Литмир - Электронная Библиотека
A
A

— Надо было пойти на его условия, — горевал я.

Маркофьев так не думал.

— Ведь знаем же мы, что из двух зол надо выбирать большее, иначе оно само тебя выберет, — сказал он.

Мы снова увиделись с Максимом и предложили ему все же подмахнуть трудовое соглашение, обещая-таки разыскать фарфоровую статуэтку балерины на пуантах и с пуделем, об этой скульптурной композиции он грезил с детства. Неожиданно Новомужев уперся.

— Я больше заработаю на разоблачении ваших нечистых рыл, — сказал он. — Мне за это больше дадут. Кроме того, — зашелся в ярости он, — любая передача критической направленности поднимает мой рейтинг. Я не могу этого не учитывать. Вы — идеальные фигуры для обливания грязью…

ПРЕСС-СЕКРЕТАРЬ (продолжение)

Следующим претендентом на пост пиарщика мог сделаться телеведущий — Евгений Пидоренко. Увы, он оказался ангажирован крупным медиа-магнатом Промотыгиным и не имел права разрывать с ним контракт до истечения срока, который определял этот монополист. Пидоренко искренне сожалел, что вынужден нам отказать, но намекнул, что коллекционирует вина, и в его подвале, где чуткие приборы поддерживают постоянный температурный режим, не хватает двух бутылок бургундского — розлива 1901 и 1903 годов, в то время как распроданный по минутам (на пять лет вперед) хронометраж телепередач реально подвергнуть небольшой коррекции. Евгений даже поделился планом: кого и когда (правда, в зависимости от согласованной с шефом позиции) будет превозносить или хаять. Бургундского у нас с собой не было, зато в портфеле Овцехуева случайно нашелся портвейн "Золотая осень" выпуска 2002 года. Увидев редкую этикетку завода подмосковных вин, Пидоренко расцвел и препроводил нас в секретный бункер, здесь хранились досье практически на всех действующих политиков и бизнесменов. Ради любопытства Маркофьев попросил свое и, после откушанной из пластмассового стаканчика за знакомство амброзии, получил в руки толстенную папку с содержащимися в ней сведениями о ста двадцати семи женах, с которыми был зарегистрирован официально, семиста сорока четырех особах, с которыми в браке не состоял, об одной тысяче шестисот одном своем ребенке и трехстах тридцати двух объектах недвижимости — в России и за рубежом.

— Учись, — сказал он после пролистывания бумаг детективу Марине. — Вот как надо работать!

ПРЕСС-СЕКРЕТАРЬ (окончание)

В итоге вспомнили про Ивана Грозного, которого все мы, а, главное, Маркофьев хорошо знали еще по прежней жизни, запечатленной мною в "Учебнике Жизни для Дураков". В самом деле, Иван был оптимальной фигурой: известным газетчиком и в доску своим выпивохой. Стали ему звонить… Но заматеревший медведь пера даже не захотел с нами общаться, а лишь передал через своего референта, что очень занят. Нам этот референт многозначительно намекнул:

— Много вас таких, а Иван один. Вы еще услышите об Иване Грозном… Ищите для решения своих мелких задач другую звезду журналистики…

Пришлось проявить настойчивость. В конце концов яркий публицист, создатель клубов знакомств вышедших втираж холостяков и девушек, которым за сорок, (я помнил еще по молодежным телепередачам, где он, в ковбоечке и джинсах, пел под гитару) — назначил нам с Маркофьевым встречу в отеле "Балчуг Кемписки", в зале "Владимир 2". Вряд ли я бы узнал Ивана, если бы случайно встретил на улице или в холле того же "Балчуга". Теперь это был солидный господин, крупный общественный деятель — носивший длинное кашемировое пальто и дымчатые очки с золотой оправой, усталость сквозила в каждом его движении. Беседуя с нами, он, правда, с гораздо большей авторитетностью, чем раньше, изрекал те же истины, которые я слышал от него лет двадцать назад: об опасности наступления мафии, о разъедающей общество коррупции… При этом он то и дело поглядывал на инкрустированные драгоценными камнями платиновые наручные часы, словно дополнительно давал понять, что во-первых, страшно занят, а, во-вторых, борьбу с вредными явлениями нельзя откладывать ни на минуту.

— Лев готовится к прыжку, — то и дело повторял он.

— Какой Лев? Это имя? — не выдержав, шепотом спросил я у Маркофьева.

— Нет. Это образ, — объяснил он. — Лев — это и есть мафия.

После того, как Грозный и Маркофьев обменялись программными заявлениями и обозначили намерения, пламенный публицист выдал нам под расписку приглашения на гражданский форум, где вечером должен был выступать.

Поиграв пару часов на бильярде в ближайшей диетической столовой и так скоротав время, мы поехали в кремлевский Дворец и снова слушали раздававшиеся с трибуны призывы неугомонного смельчака:

— Нельзя допустить, чтобы лев прыгнул! Я, как журналист и интеллигент, уполномоченный многими миллионами интеллигентов, кстати, с двумя яркими представителями этой прослойки я встречался сегодня в отеле "Балчуг-Кемпински" и они просили передать вам, что поддерживают мою позицию, не допущу прыжков льва, каким бы могущественным он ни казался…

В переполненном зале хлопали и выкрикивали слова поддержки.

— Почему он называет себя журналистом, если давно ничего не пишет? — спросил я. — Я, во всяком случае, давно ничего им сочиненного не читал… Почему говорит от имени многих?

— Так ему удобнее, — сказал Маркофьев. — Сохранять имидж творческого человека. Люди ведь как животные — мимикрируют и реагируют на разные цвета по-разному, а потому, умные, перекрашиваясь, выбирают оттенки, которые надежнее оберегают…

В заключении зажигательной речи Грозному принесли гитару и он объявил, что хочет спеть — как в прежние застойные времена, когда у него на кухне собирались друзья-диссиденты. Давая тем самым понять, что нисколько с тех пор не изменился.

Движения его пальцев и губ мало совпадали с льющимися в зал звуками, и я понял: запустили фонограмму.

С гражданского форума я уходил подавленный и смутно раздраженный, Маркофьев же потирал руки.

— Это то, что нам нужно, — повторял он. — Иван сохранил имидж неподкупного борца, бессребреника, рубахи-парня… Именно он будет моим пресс-секретарем! Пойдем быстрей, — поторопил меня Маркофьев. — У нас всего пятнадцать минут. Этот гранд гласности назначил нам аудиенцию в принадлежащем его жене ресторане…

Ровно через четверть часа Грозный вылезал из своего "Доджа Стратуса" — в лакированных коричневых ботинках и фраке.

— Ну, как вечерок? — спросил он, подмигивая. — Удачно я придумал с гитарой? Под занавес? Все тащились от моего вокала…

— Врет, — шепнул мне Маркофьев. — Сам он ничего придумать не может. Имиджмейкер ему все выстроил и подсказал.

— У него есть имиджмейкер? — изумился я. — Что ж он ему не подскажет, что нельзя носить коричневые ботинки и черный костюм…

— Да это специально, — сказал Маркофьев. — Чтобы все видели, как бедняга неприспособлен к жизни, как тягостен ему официальный наряд.

— А часы? Платиновые? С инкрустацией? Они же стоят не меньше миллиона…

— А это опознавательный знак для мафии… Чтоб секли, что он свой и не принимали его слова об искоренении коррупции всерьез…

— Но если у него есть имиджмейкер, на кой хрен он пойдет к тебе в пресс-секретари!

— Дурак ты дурак! — сказал Маркофьев. — Есть отношения, которые с годами только крепнут… И усугубляются.

— Дружба? Любовь? — догадался я.

— Любовь, — сказал Маркофьев. — К деньгам.

ИНЕРЦИЯ

Вечером Маркофьев вновь меня просвещал.

— Люди живут ИНЕРЦИОННО, — говорил он. — И во многом напоминают стаю попугаев. Уж если затвердят что-нибудь, то на всю жизнь. И так и будут повторять. Этот имярек — честный и порядочный… Хотя он только начинал как достойный человек, а потом скурвился и насовершал миллионы подлостей… Этот — талантливый… Хотя он давно ничего не может создать, пропил и разменял свой дар, гонит халтуру… Но туполобые обыватели будут продолжать твердить то, что запомнили… Раз и навсегда…

Он прибавлял:

— Люди всегда идут по пути наименьшего сопротивления. Чем объяснить успех и популярность эстрадных и кинозвезд, как не тем, что журналистам проще обсасывать уже известные фигуры, обращаться к тем, кто на виду и примелькался, кого все знают в лицо, — чем отыскивать и открывать новые величины! Хватают с поверхности, так поступают все в этой жизни… Так удобнее…

86
{"b":"139742","o":1}