— Не ори на него! — сказал подошедший сзади Галь, — Это был Йоси!

Я потянул Йоси за разгрузку, перевернул и тут же отпрыгнул назад, сбив с ног, стоящего позади Галя. Спереди все тело превратилось в обугленный кусок мяса, кумулятивная струя ПТУРа сожгла все.

Габассо положили на носилки, над ним химичили врач и санитар. Ему сегодня крупно повезло. ПТУР летит примерно две с половиной секунды, он услышал характерный звук пуска и инстинктивно отпрыгнул назад, а Йоси не успел… или в тесной бетонной коробке не услышал. Взрывом Габассо швырнуло в ход сообщения, слегка опалив. При приземлении он вывихнул четыре пальца на правой руке и не слабо приложился о бетон. Врач вправил пальцы и, заклеив опаленную морду, оставил его под наблюдением еще на день, проверить, не «протекла ли у него крыша». Мы вернулись в комнату. Через пару минут ввалился ротный. Он пробежал глазами расписание караулов. «Ты и ты! — капитан ткнул пальцем в Леху и Мишаню, — Возьмите в оружейке пулемет и двигайте на «третий пост». Ротный повернулся и молча вышел. Пацаны побледнели переглядываясь. Страх проступил на лицах у обоих. Наверное, у меня на лице тоже, но идти на открытый пост, такой же, как тот, на котором всего несколько минут назад погиб наш товарищ, предстояло им.

— Мужики! — обнадежил Аюб, — не ссыте, мы вас сменим через два часа, все будет нормально

Это мало кого утешило, но оба медленно собрали амуницию побрели к оружейке.

На похороны нас не выпустили. Не было возможности вернутся в Израиль. Послали других солдат бригаты и ротных секретарш, телефонисток. Главное чтобы было много коричневых беретов, чтобы родители видели. Хотя несчастные родители, вряд ли обращали внимание на подобные вещи.

В столовой, по телевизору, сквозь сетку помех, политики обсуждали вывод войск из Ливана. У нас же все оставалось по прежнему, но кое-какие перемены чувствовались. Почти прекратились выходы на проверки дорог и в засады. Стали чаще отменять выезд конвоев, приходилось питаться сухим пайком. Разведка предупреждала, что у Хизбаллы появились ракеты «земля-воздух», поэтому вертолеты залетали очень редко. До недавнего времени потерь не было, но теперь боевики научились бить ПТУРами точно по сторожевым постам; четверо солдат уже погибли в других опорных пунктах, Йоси был пятым. Видимо, у террористов появился снайпер, которого они просто везли с запада на восток обстреливая все попадавшиеся ОП. Погибшие и раненые солдаты отмечали маршрут снайпера.

В ОП Ротем — погиб Рафаэль Зангвиль. В ОП Гальгалит — погибли сразу трое: майор Тадхер Темпельхоф и 2 старших сержанта, Лиор Нив и Цахи Малька. В Бофоре — погиб Цахи Итах.

И вот теперь пришла наша очередь. Потом, разведка подтвердила, это был снайпер, говорили даже что он русский. Всаживал ракету прямо в смотровую щель бетонного укрытия, причем на предельной дистанции, часто кабель управления отрывался еще до цели но, ракета «доработанная» умельцами из Хизбаллы, не самоуничтожалась, а продолжала полет неуправляемой, и попадала в цель.

Много лет спустя я попытался разузнать подробности и выяснить, был ли вообще этот загадочный русский снайпер. С одной стороны, чтобы стрелять иранскими ракетами по израильским солдатам на ливанской земле совсем не нужен импортный русский стрелок, но с другой стороны в девяностые годы на территории бывшего СССР появилось столько безработных военных профессионалов, что это вполне реально.

Из тех кусочков информации, что мне удалось насобирать, такой снайпер действительно был. Бывший офицер ВДВ, после развала СССР какое-то время продолжавший служить на Украине. Но, к сожалению, оценить уровень достоверности этой информации я не в состоянии.

Наконец кто-то там, в штабе округа или в генштабе отдал приказ. К нам потянулись грузовики с цементом и жители окрестных деревень, преимущественно христиане, желающие подработать. Укрепления накрыли дополнительным слоем бетона. Саперы установили вокруг постов железные решетки, для защиты от ракет.

Почти каждый день приезжали цадальники, помогали нам в хозяйственных работах. Они, всем своим видом, излучали неувереность. Парикмахер, араб-христианин по имени (или кличке) Зузу, молодой, вечно ухмыляющийся парень, с прилипшей к губе сигаретой, прямо спросил, когда мы собираемся сматывать удочки?

Мишане, который в этот момент корчился на снарядном ящике, пока Зузу изображал на его голове модельную стрижку «кацуц» [8], ответить было нечего. Я промычал ему что-то обнадеживающее, чувствуя себя полным дерьмом.

Зузу невозмутимо прикурил новую сигарету, выдрал своей тупой машинкой последний Мишанин клок волос и ухмыльнувшись ушел к своим.

Мы печально проводили его взглядами. Цадальники разбирали оружие и рассиживались по своим машинам. На территорию базы их пускали только безоружными.

Мишаня вздохнул, похлопал себя по выстриженной голове. Потом помахал им рукой. Парикмахер ухмыльнулся и махнул в ответ.

Вообще-то стрижек в запасе у Зузу имелось целых две. Первая называлась «кацуц» и означала обдирание головы под ноль. Соответственно вторая называлась «ле кацуц» [9] и оставляла на голове сантиметр волос. Просто у Зузу была только одна насадка на машинку, с помощью которой он выполнял «ле кацуц». Для «кацуц» насадки не требовалось.

В один из дней нам объявили, что мы выходим в засаду. Видимо появилась точная информация.

Засада требовала тщательной подготовки. Нужно проверить все: оружие, магазины, батарейки в ПНВ, красный фильтр на фонарь, нож, сухпай, подогнать амуницию и многое другое. Главное было ничего не забыть, любая забытая мелочь в таком рейде могла дорого стоить.

Каждому довесили какой-нибудь груз, мне досталось тащить двадцатилитровую канистру.

Мы шли вытянувшись в ряд, плавно «просачиваясь» сквозь окружающий пейзаж, держа дистанцию; прибор ночного виденья показывал все вокруг в призрачно зеленом цвете. Впереди луна освещала цепочку голов, у каждого на каске был надет большой чехол из маскировочной сетки, что делало некоторых солдат похожими на гномов в колпаках, не хватало только Белоснежки. Было прохладно, но страх, старый знакомый, моментально согрел меня. Страх шел впереди, словно хороший экскурсовод: «Видишь во-о-он тот овражек? Это идеальная позиция для пулеметчика. А здесь, наверняка, стоит мина направленного действий, отсюда она накроет весь авангард…, не забывай смотреть под ноги, зацепишь растяжку…». Мысли в голове скакали как бешеные, пот струился из-под каски обтекая наглазник ПНВ, а вокруг стояла тихая средиземноморская ночь, пели цикады, звезды перемигивались, словно посмеиваясь над нами.

Под утро мы окопались на каком-то стратегически важном перекрестке. Завесившись маскировочной сеткой, зарылись в землю. Потекли минуты ожидания. Офицеры периодически чего-то высматривали на карте и шепотом спорили; время тянулось мучительно медленно.

Все, так сказать, потребности мы справляли в бутылки и полиэтиленовые мешки, которые потом уносили с собой, чтобы не выдать место засады. Главное было не перепутать бутылки, поэтому мы их размалевывали, как и чем могли. После двух-трех суток такого времяпровождения наступало состояние обалдения, и бутылки всегда кто-то путал; потом, хлебнув мочи, дико матерился шепотом, под ржач — опять же шепотом — остальных.

Днем мимо нас проехало несколько машин, один джип был явно с боевиками, в камуфляже, с оружием, но команды не было… На закате, на нашем левом фланге раздался какой-то шум, потом в яму, где мы прятались, свалился Галь, а за ним через все наши позиции пронесся дикий кабан, сердито хрюкая. Оказывается, он выскочил совершенно неожиданно, прямо у Галя перед носом. Пару секунд они смотрели друг на друга. Рефлекс, натасканный на бородатых, вооруженных джигитов, дал осечку. Такое животное Галь, выросший в Тель-Авиве, где нет даже нормального зоопарка, никогда прежде не видел. Кабан, наверное тоже. Свин честно попытался высмотреть в нем знакомые черты брата по разуму, ведь такая же щетинистая морда, перемазанная землей. Но, поняв что обознался, кабан ломанулся вперед, спихнув вниз и без того растерянного взводного. Галь огреб за демаскировку, кабану удалось уйти безнаказанно. «Какое жаркое побежало!» — причмокнув, прошептал ему на прощание Леха, тоскливо выковыривая из банки, подаренным нами ножом, остатки люфа (исключительно невкусной армейской тушенки). И снова потянулись томительные часы ожидания.