Маркофьев, расплачиваясь, успокаивал меня:

— Мы друзья, какие счеты?

После этого стыдным стыдно становилось думать, что он тратит то, что мне должен. Что недоплатил на протяжении жизни и стырил буквально вчера. Нет, настолько мелочным, чтобы так думать, я пока еще не стал. (Хотя мысль нет-нет, да и возникала: "Грабитель!") Что ж, поделом, поделом мне было это терпеть, если за целую жизнь не снискал почитания, не накопил суммы, которая позволила бы претендовать на угодничество обслуживающего персонала.

— За все всегда платит слабый, — приговаривал Маркофьев, отсчитывая новенькие купюры. — Ох, бедный я бедный…

И по существу иллюстрировал свою же мысль: СЛАБЫЙ И БЕДНЫЙ ВЫЖИВАЕТ КАК МОЖЕТ, СИЛЬНЫЙ И БОГАТЫЙ ЖИВЕТ КАК СЧИТАЕТ НУЖНЫМ. Ходить за примерами далеко нет нужды. Стоит вспомнить всемирную историю — в самых общих чертах. Или посмотреть вокруг.

Контрольные вопросы. Бедный прав во всех случаях или только когда поднимает бунт и потрошит богатого? Кто главнее в ресторане — тот, кто дает чаевые, или тот, кто кичится своей честностью? Кто — бедный или присвоивший его труд богатый — на самом деле расплачивается за все на свете, в том числе и за ресторанные угощения? Кто из двоих прав: Маркс, давивший неимущим на эту больную мозоль, или — Маркофьев, стремившийся сгладить противоречия? К чему приводит то, что у одних есть все, а у других ничего?

Ответ. Ни к чему не приводит.

В подворотнях, при ограблении квартиры, угоне машины бедные отнимают у бедных, богатых эти мелкие инциденты не затрагивают.

И еще он говорил:

— Кому нужны друзья, если разобраться? Только нищим и слабым. Убогим и сирым. Потому что сильный и богатый сам справится со всеми трудностями. Откупится от неприятностей, приобретет то, чего ему недостает. У сильного связи возникают словно сами собой… …..Нищий и слабый, напротив, нуждается в помощи и поддержке, вот и обкладывается со всех сторон подпорками и соломкою. Друзьями.

Чем по преимуществу занят человек? Тем, что придумывает оправдания себе и своим поступкам. Или ищет утешения. "Делает себе удобно". Если ему это удается, то живет комфортно и припеваючи, если нет — начинаются проблемы с обществом и самим собой. Вам нужны проблемы?

Эта книга, в отличие от большинства аналогичных изданий, состоит не из умело скомпилированных чужих цитат, а из кровоточащих кусков личного, собственной жизнью оплаченного опыта.

Много ли вы встречали учебников, в которых столь щедро, как в данном пособии, делятся мыслями, саморазоблачаются и критикуют себя, раздаривают выводы, сеют разумное, прививают перспективное?

Цените такое доверительное отношение!

Контрольные вопросы.

Резюме. Из любого тупика есть лишь один выход — взять, на вооружение мудрость "Теории Глупости", книги, которую вы сейчас держите в руках!

Если вам нравится всю жизнь оставаться школьником — ходить по струночке, ездить в метро и ждать, пока освободится место, чтобы ненадолго на него опуститься, а потом снова вскочить, уступая его пенсионеру или беременной толстухе, если нравится носить тесные кургузые плащики и трястись со сложенными на коленях покорно руками на заднем сиденье автобуса, если, повторюсь, вам нравится до седых волос, до лысины оставаться подневольным учеником хитроумных и лукавых учителей и самое большее, что у вас есть в жизни — это сознание, что вы не нарушили дисциплину и за поведение вам поставят "пять" — тогда не читайте, отложите в сторону эту книгу. Отдайте ее другим. А вас мне жаль. От души жаль…

За что я должен был на своих новых знакомцев дуться? С какой стати? Я вот именно должен был растаять от их великодушия! Тем более, самому мне нечем было кичиться или гордиться. С чего мне было кобениться и задирать нос? Чего я в жизни достиг и чем сумел себя зарекомендовать? Почему имел право говорить, что прав я, а не другие?

По случаю моего состоявшегося примирения с Моржуевым, Овцехуевым и Мариной был устроен грандиозный кутеж, настоящая оргия — под кустами бугенвиля, на газоне, сплошь уставленном снедью и бутылками. Маркофьев ел фрукты и овощи и любимое рагу из зайца, детектив Марина налегал на маринованных октопусов, Овцехуев отдавал предпочтение глухарям в вине, Моржуев кушал финики, я мучался, что не могу порадовать деликатесами Веронику и дочку. Чем только портил себе аппетит.

Когда я поделился своими терзаниями с Маркофьевым, он в сердцах пробормотал:

— Ну и зануда! Представляю, как ты надоел своей жене!

И прибавил:

— Ты — классический тип самоистязателя! Вместо того, чтобы получить радость: там — от общения с Вероникой, здесь — от роскошной трапезы, ты там хандрил из-за отсутствия денег, здесь — из-за отсутствия бабы… Ты всегда найдешь из-за чего хандрить!

Попутное замечание. Кусок не полезет в горло, если представить, сколько на него сыщется претендентов даже среди близких окружающих, не говоря уж о целом свете!

После каждой выпитой рюмки или бокала вина сердце начинало трепетать в груди бойчее: оно радовалось появлению в организме молодецкой влаги, заставлявшей кровь бежать по жилам стремительнее.

К концу гулянки я воспарил. Покаялся и сказал:

— И вы простите меня. За то, что говорил о покойном хорошо. А вас терзал придирками и напраслиной.

В финале прощеного банкета Маркофьев растроганно произнес:

— Вот и правильно! Очень мудро с твоей стороны.

Журавли летят клином… Стада перемещаются, растекаясь по пространствам, но принимая в момент перехода с пастбища на пастбище клинообразную, с заострением в авангарде, форму. У людей та же фигура: впереди вожак, за ним тянутся сподручные и сподвижники, потом валят прочие кормящиеся в этом ареале особи… Так, клином, и вколачиваются в жизнь…

Мы сплотились вокруг нашего вожака!

Прощеное гуляние завершилось походом на морской берег, в хижину к маркофьевским знакомым рыбакам. Они накрыли стол, угостили нас домашним красным вином и ветчиной, а потом стали наливать еще и белое, принесли только что выловленную и зажаренную на вертеле рыбу. Притащили вареного козленка, заливного поросенка, мелко порубленных осьминогов… Я сам себе напоминал маркофьевскую мурену. Глотал и глотал — и не мог остановиться. Но являлись все новые и новые яства. Возникали новые графины. Наши желудки вспухали, переваливались за брючные ремни, переполнялись, как водохранилища в паводок.

Маркофьев, опрокидывал в себя стакан за стаканом — да еще добавлял виски, водку, кампари с соком, джин, текилу и ром. А также просил смешать коктейль "Блуди Мэри". Приговаривал, если я пытался его удержать:

— Не учи ученого! Попей с мое, сынок! И блуди, блуди…

Он говорил:

— Но я стал пить меньше, значительно меньше, чем раньше. Разве ты сам не видишь? Я трезво сознаю: что толку выпить литр или два? Что от этого изменится? В моей жизни и вокруг? Ну, сердце начнет колотиться чаще. Ну, подскочит давление. И все.

Подумав, он прибавлял:

— А с другой стороны, пить надо больше. НАДО ПИТЬ! ИНАЧЕ, при моем-то здоровье, вообще НЕ ПОМРЕШЬ!

И, приложив к губам на манер пионерского горна, литровую бутылку граппы, дул из нее, пока не опорожнил до дна.

Рыбакам (и нам попутно) он дал научное разъяснение:

— Есть нации, которые в силу биохимического состава крови невосприимчивы к алкоголю. А есть, которые, опять-таки в силу генетических причин, предрасположены. Римляне пили-пили на оргиях — не спились. А народы Севера и американские индейцы оказались слабаками… Скажу больше: питие есть причина и предвестие вырождения целых цивилизаций…

И еще он сказал:

— У каждой страны есть национальная особенность. Во Франции это — вино. В Германии — пиво и сосиски. У вас, в Италии, макароны. Что же есть у нас, в России? Это водка!