— Гитлер не знал об этом, — задумчиво повторил Скорцени.

— А Борман знал о вашей операции против Радо и Рёслера?

— Борман? — переспросил Скорцени и закурил; ответил не сразу и отнюдь не однозначно, не так, как о мертвом Гиммлере.

— Когда я первый раз был вызван к фюреру, Борман десять минут объяснял мне, что я могу говорить Гитлеру, а что — нет. Он просил не говорить слишком негативно о положении на фронтах, о настроении солдат, а скудном пайке, о том, что карточная система душит нацию, о том, что люди устали. Но я не внял советам Бормана. Когда я посмотрел в глаза великого фюрера германской нации, я понял, что ему нельзя лгать. И я сказал ему правду, и поэтому он любил меня.

— А Борман?

Скорцени пожал плечами:

— Поскольку он был верен фюреру, у нас всегда сохранялись добрые отношения.

— Генерал Гелен, прочитав «17 мгновений весны», заявил, что Борман был агентом НКВД, мол, Семенов это официально подтвердил...

— Гелен — идиот! Маразматик, сочиняющий небылицы! Штабная крыса, которой захотелось на старости лет покрасоваться на людях. При всех отрицательных качествах Бормана у него было громадное достоинство — он любил нашего фюрера!

Это верно. Жизнь свела Бормана и Гитлера в начале тридцатых годов, когда «великий фюрер германской нации» уничтожил свою племянницу Гели Раубаль, предварительно — шестнадцатилетнюю еще — растлив ее.

Гели Раубаль говорила близким друзьям незадолго перед гибелью: «Он — монстр, это просто невозможно представить, что он вытворяет со мною!»

Гитлер сделал цикл фотографий обнаженной Гели, которые — даже по буржуазным законам — могли стать поводом к аресту «великого фюрера германской нации». Фотографии попали в руки одного мюнхенского жучка.

Борман выкупил этот компрометирующий материал за огромную сумму: партийная касса НСДАП находилась в его ведении, он был бесконтролен во всех финансовых операциях.

Он доказал свою преданность «движению» еще в начале двадцатых годов, убив учителя Вальтера Кадова, обвинив его перед этим в измене делу арийской расы; он доказал свою умелость, заявив на суде: «Где есть хоть один подписанный мною документ? Где зафиксировано хотя бы одно мое слово? Я действительно обвинил Кадова в том, что он продался большевикам, но я не имел никакого дела с оружием и с самим актом убийства».

Борман получил год тюрьмы с зачетом предварительного заключения. Тот, кто убил, — преданный ему исполнитель Рудольф Франц Гесс, — схлопотал десять лет строгого режима. Но он ни словом не обмолвился на процессе о том, кто был истинным организатором казни Кадова. (Борман никогда ничего не забывал. За этот «подвиг» Адольф Франц Гесс был назначен комендантом концлагеря Освенцим, уничтожил там миллионы людей, скрылся после нашей победы в Западной Германии, был схвачен, опознан, судим, приговорен к казни, повешен.)

Борман сделал карьеру, женившись на Герде Буш, дочери шефа ПКК — Партийной контрольной комиссии НСДАП Вальтера Буша. Сына, родившегося в 1930 году, он назвал Адольфом. Герда родила ему десять детей. Она писала: «Славяне будут в этом мире рабами арийцев, а евреи — это животные, не имеющие права на существование».

После женитьбы Борман стал руководителем «фонда НСДАП». Нужно было создавать цепь тех, кто отвечал бы за поступления в нацистскую партию.

Эта цель оказалась той схемой, которая — после прихода Гитлера к власти — привела Бормана к незримому могуществу: вся Германия была разделена на 41 округ, во главе которого стоял гауляйтер — полный хозяин всех и вся; в свою очередь, округа были разделены на 606 районов, во главе которых были поставлены «край-сляйтеры»; районы делились на 28 376 «подрайонов», те — на городские участки, — их было 89 376, а уже эти городские участки разделялись на «домовые блоки», во главе которого стоял «блокляйтер», и было этих блокляйтеров в ведении Бормана более пятисот тысяч душ.

Так вот, когда надо было вывести Гитлера из скандала, вызванного убийством Гели Раубаль (ее убили из револьвера фюрера — это было доказано), дело взял на себя Борман. Он пригласил полицейского инспектора мюнхенской «крими» Генриха Мюллера и попросил его «урегулировать» скандал. Тогда еще, в 1931-м, он не мог приказывать будущему «папе-гестапо» Мюллеру, тогда он мог просить инспектора Мюллера и просьбу свою хорошо оплачивать.

Мюллер выяснил, что убийство состоялось после того, как Гели сказала Бригите Гитлер, жене двоюродного брата фюрера Алойза, что она беременна от артиста, который хочет на ней жениться. Судя по всему, она сказала и Гитлеру, что хочет уехать в Вену; ее номер в отеле был похож на поле битвы.

Никто, впрочем, ничего не слышал: Гели убили в те часы, когда в Мюнхене было безумство — народ праздновал «Октоберфест», шумную и веселую ярмарку. Что послужило причиной убийства: ее желание уехать или психический кризис Гитлера? Никто ничего не знает — знает Борман, один Борман.

Впрочем, ходили слухи, что Гели была убита не столько потому, что собиралась уйти к другому — легче было убить того, к кому она собиралась уйти. Перед самоубийством актриса Рене Мюллер рассказала режиссеру Цайслеру историю своего «романа» с Гитлером.

Когда она пришла к нему в рейхсканцелярию и они остались одни, «великий фюрер германской нации» начал просить Реген избивать его, топтать ногами, писать на него — шизофреническая импотенция.

Личный доктор фюрера Моррел — после того как бесноватый сдох — свидетельствовал, что он давал ему в день огромное количество наркотиков: немецким народом правил сумасшедший — что может быть страшнее в век машинной техники?!

Скорцени, впрочем, поправил меня:

— Фюрер принимал сорок пять таблеток в день — он сам называл мне точную цифру.

— Что это были за таблетки? Наркотики?

— Желудочные лекарства. Фюрер был больным человеком, он сжигал себя во имя нации. Он не ел даже рыбы — у него был поврежден пищевод во время газовой атаки на Западном фронте в 1918 году.

(О Гитлере он говорил охотно и с любовью. Он молчал лишь об одном человеке — о Бормане. Он говорил о нем односложно и скупо. Кроме «верности» Бормана своему хозяину — никаких подробностей. Страх? Осторожность? Приказ молчать?)

Брат Гели, Лео, обвинил Гитлера в предумышленном убийстве. Но он жил в Вене, а Вена тогда была столицей Австрии. Он обратился с просьбой к канцлеру Австрии Дольфусу провести расследование, поскольку Гели Раубаль была австрийской подданной. Дольфус согласился.