У представительной части российской военной эмиграции были психологические возможности примириться с Германией. Тем более что участие в Первой мировой войне привело к революции и Германию. Бывший непосредственный противник вызывал больше симпатий, чем изменившие союзники. В любом случае белогвардейцам предстояло иметь дело не с кайзеровским правительством. Подчеркнуто прохладное отношение Гитлера к особе экс-императора Вильгельма II было хорошо известно.
Если в 1933 году председатель РОВС Е.К. Миллер еще сомневался в целесообразности установления контактов с германскими нацистами: «Стоит ли разговаривать с человеком, не только удельный вес которого не может быть определен, но и моральный облик которого для Вас не ясен»[70], то во второй половине 1930-х годов он пришел к идее сотрудничества с гитлеровской Германией[71].
Прогерманская позиция П.Н. Краснова — вопрос особого рода, связанный с судьбами казачества начиная с 1917 года. Этой теме посвящена отдельная глава.
В 1933 году РОВС заявил, что он «с радостью пойдет на сотрудничество с государством, которое заинтересовано в свержении советской власти и образовании в России общенационального правительства»[72]. Драматизм ситуации заключался в том, что гитлеровская Германия, будучи заинтересованной в свержении советской власти, вовсе не ставила перед собой цель создания в России общенационального правительства.
Нет оснований утверждать, что в рядах РОВС наблюдалось полное единодушие относительно сотрудничества с Германией. Однако официальных заявлений о поддержке СССР, которые исходили бы от полномочных представителей отделов РОВС в разных странах, обнаружить не удается.
Особую позицию, отличную от позиции руководства РОВС, занял в связи с надвигающейся советско-германской войной бывший главнокомандующий Вооруженными силами Юга России генерал-лейтенант А.И. Деникин.
В эмиграции он был занят преимущественно написанием книг. Главной среди них был фундаментальный пятитомный труд о революции и Гражданской войне «Очерки русской смуты», в котором автор выступает как мемуарист, историк-исследователь и публикатор документов.
Деникин стремился отмежеваться от политически активных эмигрантов, предпочитая общение с И.А. Буниным, А.И. Куприным и К.Д. Бальмонтом. «Очерки русской смуты» и другие произведения генерала получили высокую оценку русской литературной общественности за рубежом.
По оценке современного исследователя, Деникин отвергал «любые попытки втянуть его не только в политическую борьбу внутри эмиграции, но и в возобновление вооруженной борьбы против Советской России»[73].
Отношения между Деникиным и руководством РОВС складывались не просто. Сказывались последствия конфликта между Деникиным и Врангелем периода 1919–1920 годов. Конфликт окончательно завершился лишь со смертью Врангеля в 1928 году. Деникин отдал дань уважения его памяти, приняв участие в панихиде. Однако бывший главком выступил и против политики нового председателя РОВС А.П. Кутепова, направленной на проведение террористических актов против представителей большевистского истеблишмента. Деникин считал подобную практику «бессмысленной, вредной и приводящей к прислужничеству белых лидеров иностранным правительствам»[74].
Е.К. Миллер, возглавивший РОВС после похищения Кутепова, повел политику «решительного отгораживания» от Деникина. Окончательный разрыв произошел после того, как руководители РОВС пошли на организационные контакты с германскими нацистами.
Несмотря на попытки уйти из политической жизни белой эмиграции, Деникин в конечном счете стал ее активным участником: писал статьи, выступал публично. В 1929 году совместно с историком С.П. Мельгуновым и бывшим промышленником А.О. Гукасовым создал газету «Борьба за Россию», в 1938 году собственную организацию — Союз добровольцев.
В 1939-м в книге «Мировые события и русский вопрос» он обозначил свои позиции в связи с надвигающейся войной, участие СССР в которой представлялось неизбежным: «Нельзя — говорят одни — защищать Россию, подрывая ее силы свержением власти… Нельзя — говорят другие — свергнуть советскую власть без участия внешних сил, хотя бы и преследующих захватные цели… Словом, или большевистская петля, или чужеземное иго. Я же не приемлю ни петли, ни ига. Верую и исповедую: свержение советской власти и защита России»[75].
Деникин писал, что свержение сталинского режима до войны «сорвало бы „идеологические“ покровы с захватных устремлений, разрушило бы все просоветские комбинации…»[76]. Под «идеологическими покровами», очевидно, подразумевались заявления Гитлера о том, что он будет не порабощать Россию, а освобождать ее от большевизма. Под «просоветскими комбинациями» — стремление представителей левого крыла эмиграции сформировать оборонческое движение. Это движение было лояльно по отношению к советскому строю и пользовалось поддержкой Москвы.
Вместе с тем бывший главнокомандующий не смог предложить конкретную технологическую схему ликвидации большевистского правления в невоенных условиях.
В отношении перспектив Красной армии Деникин допускал два возможных варианта развития событий: «Если в случае войны народ русский и армия отложат расчеты с внутренним захватчиком и встанут единодушно против внешнего… мы, не меняя отнюдь своего отношения к советской власти… были бы бессильны вести прямую борьбу против нее. Но и тогда наша активность… должна быть направлена не в пользу, а против внешних захватчиков… Если Красная армия и Вооруженный Народ сбросят советскую власть и обратятся… в русскую национальную силу… наше место — там, в их рядах… Все равно, откуда раздастся призыв — отсюда или оттуда. Все равно, если возглавит движение не воин стана белого, а бывшего красного»[77].
Категорически отказавшись рассматривать гитлеровскую Германию как союзника в борьбе с большевизмом, Деникин мог руководствоваться не только этическими соображениями, но и верностью прежним союзникам по Антанте. Позицию Деникина иллюстрирует эпизод из истории Гражданской войны, описанный другом Деникина полковником П.В. Колтышевым: «Борясь с немцами, а потом с большевиками, он призывал в то же время своих соратников — белых воинов — оставаться верными обязательствам, принятым на себя старой русской властью в отношении ее бывших союзников: Франции, Англии, Соединенных Штатов Северной Америки. „Мы, русские, мира с немцами не заключили“, — любил говорить генерал Деникин. И когда в июле 1918 года немецкая кавалерия, стремясь на Кубань, занятую Добровольческой армией, стала переходить реку Ею через Кущевский железнодорожный мост, последний по приказу Деникина был взорван, несмотря на то что этим Белая армия прервала свою связь с Севером»[78].
Кардинальное отличие позиции Деникина от позиции руководителей РОВС в 1941 году было закономерным. Эта организация претендовала на то, чтобы объединить всех ветеранов Белого движения за рубежом. Это ей во многом удалось, но вместе с тем это была врангелевская организация. Чины РОВС неизбежно находились под влиянием авторитета основателя и первого председателя союза. Его мировоззрение становилось мировоззрением его подчиненных. Влияние авторитета начальника сохранялось и после его смерти.
Деникин не участвовал в деятельности РОВС из-за конфликтных отношений с Врангелем, которые начались еще в 1919 году во время разработки «Московской директивы» и достигли апогея весной 1920 года. Находясь вне РОВС, Деникин был и вне прогерманских тенденций, широко распространившихся в этой организации к концу 1930-х годов. Безусловно, Врангель в крымский период своей деятельности ориентировался на Антанту, прежде всего на Францию. Но в то время других союзников у него быть уже и не могло. Германия давно капитулировала. Свою общую схему выбора союзников Врангель вывел в виде формулы: «Хоть с чертом, но против большевиков»[79].
