Вывод. Конечно, я был неправильно воспитан. Если бы я поехал на переговоры с Лондонским клубом, с банкирами, которым Россия сплошь должна (и сколько должна!) я бы считал нужным выглядеть печальным, подавленным, хотя бы — сдержанно строгим. Что соответствовало бы прискорбию момента и грозящим моей родине санкциям. А надо источать и расточать лучезарные улыбки и оптимизм. Ибо и для банкиров это тоже повод встретиться, пообедать вместе, за общим столом, покалякать…

Контрольный вопрос. Лучше было бы если бы на этих переговорах представитель России являлся в поношенных костюмах и стоптанных ботинках? Ночевал в третьеразрядных притонах и питался в привокзальных закусочных? Кому было бы лучше? Ему? Вам? О себе лучше думайте, где вам поесть!

— Наша пространственная необъятность, — широко разводил руки в стороны Маркофьев, — побуждает к размаху во всем. — И прибавлял. — Да, жаждется удали, безудержности… А в маленьком государстве, как и в маленькой квартирке, — он сдвигал ладони почти вплотную, — все вещи на виду и учтены. Проинвентаризированны. Спору нет, вольготней рассупониваться неподотчетно. На необозримых просторах. Где не то, что кошелек украсть, а опустошить целое месторождение и пустить его на распыл ничего не стоит… В маленьких государствах каждый человек на виду. Все друг друга знают. Поэтому труднее вымогать взятки, самодурствовать, воровать… Иное дело, если город, где я обитаю, омывают все новые волны приезжих. Которых я не знаю и которые меня больше никогда не увидят…

Он говорил:

— Будем честны: ВСЕ СТРЕМЯТСЯ ПРОЖИТЬ ЗА ЧУЖОЙ СЧЕТ. Каждый старается устроиться так, чтобы за него заплатил в ресторане сотрапезник, чтобы за него выполнил работу сослуживец, чтобы за него пропылесосил дома другой член семьи… ДУРАК ТОТ, КТО НЕ ПЫТАЕТСЯ ПЕРЕВАЛИТЬ СВОЮ ЧАСТЬ РАСХОДОВ И ТРУДОВ НА СОСЕДА ИЛИ РОДСТВЕННИКА. Те, которые переваливают, живут легче и, естественно, дольше. Поэтому и торопятся перекладывать со своего горба на чужой. С больной головы на здоровую. И, тем более, со здоровой (то есть умной) — на больную (то есть дебильную).

Люди делятся на тех, которые везут и тех, которые пользуются тягловым средством, т. е. погоняют и грузят. ПРОБИВШИСЬ НАВЕРХ, К ВЛАСТИ, ВЫ АВТОМАТИЧЕСКИ ВЫСКАЛЬЗЫВАЕТЕ ИЗ-ПОД ПОТЕНЦИАЛЬНЫХ НАЕЗДНИКОВ И ПОЛУЧАЕТЕ НЕКОНТРОЛИРУЕМУЮ ВОЗМОЖНОСТЬ НАВЬЮЧИВАТЬ НИЖЕСТОЯЩИХ КАК ОБЩЕСТВЕННО ПОЛЕЗНЫМ ТРУДОМ, ТАК И ВАШИМИ ЛИЧНЫМИ ЗАДАНИЯМИ. То есть естественно и на законных основаниях начинаете жить на чужой счет, дураки же, платя налоги и расшибаясь в лепешку при выполнении ваших поручений, обеспечивают малейшую вашу прихоть и каприз.

Домашнее задание. Попробуйте возразить и оспорить вышеприведенную сентенцию.

Маркофьев вздыхал:

— Так и начинаются революции… С недовольства бесправных низов чрезмерной наглостью и роскошеством жизни зажравшихся верхов. Странно, что верха этого не понимают… А низы не станут долго размышлять. Им это просто не дано.

— Иногда мне кажется, — говорил он, — что мы присутствуем на вечном гипнотическом сеансе. О котором уже не раз читали в книгах и который видели на театральных сценах и киноэкранах. Но действующие лица, завороженные магией фокусника, позабыли обо всем, что знают, и в точности повторяют ошибки предшественников. Ведь именно так начиналась заваруха в начале прошлого века. Именно так собачились между собой высокопоставленные чиновники, не желая замечать ничего из творившегося вокруг и в пылу полемики прозевавшие не только будущее России, но и своих жизней. Угробившие судьбы близких.

Он хватался за голову:

— С некоторым почти мистическим ужасом мы видим, что в России ничто не меняется. Те же угодливые прихлебаи из околовластной и журналистской челяди, те же верноподданические попытки расшибить лоб во исполнение еще не отданной, а только витающей в воздухе директивы, те же ненаказуемые и неистебимые воры-чиновники и бескрайняя нужда и дикость мечущихся меж посвистывающим кнутом и иллюзорным пряником масс…

И подытоживал:

— Да, в жизни все решают деньги, количество стволов, которые находятся в твоем распоряжении, и готовность драться за ареал обитания. Красивые разговоры о борьбе за правое дело и равенство хороши для книг и Организации Объединенных Наций… На которую все давно плюют.

Но он хотел, упрямо хотел вернуться на родную, истерзанную несправедливостью землю. Хотя понимал: жить, существовать в тех условиях, в которые поставлены здесь люди — и даже самые достойные из них — постыдно.

Прилетая в Россию и мча из аэропорта в город, я не мог не поражаться развернувшемуся по обе стороны дороги строительству. Коттеджи росли как грибы после дождя. (Таких сравнений вы себе позволять не должны!) Однако на центральной улице я видел: трое милиционеров, посмеиваясь, курочат (другого слова не подберешь) несчастного приезжего. Просматривая его документы, они вымогали у бесправного паренька деньги. Когда я попробовал за провинциала вступиться, стражи порядка начали цепляться уже ко мне.

Меня чуть не сбила машина, выехавшая на тротуар. За рулем сидели опять-таки ухмылявшиеся постовые.

Фраза из путеводителя для иностранцев по России. "Полное бессилие — вот что всегда ощущал и ощущает человек в этой державе."

В аэропортах всего мира тележки для подвоза багажа присутствуют на прилете и отлете в тех количествах, которые удовлетворят любой спросЮ и никто не просит за них плату. В России — нонсенс, бред не извлечь выгод из трудностей ближнего. Поэтому трудности привносят или создают. Учреждают цены на прокат телег и на туалеты. Припрет — заплатишь. Все устроено так, чтобы кто-то, не желающий заняться действительно общественно-полезным трудом, мог нажиться на вашем больном сердце или преклонном возрасте, непрочном мочевом пузыре или травме, не позволяющей тяжести таскать.

Фраза из путеводителя. "Это страна, где не хватает нервов."

Да, я не собирался привыкать к тому, что на дорогах, если по трассе мчал важный государственный чин, всех неважных и негосударственных сгоняли на обочину или мариновали в пробках часами. Почему я (и другие) должны были расходовать жизнь на ожидание? Кто мог и собирался мне это время возместить?

И если бы речь шла только о времени.

Нет, дело касалось уже и принципов.

Да, я буквально изводил себя претензиями к собственному несовершенству, но столь же высокие требования предъявлял остальным. Что я мог, однако, исправить и предложить — ради улучшения ситуации? Что мой крохотный умишко мог измыслить, если Спиноза и Ларошфуко, бившиеся над теми же проблемами, так и не придумали ничего путного?

А вот Маркофьев же смог! Он твердил:

— В отношении лицедеев и лгунов, воров и преступников возможны и оправданы любые действия, любые поступки.

После очередной ночи, полной дум и сомнений, я, пришел к Маркофьеву и сказал:

— Я понял, в чем задача. После всего, что увидел и пережил… Перечувствовал и перестрадал… Я должен вступиться за обездоленных и угнетенных! Я превращу нашу страну в европейски цивилизованную державу!

Маркофьев смотрел с недоумением.

— Что имеешь в виду? — озадаченно спросил он.

— Если все эти депутаты, министры, госчиновники заботятся о себе, а не о населении, тогда… — воскликнул я.

— Что в связи с этим намерен делать?

— …я попытаюсь занять максимально высокое положение в вертикали власти! Потому что помощь обездоленным можно оказывать, лишь вписавшись в эту гребаную иерархию… Я буду сражаться…

Маркофьев сочувственно скривился. С его губ сорвалось:

— Ты хоть понимаешь, что говоришь? Неужели думаешь, те, кто хотят блага народу, идут в политику? В политику идут те, которые желают урвать побольш! Честному в политике не место! Его разжуют и выплюнут! — Он ткнул в свежий номер газеты, лежавший на столе. — Фотография переговоров… Этот, якобы проводящий демократические преобразования, ручкается с этим, припрятавшим партийные деньги… И они еще делают вид, что заботятся о ком-то! Да разве им есть дело до пенсионеров или врачей из Ужопинска? Нет, — он гордо воздел голову. — Не унижай себя!