Для всякого непредубежденного человека, обладающего даром мыслить,
то есть сравнивать, совершенно очевидно, что хлеб и мясо мы покупаем у
фермеров, а не у американских колхозников, новую технологию — у
руководителей частных фирм, а не в национализированных главках, обувь и
одежду — у семейных концернов «Саламандра» или «Батя», а не в обувном
народном объединении «Башмак» — таких административных уродов на
Западе попросту нет.
Не устану повторять: «Наше — значит ничье».
В Лос-Анджелесе сейчас более шестидесяти процентов зданий в центре
города куплено японцами, и это не вызывает у американцев
псевдопатриотических истерик: «Распродаем Америку!» Наоборот,
привлечение японского капитала, японских рук и мозгов поощряется
американцами, ибо они живут логикой, а не эмоциями.
Подполковнику Петрушенко должно быть небезразлично, как одет, что
ест и где живет советский человек, — в конце концов, его избиратели не
только солдаты, одетые в ужасную форму и питающиеся далеко не так, как
этого требует молодой растущий организм. Его избиратели — это рабочие,
крестьяне, студенты, врачи, доктора. И надо бы понимать народному
избраннику, что заклинаниями по поводу грядущей «денационализации»
дело не поправишь.
Система и ее служители делают все, чтобы задушить кооператоров.
Или осознанная защита коррумпированными владыками своих людей в теневой
экономике, которые пользуются дефицитом и за это содержат своих
покровителей из числа партийно-советской бюрократии.
Криками и заклинаниями против барыг из теневой экономики, арестами
и показательными судами это страшное явление не остановить, сладенькая
утопия. Теневую экономику можно победить только в том случае, если
признать ленинскую многоукладность экономики, в которую частная
собственность входит вполне легально, наравне с государственной и
кооперативной.
Сейчас коляски для наших мальчиков, инвалидов афганской войны...
поставляют американские ветераны вьетнамской трагедии.
Как, интересно, депутат Петрушенко относится к этому факту? Частники
снабжают коллективистов! А держава, полностью национализированная, до
сих пор ничего не может сделать для того, чтобы
78хоть как-то оплатить свой долг перед несчастными юношами, ставшими
инвалидами по воле главных ревнителей «национализации».
Какие-то позиции, казалось бы, не нуждаются в разъяснении, но тем не...
менее разъяснять приходится ежечасно: в условиях нашей государственной
Монополии на все то,что ходит, ползает, прыгает и летает,человек рождается запеленутым в стокилометровые нормативные акты запретов и
ограничений. Почему рабочие уходят с завода в кооперативы? Потому что
там платят лучше.
Конкуренция между государственным монополизмом,
кооперативом и индивидуалом (даже здесь совестимся сказать «частником»)
— единственная гарантия того, что человек вновь станет Личностью, то есть
особью, обладающей правом выбора, главным даром Свободы!
Десятки лет «соцсоревновались» обувные фабрики, —
к чему это привело? Зайдите-ка в обувной магазин. Если там, на счастье,
выбросили что-то кроме галош или войлочных «прощай, молодость»,
поглядите на эту продукцию!
Это же пещерный век, варварское
разбазаривание миллиардов рублей на кожу, краску, резину. Так может, пора
сдавать в аренду или продавать эти заводы трудящимся, превращая их —
актом такого рода — в собственников?! Хватит, может, за босоножки
платить нефтью? Менделеев мудро говорил: «Продавать нефть — это то же,
что топить печь ассигнациями». А ведь продаем!
Депутат Лигачев пугает нас тем,что,отдав землю крестьянам и распустив нерентабельные колхозы и совхозы, мы окажемся в «другом
строе».
Обращаю Егора Кузьмича к Ленину. «...Нельзя понимать так, что мы
должны нести сразу чисто и узкокоммунистические идеи в деревню. До тех
пор, пока у нас в деревне нет материальной базы для коммунизма, до тех пор
это будет вредно, это будет, можно сказать, гибельно для коммунизма». Мы
насильственно привнесли «коммунизм» в деревню в 1929 году. Это
кончилось голодом и людоедством,тем,что мы до сих пор не можем восстановить поголовье скота, хотя уже вбухали сотни миллиардов
вложений в совхозно-колхозную тему.
Одно из главных преступлений Сталина состояло в том, что он,
расстреляв большевиков, кадровых рабочих и интеллектуалов, привел на
ключевые роли в партии и государстве представителей люмпен-пролетариата или тех, кто воспитывался по безнадежно-дедовскому
принципу: «Скопи домок — разори хозяйство».
Лозунг Брежнева
«экономика должна быть экономной» — ярчайший образчик мышления
сталинских выдвиженцев, которые боялись и боятся решительных поворотов
к делу.
Давайте задумаемся: отчего все лучшие здания, построенные гением русских
зодчих и руками русских мастеровых, ныне реставрируются финнами? Что, сознание у финнов лучше? Активнее работает их
парторганизация по созданию «духа трудовой активности»? Ответ прост:
финн получает за день работы не менее ста рублей да еще определенную
Часть в валюте. Следовательно,финский рабочий за три дня получает больше, чем наш строитель за месяц. Бытие определяет сознание, а не
духовность — работу. Наши «духовники» — люди обеспеченные, их в
идеологию тянет, а рабочему надо семью содержать!
Отчего же финский капиталист платит своему «угнетенному» рабочему
в десять раз больше, чем рабоче-крестьянское государство — советскому
труженику?! Отчего финский «частник» более уважителен к своему
рабочему, чем мы, насквозь национализированные, — к своему?
Если капиталист умеет лучше нас одевать своего рабочего, кормить его,
давать ему автомобиль, жилье, гарантировать поездки за границу, — на
отдых, с семьей, — давайте же задумаемся о том, все ли нам надо отрицать в
практике Запада?
Время опровергать любое предложение и мечтать «о чем-то
эдаком» — кончилось. Салтыков-Щедрин горестно писал: «Российскому
интеллигенту всегда чего-нибудь хочется, только он не знает, чего: то ли
конституции, то ли севрюжины под хреном».
Сейчас интеллигенцию перестали третировать как «прослоечных
паразитов», хватит уж, дотретировались. И тем не менее интеллигенция —
врачи, инженеры и учителя — пo-прежнему самая нищая часть общества,
едва сводящая концы с концами.
Люди, отвечающие за здоровье и дух
нации, за технический прогресс, являются изгоями общества, что по своей
сути не просто анормально — преступно. Поэтому и интеллигенты, и
рабочие, и студенчество, и крестьяне хотят одного: жить по-людски, хватит,
натерпелись.
А уж какие формы собственности гарантируют эту «людскую» жизнь, —
пусть покажет жизнь. И нечего бояться денационализировать то, что, словно
булыжник, тянет нас в болото. Нечего пугать друг друга терминами; пустые
прилавки куда как страшнее; человек есть то, что он есть,— достаточно
грубо сказано, но — не мною.