объяснил он.

А меньше чем через полгода началась интифада Ель Акса, которая моментально перешла в новую войну.

«М-да, не долго музыка играла, не долго фраер танцевал» — подумал я, разглядывая извлеченный из почтового ящика казенный конверт. Такой конверт мог прийти только из армии. Правда, оставалась надежда, что это анкета уточнения личных данных, но на стол выпал стандартный бланк повестки предписывающий явиться на резервную службу, сроком в 21 день, а получение повестки — подтвердить. ДВАДЦАТЬ ОДИН ДЕНЬ! В конце семестра! Экзамены пролетают! Потом, конечно, помогут подготовиться. Но это будет в другом семестре, короче — абзац полный. «В помойку его! — закричал внутренний голос, — запечатывай эту дрянь обратно и в помойку, ничего мы не получали!» — «А дальше? — возразил я, — следующая повестка заказным придет, и так далее, по военной полиции соскучился?».

Внутренний голос заткнулся. Я позвонил Лехе.

— Ага, — закричал он — и ты получил? Ну что, косить будем?

Леха тоже студент.

— Думаешь, отменят?

— Вряд ли, но может перенесут. Хотя, если всех наших призвали, так чего мы косить будем?

Повестка пришла всем, кроме Мишани, он и так был сверхсрочником. По этому поводу мы с Лехой решили не косить, а вместе со всеми идти выполнять очередной долг перед Родиной.

«С кем» всегда важнее, чем «когда» и «где». Прошло полтора года после дембеля; мы честно пытались жить мирной жизнью, несмотря на кровавую карусель, завертевшую страну. Автобусы и машины взрывались, террористы проникали в кибуцы и поселки, убивая целые семьи. Я перестал открывать газеты и смотреть новости, после того как палестинский снайпер в Хевроне застрелил двухмесячную девочку. ЦАХАЛЬ тоже не оставался в долгу, танки утюжили улицы и дома, бомбардировщики Ф-15 бомбили Газу, приводя в ужас население. Я пытался не обращать внимания и сосредоточиться на учебе; старшие сокурсники возвращаясь со сборов, рассказывали, что идет самая настоящая война. То же говорил и Мишаня, когда мы встречались попить пивка. На северной границе ожидаемого спокойствия не наступило. Как только начался этот бардак на территориях и в Газе, боевики из Хизбаллы расстреляли ракетами патрульный джип и похитили троих солдат. Живых или мертвых, не известно. Ходили разные слухи. Вроде того, что бронированные джипы у солдат забрали для войны тут, на территориях, поэтому они патрулировали на обычных патрульных «баташитах». Или, солдаты, мол, торговали наркотиками и приехали за очередной партией. Только через несколько лет мы узнали, что солдаты погибли и что тела для маскировки вывезли в машинах ООН. Обменяли их через четыре года на четыреста живых террористов.

Родная бригада тоже отличилась, хотя, Голани всегда считалась самым обезбашенным подразделением. В это раз бойцы устроили милое соревнование. Нужно было просочиться на территорию Ливана и утащить с постов Хизбаллы как можно больше флагов. Кто притащит больше всех, тот настоящий мужик! Боевики, тоже заметили пропажу и начали минировать флаги. К счастью все открылось начальству до того как «деткая забава» плохо кончилась.

Короче, война и не думала заканчиваться. Было понятно, что рано или поздно это болото всосет и нас.