Вот его признание в письме к герцогу
де Ноайю: «Книги, работа, путешествия — все было ради политики... Мне
она нравилась до безумия! Взаимные права держав, посягательства
монархов, кои всегда потрясают жизнь масс, действия правительств —
таковы были интересы, созданные для моей души!» Это Бомарше истинный,
а не придуманный. Я не против того, чтобы создать пьесу о драматурге, —
пусть меня поймут правильно. Но либо должна соблюдаться правда —
рассматривать Бомарше следует как фигуру противоречивую, либо же
следует снять вообще имя Бомарше и назвать главного героя каким-то
другим, вымышленным именем.
ПИСАТЕЛЬ. Я дам ему имя шевалье дю Чан Кайши! Автор «Фигаро» —
шевалье дю Чан Кайши!
ПРОДЮСЕР. Что скажет наш второй консультант?
КОНСУЛЬТАНТ № 2. Истинный Бомарше, который по утверждению
моего оппонента был рабом аристократии и монархии, писал: «Все
выдающиеся люди выходят из третьего сословия. В империи, где
существуют только великие и малые, нет никого, кроме наглых господ и
гнусных рабов».
ПИСАТЕЛЬ. Спасибо! Спасибо вам!
КОНСУЛЬТАНТ № 2. Вы напрасно благодарите меня. Я категорически
против вашей пьесы, потому что она аналогетична и весьма осторожна. Она
как панегирик на похоронах, тогда как Бомарше — жив!
АКТРИСА № 2. Браво!
КОНСУЛЬТАНТ № 2. Людовик, посмотрев «Женитьбу Фигаро», сказал:
«Если быть последовательным, то допустив постановку этой пьесы, надо
разрушить Бастилию». И спустя пять лет после этого Бастилия была
разрушена! (Роется в бумагах.)
БОМАРШЕ (Фигаро). Врет! Ничего подобного! Сначала Людовик
поаплодировал и вытер слезы: он смеялся и плакал от восторга, он сказал:
«Шельмец Бомарше — воистину гений!» А потом он сказал: «но»! И
добавил со вздохом: «Этот Бомарше смеется надо всем, что следует
почитать при известном образе правления». Скотина, конечно, но ввернул
умно. Стоит ли из монарха делать идиота? Это антиисторично!
КОНСУЛЬТАНТ № 1. А кто писал, что «Фигаро изображает из себя
ниспровергателя, но в сути своей — это человек порядка! Он не поведет
восставших крестьян на Агуас Фрескас! Но он без всяких угрызений купит
за бесценок этот замок!» Это писал корифей Роже Помо! Это писал француз
о французе!
АКТЕР № 2. Великолепно и точно!
КОНСУЛЬТАНТ № 2. Мне можно продолжать?
ПРОДЮСЕР. Прошу тишины! (Обращается к консультанту № 2.)
Старайтесь привыкать к здешнему темпераменту: актеры — люди особые...
КОНСУЛЬТАНТ № 2. Актеры молчат, орет мой оппонент.
КОНСУЛЬТАНТ № 1. Орет?
КОНСУЛЬТАНТ № 2. Простите. Кричит. Я слишком возмущена позицией
моего оппонента, чтобы выбирать формулировки. Итак, я продолжаю...
«Стяжатель Бомарше заработал двадцать один миллион ливров!» —
говорите вы! Но нельзя же, сказав «а», забыть «б». Да, он заработал двадцать
один миллион девяносто две тысячи пятьсот пятнадцать ливров за семь лет,
но за эти же годы он потерял двадцать один миллион сорок четыре тысячи
сто девяносто один ливр. А на что он растратил эти деньги? На помощь
революции в Северо-американских штатах!
Он отправил туда за один год пять миллионов ливров, не
получив оттуда ни ломаного гроша! Пятнадцать миллионов он уплатил
чудовищу — книгоиздателю Паннекуку — за рукописи Вольтера. (Роется в
бумагах.)
БОМАРШЕ (Фигаро). Паннекук не был чудищем. Но был негоциантом,
таким же, как и я. Он продавал, я покупал, что это за манера хулить за то,
что человек честно зарабатывает деньги! Лично мне, например, ненавистные
деньги нужны для того, чтобы писать пьесы, посвященные величию
Франции! Я был готов отдать все гонорары в казну государства — пусть бы
государство взяло меня на свой кошт!
КОНСУЛЬТАНТ № 2. Бомарше отдал все, что у него было, заложив
ростовщикам свой дом ради того, чтобы мысли Вольтера стали
принадлежностью французов. Он купил лучшие шрифты в Англии,
бумажные фабрики в Бельгии, краски в Пруссии. Людовик запретил
издавать мятежного гения, и Бомарше, по словам моего оппонента, «шпион
короля и слуга аристократии» — приобрел на последние деньги форт Коль у
маркграфа Баденского, чтобы там напечатать великого француза. Но
маркграф боялся Людовика и хотел в угоду сатрапу сделаться цензором
Вольтера, поскольку тот печатается на его земле.
Бомарше кидается в бой.
Он говорит царьку германскому: «Я купил рукописи философа при условии
не допускать вольного обращения с трудами великого человека! Европа
ждет их во всей полноте, а если мы в угоду того или иного моралиста станем
выдирать у него то черные волосы, то седые — он окажется лыс, а мы
обанкротимся!» Хитрец Бомарше испугал маркграфа банкротством.
«Недостойно для революционера хитрить, как мелкий маклер» — может
возразить мой оппонент, но церковь не так сказала: она просто потребовала
запретить продажу издания Вольтера во Франции.
И Людовик изрек: «Опять
этот Бомарше со своими штучками!» И этого было достаточно, чтобы
запретить продажу книг Вольтера. Другой бы испугался, а Бомарше
выпустил все девяносто два тома. Пусть бы он не написал ни строчки — все
равно его имя должно быть занесено на скрижали. Все то, что он делал, —
он делал во имя приближения революции.
БОМАРШЕ (Фигаро). Что ж, неплохо сказано, хотя и бездоказательно!
КОНСУЛЬТАНТ № l. А когда революция свершилась, он написал: «О,
моя Отчизна, залитая слезами! Что толку в том, что мы повергли в прах
Бастилии, если на их развалинах отплясывают бандиты, убивая всех нас!»
Хорош революционер!
КОНСУЛЬТАНТ № 2. Это передержка! Бомарше защищал свое имя!
Когда человека оскорбляют те, кому он отдал жизнь, — он может сказать
все, что угодно, и его гнев не поймет только сухарь и временщик!
КОНСУЛЬТАНТ № l. Я — сухарь?!
ПРОДЮСЕР. Хватит парламентских штучек! Что нам делать с пьесой?
Платить или не платить — вот в чем вопрос!
КОНСУЛЬТАНТЫ № 1 и № 2 (в один голос). Не платить!
ПРОДЮСЕР. Пусть скажет главный режиссер.
РЕЖИССЕР (тот же — или та же, — что Ван Тифозинни). Перед тем
как идти сюда, я посоветовалась с коллегами: с нашим художником, с
шефом рекламы, с хореографами. Конечно, материал привлекает. Из факта
истории можно сделать ЗРЕЛИЩЕ. Крупным планом. Но когда я стала
читать то, что нам принес наш уважаемый автор, ощущение горечи охватило
меля. Я ведь предлагала писателю работать. Сесть за один общий стол и
писать. Я обратила внимание на то, как все слушали сцены, сочиненные
иною! (Писатель хватается за сердце.)