Власов, в свою очередь, пытался помочь арестованным гестапо членам НТС сразу же после своей официальной встречи с Гиммлером в сентябре 1944 года. К успеху в тот момент это не привело, арестованные оставались под стражей до 4 апреля 1945 года, причем некоторые из них находились в камере смертников. При подходе Красной армии к Берлину третий запасной центр руководства НТС создал вооруженную группу под руководством Меандрова для нападения на тюрьму Александерплац и освобождения заключенных там соратников. Но Власову в конце концов удалось добиться освобождения узников легальным путем. Одну из двух групп освобожденных Президиум КОНР взял на попечение и по железной дороге отправил на юг Германии[402].
О формировании власовского движения руководителям российской военной эмиграции стало известно в начале 1943 года. До этого времени белогвардейские активисты занимались отстройкой собственных воинских структур в составе германских вооруженных сил. С лета 1943-го военные эмигранты стали предпринимать попытки установить взаимоотношения с видными представителями власовского движения.
Характер и сущность этих взаимоотношений полнее всего отражен в переписке начальника Объединения русских воинских союзов (ОРВС) генерал-майора А.А. фон Лампе с другими руководителями военной эмиграции, прежде всего — полковником С.Д. Гегела-Швили, руководителем Юго-восточного отдела ОРВС. Первое такое письмо датировано 14 марта 1943 года, то есть оно было написано спустя 11 дней после опубликования в газете «Заря» открытого письма А.А. Власова «Почему я стал на путь борьбы с большевизмом». «Вся затея с Власовым, — писал фон Лампе, — основывается исключительно на красных, с несомненным запретом им связываться с белыми… Нас не только не хотят, но почему-то, значительно превышая нашу ценность, нас опасаются (больше, чем красных…) И до этого нам пришлось дожить…» Фон Лампе полагает, что «надо ждать», и сообщает своему адресату об идентичном мнении В.В. Бискупского и П.Н. Краснова, «совсем еще недавно призывавшего к немедленным совместным действиям с германской армией»[403].
В следующем письме руководитель ОРВС сообщал, что «многое из того, что говорят Власов и Малышкин, вполне отвечает и нашим взглядам и тому, что мы говорили и говорим. Но многое еще неясно, и еще нельзя сказать… сможет ли РОА иметь успех в борьбе против Красной Армии. Одного утверждения, что национальная идея у РОА „чистая“ и „настоящая“, а у большевиков „ложная“ и „опошленная“, — мало для того, чтобы выбить из рук Сталина его оружие — ставку на „патриотизм“ и на „Отечественную против „захватчиков“ войну“. Мы будем верить, — заканчивает фон Лампе, — что РОА будет иметь успех и сможет стать Кадром Русской Национальной Армии…»[404].
Здесь достаточно характерно для белоэмигрантских лидеров расставлены акценты — РОА как кадр Русской национальной армии, в то время как сам генерал Власов ставил вопрос совершенно иначе — задействовать или нет белых эмигрантов в своей Русской освободительной армии.
Процитированное письмо написано 8 июня 1943 года. В этот день состоялось совещание в резиденции Гитлера в Бергхофе, на котором решался вопрос о дальнейшей судьбе русских воинских формирований в вермахте и о судьбе самого генерала Власова. Именно тогда Гитлер принял «окончательное» решение: русских в единую армию под командованием Власова не объединять, все разговоры о РОА вести только в пропагандистских целях[405]. Разумеется, фон Лампе не мог знать о принятом фюрером решении. Но данное совпадение довольно красноречиво свидетельствует о несбыточности надежд руководителя ОРВС на создание единой РОА в тот период.
С самого начала войны немецкие власти чрезвычайно настороженно относились к российской эмигрантской печати. Перед выпуском каждого номера газеты, журнала или иного информационного сообщения два экземпляра представлялись в Опорный пункт Управления делами русской эмиграции (УДРЭ). Только по возвращении одного из них с пометкой цензора издание могло быть разослано читателям[406]. По сообщению Гегела-Швили, являвшегося ответственным издателем «Информации Юго-Восточного Отдела ОРВС», во вверенном ему органе печати было невозможно публиковать статьи политического храктера[407]. Спустя семь дней после бергхофского решения Гитлера фон Лампе сообщил, что немецкие власти запрещают печатать в «Информации» материалы по самым животрепещущим вопросам, в частности связанным с генералом Власовым. «Почему Власов зовет всех, а нам, почти что самым заинтересованным, даже и отвечать нельзя?» — задается вопросом руководитель ОРВС[408]. Ответ заключается в том, что Гитлер, выступая как против объединения разрозненных русских батальонов в единую РОА, так и против использования организационных структур российской военной эмиграции, стремился не допустить консолидации этих двух сил. Во многом ему удалось разобщить белых и бывших красных. Фон Лампе сообщает: «В Париже… уже сочинили слух, что-де, мол, генерал Власов зовет к себе эмиграцию, а генералы Бискупский и Лампе, завидуя ему, никого к нему не пускают… Додумались!!!»[409]
Попытки нацистского руководства вбить клин между белогвардейцами и власовцами осуществлялись не только по линии информационной блокады. В том же письме фон Лампе пишет: «Хуже всего то, что если эмиграции к Власову идти разрешат, то пойдет полтора человека… К Шпееру эмигрантов брали на рядовые должности, а сейчас красных офицеров берут на должности командные. Так что эмигранты-офицеры оказываются подчиненными офицерам (с позволения сказать) красным, и иногда им подчиняться не хотят…»[410]
Следует отметить, что сам руководитель ОРВС, как это следует из его письма неизвестному адресату от 30 мая 1943 года, не считал Власова инициатором разобщения: «Не Власов и Кº против эмиграции, так как у них, при разногласиях… все же имеется к ней склонность. Вопрос этот заострен до крайности не ими…»[411] Фон Лампе, по собственному его признанию, готов верить, что мысль не допускать эмиграцию к участию в Русском освободительном движении высказана не Власовым[412].
23 мая 1943 года в газете «Новый путь», издававшейся Управлением делами русской эмиграции в Сербии, было напечатано интервью с «ближайшим сотрудником» генерала Власова. Несмотря на то что имя этого человека в публикации не называлось, по некоторым данным его биографии, отраженным в интервью (в прошлом видный член коммунистической партии, во время войны — дивизионный комиссар), можно с известной долей уверенности утверждать, что это был Г.Н. Жиленков. На вопрос корреспондента, доктора Н. Маринковича: «Желаете ли вы привлечь к ведущейся вами борьбе и русскую эмиграцию?» — интервьюер ответил: «Русская эмиграция, по нашему мнению, как политическая величина, вообще не существует. Она потеряла всякую связь с совершающимся сейчас в России. Поэтому она не может уловить то, что в настоящий момент является самым важным. Поскольку эмиграция и дальше придерживается своих старых принципов, мы не можем войти с ней в связь»[413].
Подобная постановка вопроса была достаточно типична для некоторых руководителей власовского движения — выходцев из СССР. Старая эмиграция, особенно ее представители, имевшие белогвардейское прошлое, ассоциировались со стремлением возродить монархию, причем в том виде, в котором ее рисовали на политзанятиях в Красной армии.
