Встретились мы в ресторане, и Юлиан очень подробно расспрашивал Бородина о жизни во Франции.
Тот, помимо прочего, упомянул
о своей жене Татьяне, которая была там вместе с ним и, когда ждала
ребенка, страшно волновалась: «Ведь я же буду кричать по-русски!»
Я те слова пропустил мимо ушей, а когда увидел в фильме сцену, где
Кэт разговаривает об этом с мужем и Штирлицем, просто ахнул: «Вот
это настоящее писательское! То, что Толстой умел делать, —
тщательно собирать детали и потом удачно и к месту их ис-
пользовать».
Помимо Бородина Юлиан встретился тогда со многими нелега-
лами, оттого и роман получился замечательный, а образ Штирлица —
сочный и живой.
Прототипа у него, как известно, не было, образ этот
— собирательный, но, на мой взгляд, наиболее близок к нему
Коротков, действительно работавший во время войны в Германии.
То,
что и сейчас фильм регулярно показывают, — закономерно, ведь
каждому новому поколению хочется посмотреть на Штирлица.
Я одним из первых узнал о некрасивой истории с награждением
участников фильма. У меня были хорошие отношения с помощником
Брежнева — Агентовым, очень умным человеком, этакой ходячей
энциклопедией, он-то мне и рассказал, что Брежнев на даче любил по
вечерам с внучкой Витусей смотреть в своем кинозале хорошие
фильмы.
По чьей-то инициативе ему «подсунули» «Семнадцать мгновений весны».
Досмотрев фильм до середины, Брежнев вызвал помощников:
— Почему раньше его не видел?! Почему никто не доложил мне
об этой истории?
Те стали оправдываться. Досмотрев до конца, Брежнев вызвал
помощника Александрова и велел подготовить список к награждению
участников фильма.
Тот его быстренько составил и услужливо
представил Брежневу на подпись. Брежнев подписал: тому орден,
этой орден и т.д. Юлиана в списке не было. Я зашел к Александрову
и говорю:
— Как же так получается, исполнители награждены, а автора
романа и сценария оставили в стороне?
Александров нехотя признал, что это — упущение, но менять
что-либо отказался.
— Пойми, у нас есть свои правила игры. Если мы сейчас пойдем
и скажем, что мы забыли Семенова, значит аппарат не сработал. А аппарат не любит,
когда выясняется, что что-то не сработало.
Так и остался Юлиан без награды...
Прошло несколько лет после нашей первой встречи (мы с ним в
это время не виделись), и наступил момент, когда наша контрразведка нащупала шпиона «Огородника».
Долго за ним ходили, а когда
убедились в правильности наших предположений, я на свой страх и
риск позвонил Юлиану. Увиделись мы с ним в ресторане «Узбекистан», что недалеко от Лубянки,
и я рассказал ему всю историю.
Юлиан моментально загорелся об этом написать. Андропов, который
к нему прекрасно относился, сразу дал добро. Через несколько дней
Юлиан зашел ко мне в Комитет. Я подготовил три тома дела и
говорю:
— Вот, посмотри, а я отойду в столовую.
Прихожу через сорок минут. Его нет. Спрашиваю секретаря:
— Зина, а где же Семенов?
— Сказал, что все прочел, и ушел.
Я опешил — мы три года писали, а он за сорок минут прочел?!
При следующей встрече Юлиан мне объяснил:
— Документы я просмотрел, но мне легче выдумать, чем следовать за всеми этими «подслушками» и «наружками».
Автор — хозяин положения.
Через три недели вернулся ко мне в кабинет, положил на стол
объемную папку и спросил:
— Где тут телефон Андропова?
Я показал. Юлиан решительно снял трубку, его сразу соединили, и
я услышал знакомый голос (кремлевка очень хорошо была слышна):
— Андропов слушает.
— Юрий Владимирович, Семенов докладывает. Роман «ТАСС
уполномочен заявить» написан за 18 дней.
На том конце провода воцарилась долгая тишина, а потом Андропов спросил:
— Юлиан Семенович, так быстро — не за счет качества, я надеюсь?
А Юлиан в ответ:
— Да что вы, разве Семенов пишет плохие романы?! Будете зачитываться.
Так и началась наша с Юлианом дружба. Надо сказать, что в
контрразведке у него было только два друга — я и заместитель руководителя контрразведки Виталий Константинович Бояров.
Мы и
стали консультантами фильма «ТАСС уполномочен заявить».
Юлиан всегда был душой компании, собирал у себя на даче интереснейших людей — Ролана Быкова, Льва Дурова, Эльдара
Рязанова. Дурова невероятно ценил, говорил: «Вот гениальный актер и не
менее гениальный хозяйственник» и с гордостью показывал мне то
или иное новшество: «Это мне Левушка посоветовал сделать. И это
тоже».
Юлиан был всегда настолько уверен в себе и в правильности того,
что он делает и говорит, что можно было у него этой уверенности
подзанять. Она сквозила во всем и порой носила несколько гротеск-
ный характер.
Однажды (я уже работал в ТАССе) ко мне зашел один
испанский журналист. Тут заглядывает Юлиан и сразу начинает
что-то увлеченно испанцу рассказывать.
Долго они общались, потом
Юлиан ушел, и довольный журналист обернулся ко мне:
— Какой обаятельный человек! А на каком языке он говорил?
— По-моему, по-испански.
— Да неужели?!
Эта вера Юлиана в то, что все делает правильно, очень ему помогала. Да он, кстати говоря, и делал все правильно,
начиная от поиска Янтарной комнаты и похищенных во время войны ценностей и
вплоть до основания газеты «Совершенно секретно».