— Пусть из ста попыток удается одна. Пусть из тысячи выгорает две или две с половиной. Все равно надо вновь и вновь пытаться. Нельзя бездействовать, — говорил Маркофьев, готовя нас к новым победам и потягивая на пляже через соломинку сок кокосового ореха.

И мы снова ездили. Иногда даже по старым явкам и адресам.

Вскоре детектив Марина (он объяснял провал своей хромотой) получил нагоняй и взыскание — ибо не выполнил ответственного поручения. Когда я узнал, в чем оно заключалось, то понял: доводить дело до конца придется мне.

Так Судьба вновь столкнула меня с Людмилой, дочкой директора завода химических удобрений, а впоследствии, как раскопал курилка, женой слинявшего за границу нефтедобытчика. (Даже с течением лет я не мог забыть, как лежал с Людмилой на колючем покрывале и ничего между нами не произошло… Маркофьев это тоже помнил.)

— Если не ты, то кто же? — сказал он мне. — Надо завершать незавершенное в те незрелые годы…

Я недолго разглядывал фотографии принадлежавшей Людмиле виллы на Мальте. Тем более, Маркофьев решил отправиться туда вместе со мной. На скорую руку была сочинена легенда, объясняющая наше появление в бывшем логове масонов: мой друг и учитель якобы должен сделать для местных фермеров сообщение о правилах посадки и выращивания манго и артишоков. Прибыв на скалистый остров, мы отправились разыскивать общий пляж — такая, увы, не насторожившая нас странность была у женщины, которую намеревались заарканить: валяться среди приехавших отдохнуть по путевкам соотечественников. Людмила первая нас заметила, узнала, бросилась навстречу. Слово за слово, мы пригласили ее в ресторан, потом — в ночной клуб, где Маркофьев сходу познакомился с юной танцовщицей-мулаткой и уже не отлипал от нее ни на секунду.

Людмила между успела пожаловаться, что на Мальте ей надоело, этот крохотный клочок суши она изъездила и исходила вдоль и поперек. Обмолвилась, что давно собирается на Сицилию, куда раз в сутки с Мальты отчаливает паром, но одной тащиться скучно, а компаньона нет, поскольку муж пропадает неизвестно где и навещает ее крайне редко. Маркофьев, слушавший нытье вполуха, подмигнул мне и, отозвав в сторону, шепнул:

— Валяй, действуй! Я дня на три исчезну…

После чего, отсыпав денег из своего кармана и вручив кредитную карточку (не забыв при этом упомянуть, что с возвращением долга я могу не торопиться), обнял мулатку и бросился с ней в зажигательную ламбаду, а затем в не менее зажигательный фокстрот.

Мой вопрос: "А как же план похищения? И последующего вымогательства?" — повис в воздухе и потонул в оглушительном реве музыки.

Я, может быть, и не рискнул бы пуститься в приключение, но Людмила, как видно, слышала обрывок нашего разговора и подхватила меня под руку с той же горячностью, с какой тащила в постель много лет назад.

— Едем! — крикнула она.

К парому мы примчались за десять минут до его отправления. Но нас пускать на борт не хотели и клялись, что билеты кончились. (Я не мог предположить, насколько хорошо здесь знают мою спутницу.) Людмила настаивала, я помалкивал. Ее усилия возымели. Капитан, к которому матросы подпустили, лишь получив с Людмилы взятку, взглянул с прищуром.

— Кто из вас босс? — спросил он.

Я был вправе ожидать, что Людмила вновь возьмет инициативу на себя, но она молчала. Делать нечего, я выпятил грудь.

— Хорошо, — сказал капитан, — в таком случае ответственность за все возможные накладки, издержки и последствия понесете лично вы.

Он знал, о чем говорил. Я же с удивлением подумал: какие накладки и издержки могут возникнуть, если перед ним стоят два взрослых, разумных, пока еще не слишком пьяных человека? И оплатил билеты в обе стороны. Паром взял курс на Сицилию.

На палубе Людмила, перевешиваясь через борт и балансируя, так что могла свалиться в воду, стала зачерпывать мороженое из моей вазочки и в результате уронила сливочный кусок мне на брюки. Потом, пытаясь посаженное пятно соскрести, принялась меня тискать и тянуть в трюм, где, она говорила, темно и нам никто не помешает, я отбивался, лик Вероники, чудилось мне, скорбно наблюдает за моим грехопадением. Устав преодолевать мое сопротивление, Людмила пошла в бар, опрокинула в себя стакан коньяка и приклеилась к молодому негру, торговавшему перочинными ножами. О чем-то покалякав на тарабарском смешении итальянского, английского и русского, парочка исчезла. Когда все сошли на берег, я Людмилы среди экскурсантов не обнаружил. Вернувшись на паром, я нашел ее и негра на свернутом кольцами швартовом канате. Людмила была недовольна, что я ее потревожил и в качестве компенсации за вмешательство в ее личную жизнь, требовала, чтоб негр ехал с нами в одном такси. Я резко воспротивился и объявил: в таком случае мы поедем туристическим автобусом. Или вообще никуда не двинемся. Людмила скривилась, негр сделал успокоительное движение и отстал от нас.

— Предупреждаю, — объявил в рупор капитан с палубы — через двенадцать часов мы отплываем назад, ждать никого не будем. Не забывайте, паром ходит раз в сутки…

Не хотелось находиться рядом с Людмилой. Но не мог же я бросить женщину. Я уже не помышлял о задании Маркофьева и выкупе, а лишь мечтал о благополучном возвращении на Мальту. Сжав зубы, я плелся за ней.

В городском содоме и чаду она сгинула — будто растворилась. Я возвращался в гавань один. Когда в назначенное время экскурсанты собрались возле парома, ее среди них не было. Пассажиры мне сочувствовали и говорили, что с Людмилой, наверно, что-то случилось.

Шофер автобуса развел руками и повторил, что ждать никого не стал. Я вскочил в такси. Носился по улицам и магазинчикам. Их здесь были сотни, тысячи, миллионы. Я не знал, куда именно несусь, но смутно чувствовал, что нахожусь на верном пути. В конце концов сама судьба привела меня в лавчонку, где на витрине были выставлены перочинные ножички. Я вошел внутрь. Вернее, ворвался. В магазинчике было пусто. Повинуясь безотчетному чувству, я двинулся вглубь, толкнул одну из дверей. На полу, под банановыми пальмами в горшках, на расстеленной циновке лежали Людмила и ее черный друг.

— Какого лешего! — закричал я. — Почему я должен за вас волноваться?

Людмила хрипло рассмеялась. Этот ее смех мне хорошо помнился еще со студенческой поры.

— Я никуда не собираюсь ехать, — сказала она.

Я выругался и выбежал из лавки.

Таксист, которого я остановил, поехал не в сторону моря, а в противоположную той, откуда я прибыл. Я выхватил у него карту и ткнул в точку, обозначавшую порт.

— О, кей, — согласился он и развернул машину.

Когда мы подкатили к причалу, паром стоял на месте. Но мне не хватало наличных, чтобы расплатиться с водителем. Капитан, члены команды и пассажиры категорически отказывались дать в долг. Шофер начал кричать. Я отдал ему кредитную карточку и велел принести ее — после того, как он снимет недостающую сумму. Он кивнул и уехал.

Выяснилось, однако, что я мог не торопиться. Капитан сказал:

— Звонил знакомый вашей подруги. Ну, этот негритос… Он ее сейчас доставит… Она хотела остаться с ним, но у него уже есть две семьи и семеро детей. Идите и встречайте ее, поскольку денег заплатить таксисту у нее нет.

С грехом пополам водитель, доставивший Людмилу, согласился принять в качестве оплаты мои старенькие часы. Паром при этом задержался с отплытием на пятьдесят минут. Пассажиры готовы были меня растерзать. (А на Людмилу поглядывали с понимающими сочувственными улыбочками). Капитан требовал немедленно погасить неустойку, связанную с нарушением графика движения.

— Ведь вы главный в вашей паре, — ехидно напомнил он мне.

Сумма, которую требовал этот пират, была непомерно велика. И меня, поскольку я отказывался платить, заключили под арест. Прибывший на вертолете вызволять меня из тюрьмы Овцехуев отсчитывал купюры и качал головой. Он сообщил, что водитель-ворюга снял с кредитки все до цента. Маркофьев, когда мы с ним увиделись, тоже был не в восторге.