11. Витигис, направившись с остатками войска к Равенне, занимал укрепления бывших по пути местечек крепкими гарнизонами; он оставил в Клузиуме, городе Этрурии, тысячу человек под начальством Гибимера, в «Старом Городе» (urbe vetere) столько же, начальником над которыми поставил Албилу [146], родом гота. В Тудере он оставил Улигисала с четырьмястами воинов. В Пиценской области он оставил гарнизон в четыреста человек в Петре из числа тех, которые и прежде тут жили, но в Ауксиме, который является крупнейшим из здешних городов, он оставил четыре тысячи готов, выбранных за свою доблесть, поставив им начальником крайне энергичного человека по имени Висандра, а в городе Урбине — две тысячи под начальством Моры. Есть еще два укрепленных пункта — Цезена и Монтеферетра; в каждом из них он поставил гарнизон не меньше чем по пятьсот человек. Сам же с остальным войском двинулся прямо к Ариминуму с тем, чтобы его осадить. Но Велизарий со своей стороны, как только готы сняли осаду, послал Ильдигера и Мартина с тысячей всадников с тем, чтобы они, быстро двигаясь другой дорогой, успели раньше неприятелей прийти в Ариминум, и велел им возможно скорее отозвать оттуда Иоанна и всех бывших с ним и вместо них поместить большой отряд, вполне достаточный для охраны этого города, взяв его из гарнизона города по имени Анионы, который находится у Ионического залива, отстоящего от Ариминума на расстоянии двух дней пути. Дело в том, что не так давно он захватил этот город, отправив туда Копона с немалым войском из исавров и фракийцев. Он надеялся, что если только они и пехотинцы, находясь под начальством не очень известных командиров, будут находиться в Ариминуме, то весь цвет готского войска не останется здесь для осады, но, не обратив на них внимания, тотчас отправится к Равенне; если же они захотят осаждать Ариминум, то для пехотинцев там хватит продовольствия на более продолжительное время; вместе с тем он полагал, что две тысячи конницы, не находясь внутри стен крепости, а передвигаясь с остальным войском, причинят врагу, конечно, много бед и скорее заставят их снять осаду. Имея это в виду, Велизарий дал свой приказ Мартину и Ильдигеру с их войском. Двигаясь по Фламиниевой дороге, они немного обогнали варваров, так как готы при большой своей численности двигались много [147] медленнее и принуждены были делать большие обходы как вследствие недостатка в предметах первой необходимости, так и потому, что они меньше всего хотели идти поблизости от укреплений по Фламиниевой дороге, так как там, как я раньше указывал, римляне держали в своих руках Нарнию, Сполеций и Перузию.
Римское войско, подойдя к Петре, считая дальнейшее продвижение делом неважным, сделало попытку захватить ее гарнизон. Это укрепление было создано не человеческими руками, но таким его сделала природа места. Подход к нему крайне крут. На этой дороге справа течет река, благодаря быстроте течения недоступная для перехода, а слева, немного в сторону от дороги, поднимается отвесная скала такой высоты, что для людей, стоящих внизу, те, которые случайно заберутся на вершину, кажутся величиной с самых маленьких птиц. И еще с древних времен тут не было никакого прохода, если кто хотел идти прямо. Подошва горы подходит вплотную к самому руслу реки, не давая возможности прохода тем, кто вздумал бы избрать этот путь. Поэтому еще древние пробили здесь проход и сделали тут маленькие ворота для входа в город. Так как они разломали большую часть второго подъема и оставили только столько, сколько нужно для ворот, то получилось природное укрепление, и они назвали его вполне подходящим именем — именем Петра («Скала»). Войска Мартина и Ильдигера начали бой у одних из этих двух ворот и, хотя они посылали много стрел, сделать ничего не могли, несмотря на то, что находящиеся здесь варвары отбивались от них очень плохо. Тогда, поднявшись по крутой дороге с задней стороны входа, они стали на готов сбрасывать камни с самой вершины. Готы устремились тогда бегом с великим шумом и смятением под крыши домов и там успокоились. Тогда римляне, не имея возможности поразить никого из варваров сбрасываемыми камнями, придумали следующее. Отламывая большие куски скалы и толкая их руками целого отряда, они в конце концов сваливали их на дома этого местечка. Эти обломки [148] при падении, задевая даже малую часть строения, в достаточной степени все расшатывали и повергали варваров в великий страх. Поэтому готы стали простирать руки к тем, которые еще стояли около ворот, и сдались вместе с крепостью, договорившись, чтобы им самим не подвергнуться никаким бедам, став рабами императора и подданными Велизария. Из них привлекши на свою сторону очень многих, Ильдигер и Мартин увели их с собой на одинаковых и равных правах со всеми своими; немногим с детьми и женщинами разрешили продолжать жить тут, оставив здесь небольшой отряд римлян в качестве гарнизона. Отсюда они направились в Анкону и, выведя оттуда большое число пехотинцев, бывших в этом городе, на третий день прибыли в Ариминум и сообщили план Велизария. Но Иоанн не пожелал сам следовать за ними, даже более: он удержал при себе Дамиана с четырьмястами воинов. Тогда они, оставив ему всю пехоту, спешно удалились с телохранителями и щитоносцами Велизария.
12. Немного времени спустя прибыл к Ариминуму Витигис со всем войском и, став вокруг него лагерем, стал его осаждать. Тотчас сделав деревянную башню выше стен города и поставив ее на четыре колеса, готы стали ее двигать к той части укреплений, которая казалась им наиболее легкой для завоевания. Чтобы им не испытать такой неудачи, какая постигла их под стенами Рима, они двигали эту башню не быками, но тащили ее собственными руками, скрывшись под прикрытие башни. Внутри ее была очень легкая лестница, по которой варвары собирались в большом количестве быстро подняться наверх, надеясь, что как только они пододвинут башню вплотную к укреплениям, то благодаря ей они без всякого труда взойдут на верх стены с ее зубцами; это позволяла им сделать высота башни, превышающая стены. И вот, когда они с этим сооружением были уже очень близко от укреплений, они остановились, так как уже наступал вечер, и, поставив сторожей вокруг башни, они заночевали, не ожидая, что они встретят откуда-либо какое-нибудь противодействие. Перед [149] ними не было никакого препятствия, не было между ними и стеной никакого рва, если не считать очень маленького. Римляне проводили ночь в большом страхе, считая, что на следующий день им предстоит погибнуть. Но Иоанн, не скрывая от себя опасности, но и не охваченный страхом, придумал следующий план. Оставив остальных на страже, сам он с исаврами, взяв с собой двузубые мотыги и другие подобного рода орудия, глубокою ночью, никому не сообщив своего плана, вышел из укреплений и велел копать ров. Они приступили к этой работе и землю, которую они вынимали, они все время валили на другую сторону рва, к стене; этот вал послужил им тут вместо укрепления. Делали они это незаметно, так как большинство врагов было охвачено глубоким сном; в короткое время они сделали ров достаточной ширины в том месте, где укрепления города были наиболее уязвимы и где варвары собирались сделать нападение при помощи сооруженной ими башни. К концу ночи варвары заметили, что тут делается, и устремились на тех, которые рыли ров, но Иоанн с исаврами успел уйти в укрепления, так как все, что касалось рва, было им выполнено отлично. С наступлением дня, узнав о случившемся, Витигис был этим страшно огорчен и некоторых из сторожей велел наказать, но тем не менее, желая продолжать двигать это сооружение к стенам, он приказал готам возможно скорее завалить ров связками прутьев и таким образом продолжать тащить башню. Согласно приказанию Витигиса, они приступили к делу с величайшим рвением, хотя враги очень сильно отбивались от них со стены. Но связки прутьев, когда башня надавила на них всей своей тяжестью, что и естественно, осели к низу. Поэтому варвары никак не могли дальше двигаться со своим сооружением, так как наклонная плоскость у них еще больше увеличилась там, где, как я сказал, римляне навалили к стене земли. Боясь, как бы с наступлением ночи враги, выйдя из города, не сожгли этого сооружения, они стали тащить его опять назад. Иоанн, решив спешно помешать этому всеми имеющимися у него силами, [150] велел воинам вооружиться и, созвав их всех, обратился к ним с такою речью: «Воины, вы, которые вместе со мною принимаете участие в этой опасности! Если кто-либо из вас хочет еще жить и увидать тех, кого он оставил дома, пусть знает, что исполнения этих надежд он добьется не чем-либо другим, как только силой и храбростью своих собственных рук. Когда Велизарий послал нас сюда, нас побуждали к бодрости и смелому выполнению дела великие надежды и страсть к подвигам. Мы не подозревали, что на побережье моря, где римляне являются владыками, мы будем осаждены; никто не мог бы себе представить, что до такой степени забудет о нас войско императора. Помимо всего этого, тогда побуждало нас к благородной отваге сознание наших услуг, которые мы окажем государству, и будущая слава от этих подвигов среди всех людей. Теперь мы можем, не говоря о другом, уцелеть только благодаря нашему мужеству, и нам необходимо подвергнуться этой опасности не ради чего-либо другого, а только для того, чтобы остаться живыми. Поэтому, если некоторым из вас хочется добиться славы доблести, им это предоставляется: пусть они, как и всякий другой, проявят себя доблестными воинами и тем станут славными. Приобретают славу не те, которые одолели более слабых, но те, которые, пусть слабее по вооружению, одерживают победу величием своего духа. Для тех, у кого больше, чем у других, жажда жизни, особенно будет полезно быть как можно более смелыми. Ведь те, для кого, как теперь для нас, все дело на острие ножа, по большей части все они могут спастись только тем, что будут презирать опасности». С такими словами Иоанн повел свое войско против врагов, оставив на стенах очень немногих для охраны. Произошел до крайности ожесточенный бой, так как враги храбро отражали нападение. И только с большим трудом и поздно вечером варвары смогли увезти башню в свой лагерь. Однако они потеряли значительное число своих лучших бойцов, так что в дальнейшем они уже не решались на штурм стен, но, отказавшись от этой мысли, сидели смирно, лаская себя желанной [151] надеждой, что враги, томимые голодом, сами сдадутся им. Ведь недостаток всяких съестных припасов достиг у них исключительной силы, так как они не знали, откуда бы их можно было вывезти в достаточном количестве.
