Итак, в покуда еще оптимистичных записях Гальдера направление Истра – Клин фигурирует как направление наиболее реального успеха. Но надо заметить, что начальник штаба сухопутных войск Германии в своих планах и намерениях того периода сильно ошибался относительно «более худшего положения» войск Красной армии. После срыва первой попытки немцев овладеть Москвой, то есть еще в октябре, Ставка ВГК приняла решение о формировании в тылу страны десяти резервных армий. Но, как известно, формирование армии – дело, требующее достаточно продолжительного времени, а фронт жил, дышал, сражался и требовал пополнения после каждого боя, даже локального, которые принято было именовать боями местного значения. Поэтому одновременно с формированием армий Ставка спешно создавала еще 9 танковых бригад, 49 отдельных танковых батальонов и свыше 100 лыжных батальонов со сроком ввода в строй к 1 декабря. Кроме того, на усиление дивизий Западного и Калининского фронтов в те же сроки намечалось передать 90 тысяч маршевого пополнения[27].

Часть этих вновь сформированных подразделений вскоре вольется и в дивизии 33-й армии.

Резервы, направляемые Ставкой на наиболее угрожаемые участки, сыграли решающую роль, то есть ту роль, которую на них и возлагала история. 30-я армия Калининского фронта[28] получила четыре кавалерийские и стрелковые дивизии. 16-я и 5-я армии Западного фронта – две стрелковые дивизии и пять стрелковых бригад. В конце ноября на правое крыло Западного фронта на линию разграничения 3-й и 16-й армий были выведены и развернуты 1-я ударная и 20-я армии резерва Ставки. 2 декабря, когда создалась угроза в центре, на Наро-Фоминском направлении (противник прорвался к Алабине) Ставка передала в распоряжение Московского военного округа (командующий генерал П. А. Артемьев) четыре стрелковые, одну кавалерийскую дивизии и семь стрелковых бригад с задачей создания внешнего оборонительного пояса столицы[29].

На северном участке Западного фронта после упорнейших боев в районах Клина, Волоколамска, Солнечногорска и Истры, когда войска 3-й танковой группы генерала Рейнгардта подошли к Москве на расстояние пушечного выстрела, положение вскоре стабилизировалось. Контратака 1-й ударной генерала Кузнецова и 20-й армии генерала Власова увенчалась успехом. Противник был отброшен, фронт восстановлен.

В один из дней сражения на Истринско-Солнечногорском направлении Франц Гальдер занес в свой дневник следующую запись:

«22.11.1941 г. (154-й день).

…3. Фельдмаршал фон Бок лично руководит битвой за Москву с передового командного пункта. С его невероятной энергией он всеми средствами гонит войска вперед. Однако, как кажется, из наступления на южном фланге и в центре полосы 4-й армии ничего путного уже не выйдет. Войска здесь выдохлись. (К примеру, в моей старой 7-й дивизии одним полком командует обер-лейтенант, а батальонами – лейтенанты.) Но на северном фланге 4-й армии и 3-й танковой группы возможности для успеха еще имеются и они используются до крайнего предела. Фон Бок сравнивает это сражение с битвой на Марне, когда все решил последний брошенный в бой батальон. Враг и здесь подбросил новые силы. Фон Бок вводит в бой все, что только можно, в том числе и 255-ю дивизию из тылового района».

В это время Ставка ВГК тоже бросала в бой все имеющиеся у нее резервы. Особенно тяжело приходилось 16-й армии. Дивизии генерала Рокоссовского буквально истекали кровью и из последних сил сдерживали атаки танков и мотопехоты противника. Очень часто резервы для немедленного латания дыр в более опасных местах Ставка находила в соседних армиях, на фронтах которых в это время наблюдалось относительное затишье, в том числе и в 33-й.

Подмосковная «битва на Марне» перемалывала новые и новые полки и дивизии. И судьбу ее должен был решить последний батальон.

Ниже мы увидим, что счет между противоборствующими сторонами велся уже не на батальоны и не на роты даже – на взводы.

Как вскоре покажет время и обстоятельства, которые отольются потом в историю, у командующего группой армий «Центр» генерала-фельдмаршала Федора фон Бока того последнего батальона не окажется. Не найдется и твердости, а также той необходимой жестокости, которая предписывает маршалу воевать до последнего солдата.

Все это найдется у командующего Западным фронтом генерала армии Георгия Константиновича Жукова.

При этом осмелюсь предположить, что фон Боку и его генералам не хватило-то больше второго, то есть решительности и твердости. Это в какой-то мере подтверждается теми же записями Гальдера, сделанными им 1 декабря, на 163-й день войны:

«Невероятным для численно ослабленных частей является то, что они должны прорвать оборудованные вражеские позиции в ходе фронтального наступления. Действовать и продвигаться вперед придется только небольшими тактическими бросками, 12-й и 13-й армейские корпуса могут атаковать тогда, когда с противником справа и слева будет покончено.

Я подчеркиваю, что нам доставляет беспокойство также расход сил. Но следовало бы попытаться напряжением всех оставшихся сил сломить сопротивление противника. Если же станет окончательно ясно, что сделать это невозможно, надо принимать новые решения».

Весьма характерными здесь, на мой взгляд, являются фразы: «Нам доставляет беспокойство… расход сил» и «Если… сделать это невозможно, надо принимать новые решения». Немецкие генералы рефлексировали. Хотелось угодить всем. И фюреру, и истории. И при этом о себе не забыть, постараться сделать карьеру. Словом, с каждого деревца заветное яблочко сорвать… И с судьбой поторговаться, чтобы вырвать у нее побольше жизней своих солдат. Впрочем, мемуары – это не документ. Читая мемуары генералов и маршалов великой бойни XX века, с удивлением обнаруживаешь, какими человеколюбивыми людьми были все они.

У Жукова вариантов не было. Суровый смысл фразы политрука В. Г. Клочкова из 216-й стрелковой дивизии «Велика Россия, а отступать некуда: позади – Москва!» относился и к нему. Жуков не имел возможности торговаться. Ни со Сталиным, ни с историей. Он воевал. Как настоящий командующий – до последнего солдата. Зная, что последний батальон должен иметь именно он. Забегая вперед, с сожалением все же должен отметить, что для Ефремова, когда он будет управлять своей окруженной группировкой под Вязьмой, как раз и не найдется в нужный момент того батальона, который бы решил и судьбу армии, и судьбу командарма. Тот, не пришедший на помощь батальон резерва сохранил бы многим жизнь, а некоторым честь.

14 ноября из 33-й армии изъят и переброшен на северное крыло Западного фронта 539-й стрелковый полк 108-й стрелковой дивизии.

16 ноября в 16-ю к Рокоссовскому отбыл снятый прямо с позиций 539-й стрелковый полк 108-й стрелковой дивизии. При этом оголившийся участок фронта убывшего полка занимает всего лишь один батальон – 3-й батальон 444-го стрелкового полка, прибывший сюда из района Зверева и рассредоточенный на рубеже Бараки – Яковлевское – Долгино. Батальон имел задачу прикрытия Киевского шоссе. Имея в виду то, что основной целью противника был и остается именно выход к важнейшим магистралям, чтобы развивать затем успех в глубину в направлении на Москву, можно сделать вывод о том, что 3-му батальону ставилась задача не из легких.

17 ноября командующий Западным фронтом отдал приказ командарму-33 о немедленной переброске на север в распоряжение 316-й стрелковой дивизии 16-й армии одной роты бойцов, полностью экипированной и вооруженной, с восемнадцатью противотанковыми ружьями и боекомплектом к ним. Люди были взяты из состава 1-й гвардейской мотострелковой дивизии и 108-й стрелковой дивизии.

20 ноября по приказу Ставки ВГК штаб Западного фронта вывел из состава 33-й и передал на усиление 16-й армии 108-ю стрелковую дивизию. Когда стемнело, дивизия скрытно снялась с занимаемых позиций, и в полночь головной батальон миновал уже исходный пункт деревню Рассудово, откуда и начала марш на северный участок фронта.