Эта поэма заставляет участников событий вновь остро пережить пережитое, а их детей и внуков — приобщиться к нему, как к святыне, к зову на подвиг во имя Родины.

Написанная в самые тяжкие и трагические дни Сталинградской битвы, поэма Александра Яшина «Город гнева» несет в себе учащенное, порывистое дыхание того времени. Ее строки рождались не в творческих поисках за письменным столом, а в огне и крови; они ложились на листки прихваченной в редакции «Сталинградской правды» газетной бумаги, как солдатская цепь, идущая в бой; их спешно диктовали любовь и ненависть, отвага и гнев народные.

Александр Яшин, сызмальства впитавший в себя, как материнское молоко, поэзию своего песенного Вологодского края, очень рано начал слагать стихи, стихи не о прочитанном и услышанном, как это обычно бывает в детстве, а об окружающей его жизни, о людях, которые рядом— с их заботами и хлопотами, радостями и печалями. «Близкое, житейское» навсегда завладело его творчеством. И, естественно, что поэт в первые же дни сталинградских событий, еще у самых истоков великой битвы и победы на Волге, откликнулся на них произведением, которое создавалось, как оперативный репортаж, где каждая деталь — исторический факт, в своем подлинном, ничем не приукрашенном виде.

Но вместе с тем «Город гнева» — подлинно художественное произведение социалистического реализма. В нем действительность и человеческие характеры предстают во всей своей типичности, жизненной правде; в своем революционном развитии, что позволило поэту пророчески опередить время, еще тогда, в августовские и сентябрьские дни 1942 года, увидеть свет нашей победы.

В поэме «весомо и зримо» ощущается единство личности и общества, проявленное всенародно в смертельной схватке с врагом, когда каждый может стать и становится героем.

Не случайно герои поэмы не имеют прототипов, типизированных фантазией и домыслом автора. Каждый из них вошел в поэму прямо из сражающихся домов и улиц Сталинграда; вошел таким, каков был — во всей своей истинной красоте человеческого мужества и отваги; верности Отчизне и беззаветного служения ей.

Они — названные и безымянные герои — шли рядом с поэтом, вместе с ним, делами своими создавая песнь о «городе гнева», который еще так недавно впервые открылся поэту романтикой трудовых буден, весенними голосами Волги.

Начало Великой Отечественной войны совпало для Александра Яшина с окончанием Литературного института. В тот год, по весне, он впервые приехал в Сталинград, на Волгу, которая поразила и пленила его простором и величием своих вешних вод:

Как ни тревожно было в ту пору в мире, уже охваченном кровавым разгулом фашизма, солнце, Волга, молодость наполняли нас оптимизмом.

Не думалось, что скупой на слово, внешне даже замкнутый, но невольно располагающий к себе искренней красноречивой улыбкой, озаренной светом добра и человечности, Саша Яшин вскоре встретится мне здесь в ладно сидящей на его широкой в кости фигуре морской форме с нашивками политрука, Саша Яшин, уже обстрелянный в боях. Не за стихами, как совсем недавно, — воевать на кораблях Волжской флотилии, приехал он в полюбившийся ему город на Волге, которая уж не плескалась задумчиво и ласково, а кипела в неистовстве и гневе; а город уже не казался, а поистине был «соединением линкоров», ведущих огонь по врагу.

«Я был, — писал о себе впоследствии Александр Яшин, — очевидцем величавой, легендарной стойкости советских богатырей, переломивших под Сталинградом хребет врагу человечества — фашизму».

Нет, он был не просто очевидцем, а участником Сталинградской битвы, ее солдатом, сражающимся и штыком, и пером, чьи стихи, и прежде всего поэма «Город гнева», выразительно являли собой изумительное духовное богатство советских людей, у которых и в грохоте пушек не молчали музы. В вулканическом, ни на минуту не затухающем пламени битвы рождались и «В окопах Сталинграда» Виктора Некрасова, и «Дни и ночи» Константина Симонова, и «Сталинградцы» Юлия Чепурина. Каждодневно с газетных и журнальных страниц в окопы шли проникновенные произведения все новых и новых авторов, находя поистине поэтический отклик читателей в серых шинелях.

Помню, как на марше идущие из Заволжья к переправе бойцы жадно читали, передавая по рядам, «Сталинградскую правду» с опубликованной в ней поэмой «Город гнева», свидетельствующей, что героический Сталинград живет, борется и победит. Стихи отзывались в солдатских душах приказом стоять насмерть:

Потом эти выражающие волю народную строки обретут несокрушимую материальную силу в солдатской клятве защитников героического города:

— За Волгой для нас земли нет!

Клятвой на будущее звучали прозорливые строки:

Александр Яшин был участником и этой — второй, уже мирной, битвы за Сталинград. Неслучайно в своей, предельно лаконичной автобиографии, где упоминается лишь о самых важных вехах в жизни поэта, он вслед за словами о разгроме фашистских полчищ под Сталинградом сказал:

«В 1952 году я был очевидцем великого народного торжества, когда слились воды Волги и Дона…»

Имя Александра Яшина навсегда вписано в Сталинградское братство, братство людей, сцементированное солдатской кровью и рабочим потом.

И вот теперь, спустя три десятилетия, в своем первозданном виде, как воинские приказы, как сводки Информбюро, поэма Александра Яшина «Город гнева» вновь возвращается к читателям.

Думается, что Александр Яковлевич не случайно за все мирные годы не прикасался, как автор и редактор, к этой, конечно же, очень дорогой для него, поэме, с тем, чтобы по ее канве создать более широкое, художественно более совершенное полотно. Тогда неизбежно нарушилась бы атмосфера документальной достоверности произведения; утратилось бы такое ощущение событий, будто на страницах «Города гнева» они остановились во времени и продолжают жить, не как седеющее историческое прошлое, а как навеки неотъемлемая часть современности, солнечная радость и торжество которой немыслимы без радости и торжества нашей победы над фашизмом.

Н. Мизин