Мы не имели бомбы, но мы ее и не хотели. Мы боролись против бомбы. Нас не поддержали; в честности нашей борьбы усомнились: дескать, потому и возражаете, что не имеете. Мы сделали свою бомбу. А борьбу не прекратили. Не мы начали, но мы предполагаем остановиться. Разве не то же самое происходит нынче?

Нас втягивают в качественно новый этап гонки вооружений. Мы не заинтересованы в этом. Мы возражаем и снова предлагаем остановиться. История преподает свои уроки для того, чтобы их усваивали, для того, чтобы на них учились. Забывать их — недальновидно.

— Роман «Экспансия» заканчивается тем, что Штирлиц уезжа- ет в Латинскую Америку...

— Роман «Экспансия» не заканчивается. Опубликована только первая книга романа. Готовится к печати вторая. Будет и третья.

«Экспансия» — новая серия романов о послевоенном мире. Поэтому ощущения, будто первая книга — долгая экспозиция, в общем-то верны. Вначале надо показать узел. Затем — как он распутается.

— Тем более что перед читателем узел-то совершенно новый, о котором мы раньше мало что знали.

— Именно так. Мое приближение к теме «послевоенной нацистской атомной бомбы» произошло в начале семидесятых, когда я делал «Бомбу для председателя», потом в Мадриде, когда встретился и несколько часов проговорил с Отто Скорцени. Кое о чем я смог написать сразу — в «Схватке», в «Лицом к лицу». Иное требовало времени, дальнейшего изучения.

Как вице-президент советского общества дружбы «СССР—Аргентина» я часто бываю в этой стране. Там у меня много друзей, единомышленников.

Они-то и помогли разыскать материалы: книги, ксероксы статей и документов — о том, как в 1946—1951 гг. правительство Хуана Доминго Перона, пригревшее многих нацистов, санкционировало и финансировало работу по созданию атомной бомбы.

Кстати, не только Перон, но Стресснер имел к этому отношение. Действие второй книги романа происходит в Аргентине и Парагвае...

— В Аргентине вы были, а в Парагвае?

— И там побывал. Полтора года назад, когда ездил по Латинской Америке специальным корреспондентом «Известий». О чем и рассказал в своих репортажах. Я убежден: обстоятельства писатель выдумывать может, характеры героев — должен, а вот обстановку, детали — ни в коем случае.

Кто-то из великих сказал однажды: «Литература — это детали». Если литератор хочет, чтобы ему поверили — а иначе зачем писать? — то должен быть максимально точен.

Для этого и езжу по миру. Пять месяцев езжу, семь—пишу, по двенадцать — четырнадцать часов в день.

— Каторга?

— Сладкая... Я, наверное, ничего другого не умею. Надо работать. Литература — это работа. Писатель существует в книгах. А не в болтовне.

— Я застал вас на чемоданах. Снова в дорогу?

— В Афганистан. Затем — Китай, Никарагуа... Но вот что хочу сказать: нынче, уезжая, загибаю пальцы — когда возвращусь назад, домой. Такое время настало, время коренных изменений в Отечестве.

Прекрасное время! Время работы. Время соединения всех усилий во имя Родины. Время, как точно сказал недавно на страницах «Правды» Андрей Вознесенский, «интенсификации совести»!

«СЕМЕНОВ: СТАВКА НА ПРАВДУ»

«Новая Испания», Испания, Хихон, Бланка Альвареc

1 июля 1988 года

Вчера, на открытии «Черной недели», Семенов говорил, что Хихон станет мировой столицей литературы, говорил по-испански, напирая на букву «р», как человек, влюбленный в Испанию.

«Я приехал в Испанию в 1971 году туристом. Никто в это не верил, все думали, что я собираюсь просить политического убежища, а я говорил: “Я патриот России, который приехал для того, чтобы познакомиться с вашей страной, как человек, в нее влюбленный”».

— Откуда такая страсть к Испании?

— Испания — это страсть моего поколения. Я родился в 1932-м. Мы переживали ваше поражение в гражданской войне как собственное поражение, мы приютили ваших детей... мы любим вашу культуру.

— Говорят, что Испания и Советский Союз имеют «параллельно трагические души»

— Я думаю, что это так. Есть множество вещей, которые нас сближают. Знаете что? В 1971 году я предсказал, что Эль Ниньо де ля Капеа будет самым великим тореадором, и не ошибся.

Он смеется, улыбается и сердится, когда не понимает вопроса. «Вы, испанцы, говорите так быстро».

— Как вам все это мероприятие, организованное городом в честь встречи с Вами?

— О, просто замечательно.

«Литература — это правда»

Он раскрывает объятия своей бескрайней человечности, пьет кофе, хотя в эти дни у него побаливает сердце.

— Что вы думаете о людях, которые помещают «черный жанр» ниже всей остальной литературы?

— Что они — снобы. Речь идет об очень плохо подготовленных критиках.

— В Советском Союзе, до весьма недавнего времени, жанр, в котором вы творили более тридцати лет, считался буржуазным.

— Трудно ответить, почему. Это была литература правды, в которой говорилось о преступлениях, злоупотреблениях, организованной преступности. Говорили, что это антикоммунистическая литература. Писать в жанре «черной» литературы стало возможным только двадцать лет назад.

«Защитник перестройки»