Что с маленькой зоологиней? Как
новеллы? Что с уроками труда? Олечка, ты пишешь прекрасные вещи,
я горжусь тобой. Давай издадим твои новеллы в Бонне? (Это я шучу,
конечно, важнее издаться дома.) Что с КЮБЗОМ?
Ты уже действительный
член или все готовишься, раздувая ноздряшки от напряжения?
Пожалуйста, пришли мне, во-первых, все твои новые произведения и, во-вторых,
напиши большое подробное письмо про свои дела,
про Кайфа **, про хомяка, про псов. Жду.
Дунечка, красавец мой. Первое: как дела в мастерской? Только
без мазохизма — правду. Отстраненную, как обратная сторона зеркала.
Второе: что с личной жизнью? Отпиши — посоветую ведь. Как
твои культуртрегерские дела? Отведи своих охломонов к
Спесивце-ву. Дай ему мой адрес и пусть напишет, чертенок.
Было бы славно, если бы ты могла приехать вместе с Ольгой —
пораньше, а? Я очень боюсь брать сюда Багалю — действительно,
давление страшное, не погубить бы старушку.
Позвони, Кузя, к Боре Григорьеву. Клебанову в этом верить трудно,
старик субъективен — спроси Борьку, как дела с актерами на
Петровке и Огарева. Позвони к Игорю Влад. Шатрову, дай мой адрес,
спроси про актеров. Пожалуйста. Пусть напишет. Боря Григорьев
тоже.
Теперь по поводу дачи. По размышлении здравом, я думаю застопорить
Татьяну Васильевну. Пожалуйста, вызови женщину, которая понравилась
Олечке, — она живет у Белаш, нашей дачницы.
Тат. Васильевна — я вспоминаю прошлое лето — будет заниматься
собаками, а не мною и дачей. Потом ее постоянные страхи — не
надо, право. Или уж погодите меня, во всяком случае. Осенью она
снова уйдет к Роммам, а мне снова ищи женщину, — сие — невозможно.
Все время вспоминаю Лилипута *** — чем дальше, тем больше вспоминаю,
как он кричал врачам: «Сделайте же что-нибудь! Мне надо
закончить картину!»
Думаю, наберу множество материалов к новому циклу —
«Пресс-центр» и «Террорист». Влезаю винтом в проблематику.
Это ставит под сомнение окончание — на этом этапе — цикла о
ФЭДе.
Ладно, это я снова о своем.
Дунчик, прошу тебя всячески поддерживать окочкины литературно-зоологические начинания, я очень
в них верю. Очень. Олечка
должна понять, что уверенность в успехе — не есть самоуверенность
вовсе.
Передержка временем, желание довести до ультрасовершенства
— хороша лишь отчасти, в вашем нынешнем положении, в
любом ином — она, эта передержка, — может быть трагичной.
В творчестве
категория риска так же необходима, как и кровавое
исхождение над темой. Но не автору решать, не автору!
Это относится и к тебе, старший кузовок, а от тебя это должно
идти к Окочке. Когда Стейнбек приехал в Москву, он в «Юности»
обратился к тогда еще молодым писателям: «Ну-ка, покажите ваши
зубы, волчата!»
Художник обязан состояться в 16—20 лет! Это — точно. Потом
— двадцать лет сытного, обжорного творчества, а потом,
коли Бог даст, — новое переосмысление себя, всего тобою сделанного,
и, если силы остались, — новый этап творчества.
Бога ради
только не вздумайте позволить кому бы то ни было трактовать сытность
творчества пошло, не по-моему.
Сытность эта кровавая — и
когда творишь, и когда заставляешь себя бесстрашно показывать свою
работу другим. Вот к этому бесстрашию я и призываю Окочку. А ты,
Дуняша, должна чувствовать ее локоть.
Мама права: пусть Олечка
утвердится в школе как первая литераторша-сочинительница, это верно, но только,
пожалуйста, постоянная работа дома — для себя. Вернее — и для себя.
Ладно, записался я. Уже полночь, а завтра будет звонить
«Лите-ратурка», а потом, после того как отдиктуюсь, надо ехать по
поводу янтаря, а потом в библиотеку Бундестага.
Да, кстати, сегодня первый день пришла ко мне секретарь: девочка Эрика,
16 лет, ученица 9-го класса, нашел ее мне один славный
немец.
Приехала как три года с родителями из Риги. Мечтает учиться на
секретаря. Все-таки немцы — особая нация. Я объяснил девочке
(очень, кстати, похожа на молодую Багалю), как и что надобно делать
с газетами. Она приехала за полтора часа, просидела у меня с 9 до
13.30 и сделала вырезки из 70 газет, разложив все по «мапам» —
слова уже путает, «папка» у нее «мапа».
Смешно говорит: «немцы
масла не едят, нур мандарины, берегут фигуру алле цайт». А сама —
немка. Славная девочка. Умение организованно работать — врожденное
у них. Порядок навела за день, какое там, за полдня — невероятный.
Это, видно, не наработаешь в себе, это — черта национального
характера. Хотя Чернышевский утверждал: «Будет говорить об особенностях
национального характера, уберите причину болезни сначала, а потом уж рассуждайте!»
Хотя, кто знает, — я, вспоминая себя
молодым, все же должен констатировать полнейшее разгильдяйство.
Но — с другой стороны, я себя отдрессировал творчеством, ответствен-
ностью — за вас. А как объяснить эту набрасываемость на
работу у этой девочки?
Потом напишу еще об очень интересном — как немцы объясняют
тебе дорогу в городе, когда ищешь улицу, это — фантастика, в этом —
тоже нация.
Целую вас, мои золотые доченьки, кланяйтесь низко
маме, позвоните Багале и всем моим режиссерам. Да, пусть Клебанов
позвонит в Ригу, Кубланову, главному редактору Студии и даст мой
телефон, а тот немедленно пущай отзвонит, как дела с «Испанским
вариантом».
Старый Лыс **** — Юлиан Семенов.
* «Кузовочками», «кузьмами» или «кузьмиными» Юлиан Семенов шут-
ливо называл дочек.
** Попугай.
*** Лилипутом Юлиан Семенов называл Р.Л. Кармена, одного из лучших
своих друзей, незадолго до того скончавшегося.
