– …откуда он вообще взялся, вот загадка! По фото его никто не опознал. Нигде нет о нем сведений – ни в нашем отделе кадров, ни у смежников! Ну, не с улицы же он пришел прямо в этом комбинезоне! И у нас в издательстве его вот так сразу пырнули ножом?! Ну так же не бывает!

Второй соглашался, поддакивал, кивал, а потом они увидали Алекса, замолчали как по команде и один за другим выскочили на улицу, словно боялись… что он подойдет и как-то скомпрометирует их своим присутствием. Вроде бы он не вполне приличный человек, что ли!..

Впрочем, его это не должно касаться.

У него есть задача, и он сделает все, чтобы ее решить.

Из пасти метро сильно и равномерно тянуло теплым сырым воздухом, пахнущим машинным маслом и человеческой толпой, он сунул под мышку мокрый зонт и стал спускаться в преисподнюю.

…Странно все.

Странно, что убитого так и не опознали. Странно, что никто из служащих не признал в нем знакомого, и – больше того! – никто и никогда его раньше не видел. Впрочем, может быть, это как раз вскоре выяснится, когда опросят всех, кто имел доступ в здание, – не только сантехников и дворников, но электриков, уборщиков, подсобных рабочих, ремонтников, лифтеров, садовников. За кактусами наверняка кто-то ухаживал! И ничего нет удивительного в том, что в отделе кадров этот человек не зарегистрирован. Его там и быть не может, если он приходил, к примеру, раз в месяц и менял во всех сортирах лампочки или протирал листья у фикусов!

Странно, что убили среди бела дня – зарезали, как в плохом сериале! В коридоре, где в любую минуту могли оказаться случайные свидетели!

И уж совсем непонятно, что именно ему понадобилось в этой комнате, заставленной железными шкафами.

Насколько Алекс мог судить, в нее после ремонта стащили все старое оборудование – неработающие серверы, стойки и шкафы для мониторов видеонаблюдения. Все это было пыльное, брошенное и уж точно давно не используемое. Зачем его туда понесло?..

Да, и ботинки! Вот в чем главная странность!

Вспомнив про ботинки, Алекс пошевелил собственными пальцами в собственном мокром ботинке и шмыгнул носом, проверяя, заболел он уже или еще нет.

Пока было неясно.

И удар ножом – точно рассчитанный, как сказали бы в том же дешевом сериале, профессиональный. Интересно, среди сотрудников Анны Иосифовны есть профессиональные киллеры или хотя бы работники спецслужб?..

Как плохо, что он не успел подготовиться! Как неудачно, глупо опять вышло! И человек погиб.

Поезд сильно качнуло, и какой-то дядька в кожаной куртке так приналег на него, что Алекс обеими руками схватился за поручень. Поезд опять качнуло, дядька почти повалился, и на этот раз Алекс ткнулся в поручень лбом – ощутимо.

– Прости, парень, – пробормотал дядька, обретя устойчивость, – как скотов возят, чесслово!..

…И еще там явно что-то лежало. На одной из металлических полок, заваленных проводами и прочим хламом, пыль была то ли стерта, то ли второпях смахнута, как если бы с полки сдернули какой-то предмет, вроде записной книжки или конверта.

Интересно, заметили это приехавшие сотрудники милиции или нет?..

Странно. Как все странно и… угрожающе.

Алекс не мог допустить, чтобы что-то угрожало Анне Иосифовне.

С ней бы нужно поговорить, но сегодня это никак невозможно, да и завтра он вряд ли сумеет к ней пробиться!

…И еще эта тетка – Надежда Кузьминична, кажется, – обнаружившая труп. Как она там оказалась, в этом коридоре? Насколько Алекс понял, коридор никуда не ведет, заканчивается дверью на черную лестницу, которая давным-давно не используется и просто заколочена, как это часто бывает в старых домах. Зачем ее туда понесло?.. Туалеты за углом, у лифтов, а в этом коридоре только хозяйственные комнатенки вроде вентиляторных и кладовых!..

Мысль все время возвращалась к одному и тому же – не зря Даша утверждала, что он сумасшедший! Он думал «по кругу» – труп, ботинки, стертая пыль, коридор, и опять сначала.

Автобуса долго не было, Алекс сильно мерз, уже отчетливо осознавая, что заболевает, и на свою околицу – когда-то ему придумалось околицей называть конечную остановку – он прибыл в мелком температурном ознобе. Гадость какая.

В сумерках он почти ничего не видел. На свету и в темноте еще туда-сюда, а в сумерках слепнул, как крот. Эта особенность зрения имела какое-то научное название, даже довольно поэтическое, но он знал, что ничего поэтичного в этом нет, «куриная слепота», да и только!.. Зонт открывать не стал, перебрался через дорогу и зашагал вдоль очередного громадного – до небес, с которых все лило! – человеческого улья в сторону своего дома.

За спиной аккуратно скрипнули тормоза, и Алекс перебрался на тротуар. По нему следовало двигаться осторожно, автомобильные рыла были приткнуты почти вплотную к ограде, и их приходилось как-то обходить, а фонарь давно не горел.

Он повернул за угол, миновал освещенный квадрат асфальта у аптечного крыльца, опять вступил в темноту, и тут в голове у него вдруг что-то взорвалось с такой силой, как будто взорвался мозг, и разбил кости, и фонтаном вылетел наружу.

Алекс упал на колени, обхватив руками лопнувшую голову, но его подбросило вверх, и от следующего удара показалось, что разорвалось сердце. Спиной он угодил на металлическую оградку, но тут его спасла сумка!.. Сумка осталась на ограждении, а он перекатился на детскую площадку и встал на колени, хрипя и кашляя. Изо рта что-то текло, и Алекс успел подумать, что очень некрасиво, когда течет изо рта, и это надо как-то остановить.

Далее он почти ничего не помнил и не мог сопротивляться, потому что не понимал, чему и кому сопротивляться, и мир вокруг встал на дыбы, и оказалось, что он состоит только из дождя, песка и запаха его, Алекса, крови.

Потом ему примерещилась громадная черная собака или волк с горящими глазами, и чей-то медленный и вязкий голос, мягко толкнувшийся в лопнувшие барабанные перепонки, сказал над ним почти ласково:

– Не лезь не в свое дело!..

С утра пораньше Екатерина Петровна вызвала начальника IT-отдела и уволила его.

Не ожидавший ничего подобного начальник как плюхнулся в кресло, так и остался в нем сидеть.

Со своего места Екатерина Петровна видела нелепо торчащие из кресла джинсовые колени, а прямо над ними перепуганные глаза.

– Да, но… я не понимаю ничего!..

Екатерина смотрела на него поверх очков – фирменный прием, знакомый всему издательству.

Потом выровняла перед собой и без того идеальную стопку бумаг, сцепила руки в замок и произнесла сухо:

– Извольте, я объясню. Вы допустили утечку информации, а я обещала, что уволю того, кто ее допустит. Вот и все. Вы уволены.

– Екатерина Петровна, – забормотал начальник, колени задвигались, он кое-как выбрался из кресла и предстал перед ней, прижимая к груди кулаки, – если вы о том, что фото нашего убитого выложили в инет…

– Стоп, – перебила Митрофанова, – что вы несете?! Какого такого нашего?! Может, он и ваш, но уж точно не наш! Его в издательстве никогда не видели, и он здесь раньше не был. И мы об этом заявили милиции! Я публично всех предупредила об увольнении, если фотографии появятся в Интернете. Вам что-то неясно?..

Начальник отдела моргал длинными, как будто накрашенными ресницами, и вид у него был до странности растерянный. Екатерине Петровне даже на секунду стало его жаль.

Ну что с него возьмешь?.. Нечего с него брать!.. Дурачок просто… как это говорится… попал под раздачу! Екатерина Петровна, как руководитель, отлично знала, что обещания следует держать, а угрозы выполнять неукоснительно. Чтобы все знали: обещали премию – дадут, угрожали уволить – уволят.

По-другому с людьми нельзя. Они по-другому не понимают.

– Екатерина Петровна, это же не я фотографии выложил! Ну, ей-богу, это даже странно!..

– Мне наплевать, кто именно их выложил, – отчеканила она. – Из-за них поднялся шум, того и гляди энтэвэшники нагрянут со своим расследованием! И я с руководством объясняться не желаю, кто там виноват. Вы отвечаете за программное обеспечение в издательстве. И за Интернет в том числе. Вы допустили утечку, с вас и спрос.